Сказания Эвенора 1-2. Принцесса из борделя и Чаровница из Беккена
Шрифт:
Вот так номер! Вот так хитрюга Кардамон! Распаляясь от гнева на расчетливую хозяйку борделя я отправилась наливать чай, а у самой теперь ложка с травами в заварник не попадала. Я плюнула, выругалась и насыпала прямо так, из банки. Все равно просыпала половину.
Остановилась и выдохнула. Во-первых, кто бы мог подумать, что моим сестричкам так не нравится то, чем они занимаются. Во-вторых решила, что данная мысль достойна озвучания.
— Кто бы мог подумать, что вам так не нравится ваше занятие!
Мои сестры переглянулись и посмотрели на меня, как на сумасшедшую.
— Так что же здесь может нравиться? — Вытирая слезы и сопли о мой фартук, лежавший в этот момент на столе, осведомилась Амариллис. — Это по началу думаешь о красивых нарядах, вкусных яствах, внимании мужчин и вообще праздной жизни, мол, опять же образование хорошее. А потом сталкиваешься с настоящей правдой! Ну вот и зачем мне эти мои шесть языков, если гостей интересует только один! И куда я его только не засовывала за свою короткую жизнь. Вот, у нашего короля Жоржетта, например, очень специфическое представление о прелюдиях. Он любит, чтобы ему вылизывали его маленькую сморщенную дырочку и, желательно, проникая туда языком. Я, вероятно, единственный человек в стране, который может честно сказать себе и окружающим, что лижет жопу королю. Мало кто в наше время может в таком признаться.
— Да-да, — подхватила ее исповедь Валериана, — А меня вообще все время выбирают для себя какие-то извращенцы, уж не знаю, чем я им так нравлюсь. Есть у меня один постоянный гость, мне все время хочется провалиться сквозь землю, когда он приходит — Балазар Анрай, одержимый. Ты бы видела во что он превращается, когда его охватывает желание! У этого… — Она аж потерялась в поисках подходящего эпитета, — существа не один, а два мужских органа. Причем, чтобы удовлетвориться, ему нужно использовать их одновременно. По обыкновению он любит брать меня с двух сторон, входя одним своим фаллосом в мое лоно, а другим промеж ягодиц и ему непременно хочется, чтобы я достигала удовольствия вместе с ним. Только ему даже нравится, когда так не выходит, потому что он делает это со мной снова и снова, пока не добьется нужного результата.
Я поникла… да… а я ведь никогда и не задумывалась о том, что приходилось терпеть моим красивым сестрам. Какая же я была замкнутая на себе эгоистка.
— Я хочу детей и мужа, чтобы любил как все нормальные любят, а не гадости всякие. Свой дом, пусть бы и маленький, собаку завести наконец. — Амариллис всхлипнула и чуть снова не разрыдалась, но я вовремя подставила ей под нос чай.
— Мы тебе даже завидовали. — Призналась Валериана. — Наша красота — это то же уродство, только в худшем для нас смысле. Она для других красота, а для нас несчастье. Вот ты жила как хотела, и никто тебя против воли ничего делать не заставлял, а мы мучились и поэтому тебя дразнили, а вовсе не потому, что не любим.
Я молчала, но внутри у меня бушевали эмоции. Я злилась на себя, за свою недальновидность и ослепленность собственным горем, мне хотелось разрыдаться и обнять сестер, сказать им что все былое прощено, и я их на самом деле люблю. Хотелось пойти и набить морду мадам Кардамон, которая так умело пользовалась нами и нашим наследством, вовремя подсуетившись возле нашей больной матери. Но все это было пустое.
Прошлое было лучше оставить в прошлом и начать действовать в настоящем. Строить новое и не допускать былых ошибок.
— Да, все правда. Я хочу выкупить вас у мадам и обеспечить нам новую жизнь!
Глава 7. Последствия тяжелых решений
— Я хочу выкупить своих сестер, но у меня есть и другие условия.
В этот раз мадам Кардамон заседала в кабинете на первом этаже, а не в своей спальне. Вокруг нее были разложены счетоводческие книги, какие-то письма и писчие принадлежности. Услышав мою реплику, выпаленную без каких-либо предисловий, она отложила свое пенсне, которое помогало изучать записи и, сложив холеные ручки на столе, деловито сказала:
— Слушаю.
— За две эти ночи нам заплатят пятьдесят пять тысяч делариев. Вы отпускаете моих сестер и меня, без каких-либо дополнительных платежей. А также отдаете нам от той суммы пятнадцать тысяч. Все.
Глаза мадам загорелись, но не совсем ясно было что стало топливом — предчувствие выгоды или гнев на мои немалые запросы.
— Пятнадцать тысяч делариев — это баснословная сумма. — Аккуратно заметила она. — Что же ты будешь с ней делать?
Я ответила, не раздумывая и не юля:
— Поделю поровну, каждой хватит на дом и на жизнь, ну или на приданное для хорошего замужества. — Я же не дура, я понимаю, что после стольких лет взаимного унижения вместе мы жить не сможем. Куда как лучше знать, что я сделала все возможное для счастья сестер, а свою жизнь дальше они уже запоганили сами. Если запоганят, конечно.
— Нет. У тебя слишком большие запросы. — Сказала мадам и вернулась к изучению документов.
Так, отлично, мы уже начали торг.
— Не большие, а справедливые. Без меня вы вообще ни делания из этих денег не получите. Или так или никак, я решение не изменю.
— Нет, о такой большой сумме не может быть и речи. Иди отсюда, сделай что-нибудь полезное.
Принимая правила игры, я пошла вон из кабинета, самым поспешным образом.
— Стой! — Окликнула она меня, когда я уже одной ногой шагнула за порог. — Ну, хорошо. Но больше ты никаких условий не предъявляешь, поняла! А теперь ступай… но не на кухню. Теперь ты еще один мой цветочек, пусть и ненадолго. Нужно подготовить тебя, все же за немалые деньги будем ночи продавать.
Я довольно улыбнулась и все же перешагнула порог.
— Стой! — Окликнула она меня снова. — И что же, тебе совершенно не интересно, кто готов такие деньги за тебя заплатить?
Я честно думала об этом, но послушав истории сестер решила, что лучше не знать. В конце концов, это всего две ночи — не самая страшная цена за свободу и безбедную жизнь.
— Нет, пусть будет что будет. — Сказала я и покинула кабинет.
— Ну ладно. — Задумчиво прошептала себе под нос мадам Кардамон.
Мне всегда хотелось попробовать на вкус жизнь жрицы любви. Не встать в кои то веки с петухами, не замараться от макушки до пят, выполняя тяжелую работу по дому, поесть не объедки с чужих столов, нарядиться в красивое платье и сделать себе макияж. Правда последнее, пожалуй, не доставило бы мне удовольствие, поскольку я была крива и горбата и любые вещи и косметика делали меня не лучше, чем я есть на самом деле.