Сказания Эвенора 1-2. Принцесса из борделя и Чаровница из Беккена
Шрифт:
Я стояла на том же месте, меня ощутимо потряхивало и все еще тошнило, но что-то изменилось.
Во-первых лицо мадам Кардамон, она смотрела на меня расширившимися от ужаса глазами и не отнимала рук от лица, видимо, чтобы не закричать.
"Ну, отлично — подумала я, — стала еще страшнее, чем была. Что же теперь? Щупальца из ушей и искры из глаз?"
Но обернувшись к зеркалу я едва подавила желание поздороваться.
Передо мной стояла совершенная, обворожительная, блистательная… копия портрета моей матери из гостиной. Но еще более прекрасная, при детальном рассмотрении. Не веря в происходящее,
Бесстыдно скинув полотенце и совершенно больше не стесняясь Амаранта, который как открыл рот после моего превращения, так и не закрывал его более, я подлетела к зеркалу и начала подставлять ему плоский животик, плавные изгибы тела, стройные ножки с волнующими ступнями… я вся была такая волнующая и чувственная, хрупкая, словно, как его там, первый снег!
В этот момент мне стало плохо — сильно закружилась голова и на миг показалось, что это заканчивается действие чар… они выветрились, слишком долго пролежав в сейфе мадам! И мне вдруг стало так грустно и обидно, словно мир наконец присвоил мне главный приз в чемпионате униженных и оскорбленных, но внезапно передумал, отдав его ишмирскому попрошайке с Кривого проулка.
Но то было лишь чрезмерное волнение чувств, свойственное нам, прекрасным особам.
Придя в себя очень быстро, я запрыгала выше кузнечика, впрыгивая в подготовленные наряды, разрешая себя напомадить, причесать и надушить…
И вот, спустя не время, а краткий миг, я была полностью готова и под не прекращавшиеся с момента моего перевоплощения возгласы восхищения со стороны мадам Кардамон и Амаранта, который кажется забыл, что он вообще-то по мужчинам, направилась в гостиную, где ожидали нас дорогие гости.
И вдруг вспомнила, что какая бы я сейчас не была красивая — это все-таки я.
Глава 3. Разрываю канаты в клочья
Да, это все-таки была я — страшная горбунья из борделя "Лиловая Роза", Лобуэлия, которая в жизни не общалась с почтенными господами на равных! А что, если я что-то скажу не так? А что, если говорю слишком просто? Что, если в конце-то концов, чары из амулета действительно выветрились и стоит прекрасному королю на секунду отвлечься на осыпание поцелуями моих нежных ключиц, как я снова стану той, кем являюсь… да я же так могу всю Розамундию наследников лишить! У какого мужчины желание хоть раз еще появится после такого…
Свои тревоги я тут же высказала мадам Кардамон, на что получила заверения о том, что все это под ее ответственность и мне нужно просто расслабиться, а то не удастся даже в таком виде понравиться королю. Я обещала постараться.
— Вот и славно. — Сказала женщина и повела меня вовсе не в гостиную, а в опочивальню "Полной луны и вдохновленных звезд". Так мы называли самую красивую комнату в доме — она располагалась на третьем этаже и над кроватью имела стеклянный свод, через который можно было видеть бескрайнее и глубокое мильское небо.
Там было чудо как хорошо по ночам! Только не в дождь… в плохую погоду с мансардных окон дико капало из-за чего мадам посылала меня туда отодвигать к стене дорогущую кровать королевского размера и бегать с ведрами, чтобы не залило нижние этажи.
— Жди здесь и ничего не бойся! — сказала она и оставила меня в полном одиночестве. Что же я сделала, оставшись одной? Разумеется, побежала к зеркалу! Ну, а вы бы что сделали, если бы из страхолюдины в мгновение ока превратились в прекрасную нимфу?
Я была все еще хороша и даже лучше, благодаря умелым рукам мадам Кардамон. Мои волосы были уложены в свободную прическу со слегка убранными назад передними локонами, их фиксировала чудесная серебряная диадема с розовым жемчугом, оттенявшим мой естественный румянец. Макияжа на мне практически не было, мне лишь слегка подвели глаза темным перламутром и увлажнили губы. Одета я была в платье, которое сама когда-то сшила для консумации Амариллис. Помнится, девственность ее тогда ушла почти за тысячу золотых динариев. Больше в свое время заплатили только нашей матери.
Вдруг, мне стало противно от того, что в этом же самом платье, легком, воздушном, облегающем по корсету до талии и затем ниспадающем прозрачной, точно золотистое облако тканью, когда-то лишилась девственности моя вредная старшая сестра. Будто я, в самом деле, не достойна иметь свой собственный судьбоносный наряд.
Я пнула подол изящной ножкой, отчего она проскользнула в соблазнительный вырез, что шел до самой талии. Начала смеяться. Вот оно, значит как, стоило дурнушке на пять минут стать красавицей и она уже носик ведет. Видимо, капризность — непременный спутник неземной красоты.
Что особенно понравилось — мой собственный смех. Такой чистый, приятный, словно маленькие колокольчики звенят в саду, не то что был у меня раньше! Я еще раз улыбнулась своему отражению обворожительной юной улыбкой и закружилась перед зеркалом, с удовольствием наблюдая, как невесомая, деликатно искрящаяся ткань обхватывает мои бедра, голени, соблазнительно открывает то, что под подолом этой юбки прикрепленной к нежно-молочному шелковому корсету ничего нет.
Я вскрикнула от неожиданности, когда поняла, что не одна наслаждаюсь своей внешностью. Наблюдатель протянул ко мне руки ладонями вперед, демонстрируя что бояться совершенно нечего. На лице короля Георга Третьего застыла восхищенная улыбка. Его зеленые глаза блестели, — да, зеленые, к сожалению, не серые, — и отражали крайнюю степень заинтересованности в увиденном.
— Вы так прекрасны, госпожа… прошу вас, скажите мне свое имя!
"О, я уже и госпожа" — поразилась я и попыталась взять себя в руки. Мадам советовала вести себя застенчиво, как чистая и непорочная девушка, ну что ж, это было не так сложно, как могло показаться. Я смущенно улыбнулась и, словно маленький волшебный зверек, кинулась к кровати, чтобы спрятаться за балдахином и уже оттуда сказать ему:
— Лобелия, господин мой. — Ах, до чего же нежно и приятно теперь звучал мой голосок. Таким уже не пошлешь молочника демонов пасти, за то что опять молока не долил или масло прогорклое принес.