Сказано – сделано
Шрифт:
А разбудил меня звонок Кири. От следователя, ведущего дело Иннокентия, он узнал о том, что мой клиент находится сейчас в коме.
От обиды и злости я прокусила губу. Почувствовав вкус крови во рту, я поклялась самой себе, что обязательно найду того ублюдка, который вытворял все эти безобразия. Уж теперь-то вытрясу из Веры все, что она знает. А найти ее будет нетрудно: вчера, уйдя из бара, я прогревала машину и видела, как она, выйдя вслед за мной со своим черноволосым приятелем, садилась в «Жигули» темно-синего цвета. Конечно, номер я запомнила, поэтому
Остановившись перед светофором, я решила позвонить Кире и еще раз в подробностях выслушать его рассказ.
— Володя, прости, это снова я. Мне так и не верится, что Сомов умирает. Неужели я напрасно гоняла по всему городу, как сумасшедшая, выясняя, кто его подставил?
Загорелся зеленый, и я снова поехала. Хорошо, что происходило все это в шесть часов утра и не было еще никаких пробок и лишних машин, путающихся под колесами моей тачки как раз тогда, когда особенно некогда. Дорога открывалась впереди целиком «моя», поэтому я ехала как настоящая королева.
— Что с ним сделали?
— Первое впечатление — отравление. Сейчас берут анализы, выясняют яд.
— Да неважно, каким ядом его травили, главное, кто это сделал? Ему что, передачку давали?
— Не знаю, Танюша, я ведь не веду это дело. Просто решил тебя оповестить, раз уж ты интересовалась судьбой этого Сомова.
— Может быть, охранника подкупили? — приставала я с вопросами, прекрасно понимая, что Кирьянов знает ненамного больше меня самой.
— И эта версия будет проверяться. Сама знаешь, эта — в первую очередь.
— Володя, скажи честно, у него есть шанс остаться в живых?
— Врачи говорят, что он уже покойник. Дело в нескольких часах, а может быть, и в минутах.
— Спасибо, Володя, ты меня снова выручил. За мной хороший коньячок.
Приехав в больницу, я подняла на ноги всех охранников, санитарок и дежурных сестер. Моя палочка-выручалочка — удостоверение в красных корочках со страшным словом «прокуратура» снова произвела очень сильное впечатление на всех, кому я его совала под нос.
В коридоре на меня набросилась и чуть не утопила в своих слезах сестра Сомова, подружка моя Ирина. Но я обошлась с ней сурово, потому что вспомнила ее слова, которые она произнесла по телефону несколько дней назад. Мне почему-то не хотелось прощать ей того, что она не верила родному брату и считала его убийцей.
— Ира, мне очень жаль, но не висни на мне, пожалуйста. Мне нужно на него посмотреть.
Когда я дошла до палаты, моя уверенность в себе куда-то улетучилась. Дело в том, что больше всего на свете боюсь — всегда боялась! — больниц, этих жутких белых потолков, холодных серых стен и занавесок с уродливыми узорами, а кое-где и с дырками прямо посередине полотна.
Сомов находился в реанимации. Меня туда не пропустили даже с моим волшебным удостоверением. Я просунула было в дверь свой любопытный нос, но увидеть Иннокентия так и не удалось. Увидела только его голые ступни, торчащие из-под простыни. Он был таким огромным, что не помещался на больничной кровати. Вокруг него стояло человек пять врачей.
Ко мне тут же кинулась медсестра и принялась выдворять отсюда в коридор.
— Вы что, не понимаете? — вспылила я, хотя знала, что она все равно будет подчиняться не мне, а своему начальству. — Я веду его дело, и мне нужно быть в курсе событий, которые с ним происходят.
— Все понимаю, но не положено, — отрезала зловредная медичка.
— Хорошо, я уйду, но скажите — какой диагноз?
— Его отравили. Мы сделали все возможное. Может быть, выкарабкается.
— Да? А мне сказали, что нет никакой надежды.
— Этого никто не может знать. Я и не такое видела, и ничего — пациенты выживали. И с перерезанным горлом, и с простреленной головой. Уж как у человека на роду написано…
Я уныло побрела к выходу. Снова подскочила Ирина и взахлеб начала рассказывать, что она сделала для спасения брата.
— Я сказала, что у него много денег. Мы заплатим за все лекарства. Пусть применяют самые дорогие.
— Думаю, что все возможное в данной ситуации медики уже сделали, — подытожила я. — Теперь остается только ждать.
Решив больше не наглеть и не напрягать Володю Кирьянова своими просьбами, я захотела лично полюбопытствовать, кто из охранников дежурил ночью в следственном изоляторе, где находился Сомов. Нужно было выяснить, с кем Сомов общался и кто передавал ему какие-нибудь продукты.
Я выскочила из больницы и рванула в СИЗО. Найти общий язык с дежурным оказалось проще, чем я предполагала.
— Вы не могли бы уделить несколько минуточек? Я раньше работала в прокуратуре, — очаровательно улыбнувшись и растопив сердце молоденького дежурного, корпевшего над какой-то очередной бумажкой, сообщила я. — Сегодня мне стало известно, что мой знакомый умирает. Он сидел у вас. Вы не могли бы мне сказать, с кем он общался накануне отравления.
Дежурный явно не понимал, о чем я, собственно, говорю. Какой-то знакомый, отравление…
— Как фамилия?
— Моя?
— Нет, того, который отравился.
— Сомов.
— А-а, мне еще не успели рассказать подробности. Я видел только, как его на «Скорой» увозили.
— Да-да, это он.
Мы еще немного поболтали, но на мой вопрос дежурный так и не ответил. Как правило, интересующая меня информация не сообщается посторонним людям.
— Войнич, подойди к полковнику! — крикнули моему дежурному из внутреннего помещения.
Парень запер входную дверь на замок, но меня не попросил удалиться. Я уже успела втереться в его доверие.
— Подождите минуточку, — попросил меня горе-лейтенант, покраснев, и помчался к полковнику.
Вокруг никого не было. Кругом висели замки, но что мне до них, если передо мной лежали нужные мне документы. Я открыла журнал, нашла вчерашнее число, провела пальцем по графе и сразу же захлопнула длинный толстый талмуд.
Все было понятно. Сомов не просто поел что-нибудь несвежее. Его отравили. Причем, скорее всего каким-нибудь сильным ядом.