Сказано – сделано
Шрифт:
— Кто?
— Что ты на меня уставилась? — Вере явно хотелось мне нагрубить. — Если бы ты не лезла, может быть, все было бы по-другому.
— Что «все»? Вера, я хочу помочь твоему мужу и вашей семье. Не ври мне, говори правду, и тогда все будет нормально.
— Ничего я тебе не скажу. Тогда не сказала и сейчас тоже не скажу!
Вера закрыла лицо ладонями и заплакала. Ее короткие волосы были взъерошены, платье помято, и вообще на нее было не очень приятно смотреть. Хотелось, чтобы она немедленно перестала реветь и заговорила наконец членораздельно, выложив всю правду
— Сделай так, чтобы за ним вели круглосуточное наблюдение. Только в этом случае он останется жив.
— Он в тюрьме, за ним и так ведется круглосуточное наблюдение.
— Нет, это должен делать только тот, кому ты доверяешь на сто процентов. Я хорошо заплачу. Я не хочу, чтобы он умер.
Вера снова заплакала, причитая, какой хороший у нее, оказывается, муж. Как будто раньше она этого не замечала. Вероятно, тот, на кого она его променяла, очень уж ей насолил, поэтому муж стал казаться самым лучшим мужчиной на земле. И кто же в таком случае любовник Веры? Ясно только одно — она в нем сильно разочаровалась.
Пока Вера боролась со своими не желавшими останавливаться слезами, пока она отчаянно вытирала нос и старалась преодолеть слабость, которая все-таки появилась под влиянием выпитого спиртного, я мысленно перебирала в памяти лица мужчин, один из которых мог бы быть ее любовником. И одновременно формулировала «наводящий» вопрос: кто так сильно разочаровал Веру, если она увидела все достоинства своего мужа?
Как только я дошла до слова «разочаровал», перед моим мысленным взором сразу же всплыли безупречная физиономия и румяные щеки Заревича. Теперь-то я знаю, насколько сильно приятная внешность этого человека разнится с его внутренней сутью. Под личиной интеллигентного красавца скрывается злобная душа человека, способного на все ради достижения своей цели. И еще я теперь знаю, что он готов даже убить того, кто посмеет встать на его пути.
И я спросила у Веры, решив проверить ее реакцию на мой вопрос:
— Твоего мужа может убить Заревич?
Услышав эту фамилию, Вера вздрогнула. Она достала бумажную салфетку, снова вытерла слезы и заявила:
— Он очень опасный человек. Но он чист, ты ничего против него не сделаешь.
— Над ним еще кто-то стоит?
— Да, вот именно — кто-то стоит. Только об этом лучше не говорить.
Вера окончательно пришла в себя. Но мне так и не удалось выяснить, от кого же исходит опасность. Однако Вера продолжала настаивать:
— Его будут охранять круглые сутки? Может быть, в тюрьме есть какие-то платные услуги?
Да-а! Похоже, она окончательно отчаялась и готова все сделать ради спасения мужа.
— Нет, там нет никаких платных услуг. Это не Запад. — Я помолчала, а потом все-таки решилась спросить: — Вера, скажи честно, твоя забота о Сомове — искупление грехов перед ним?
— И это тоже. Но не думай, что погибнуть может только Иннокентий. Меня тоже могут убить в любую минуту. — Она вздохнула тяжело и добавила: — Тебя тоже, кстати.
— Это мне и так известно. Только не достанут, руки коротки.
Меня начинало бесить упрямство этой красивой женщины. Почему бы ей просто не выложить начистоту, кто, в конце концов, угрожает и ей, и ее мужу, и даже мне? Но, учитывая состояние Веры, я сдержалась и предложила отвезти ее домой.
— Куда? Нет у меня дома. Опечатали квартиру «до появления жены». А я и не собираюсь появляться!
— А чего же сидишь здесь? Вдруг тебя увидят?
— Пусть. Я на судьбу рассчитываю. Инку бог не уберег, а меня убережет, — насупив брови, грозно сказала Вера. — Потому что я в это верю! А она, дура, ни во что не верила, только хвостом крутила.
Хм, оказывается, Сомова — набожная женщина. Неужели я ошибалась на ее счет? Может, она невиновна в том, что ее муж ест тюремную баланду?
— Но ведь ты где-то жила все это время?
— Да, вон у того, черноволосого, — кивнула Вера в сторону одного из мужчин своей компании. — Ты обо мне не беспокойся. Лучше помоги Иннокентию…
С этими словами Вера медленно поднялась и направилась к своему «опекуну». Да, женщине, особенно очень красивой, все-таки проще устроиться в жизни, чем такому простаку, как Сомов.
Я не стала уговаривать Веру изменить свое решение и вышла из бара.
Прогрев немного мотор, я поехала домой. Но только не в тот дом, в подъезде которого меня чуть не угробил Сергей, а на свою вторую квартиру, полученную в наследство от доброй бабушки. О ней предпочитаю знать только я одна. Конспирация — залог успеха в моих рискованных делах, поэтому я никогда ей не изменяю.
В моем втором доме было ужасно пыльно, потому что я давненько здесь не появлялась. Но сейчас это нисколько меня не тревожило. Какое мне дело до слоя пыли? Зато здесь спокойно. Никто меня здесь не найдет. А сегодня я настолько устала, что уснула бы даже на полу. Но, к счастью, таких жертв от меня не требовалось. Ведь можно было просто откинуть плед и улечься на стареньком диване под толстое одеяло.
Я уснула сразу же, не успев даже осознать, что нахожусь в самом настоящем раю. Пожалела только о своих гадательных «косточках», оставшихся в другой квартире. Утром они бы мне пригодились, потому что не люблю заниматься делами, не узнав, что предначертано судьбой. Но ехать за магическими двенадцатигранниками, дорогими моими помощниками, было опасно. Ведь случись новое нападение, я могу оказаться не такой сильной и ловкой, как в прошлый раз. Да и противник запросто способен изменить стратегию. Например, нанять профессионального убийцу, способного покончить со мной, произведя один-единственный выстрел.
…Поспать мне удалось недолго.
Собственно говоря, то, что я уже проснулась, до меня дошло только в машине, когда увидела стрелку, показывавшую: бензин на нуле. С горем пополам, можно сказать — на молитвах, я дотянула до ближайшей заправки, заполнила бак и покатила в областную больницу, в которой находился сейчас Сомов. Я неслась почти так же, как поется в детской песенке: «сквозь бурю и ветер», вот только не к «единственной маме на свете», а к своему клиенту.
Итак, Вера оказалась права. Ее вчерашние слова не были бредом пьяной и вздорной женщины. На Сомова покушались.