Сказатели
Шрифт:
– Зря не веришь. У нас есть способы заставить говорить даже немого.
Полковник взял со стола диск, вставил его в привод компьютера, запустил. Олега развернули лицом к экрану. От увиденного перехватило дыхание.
Бледное личико с дорожками от слёз на щеках. Обессмыслившийся взгляд больших и неподвижных, как у куклы, глаз. Ни страха, ни искорки жизни. Ремни, фиксирующие к подлокотникам кресла тоненькие руки у локтей и запястий. Покрытые синяками и ссадинами маленькие ступни, не достающие до пола. Тихий,
– Он сказывал сказки. От сказок тепло и тянет вверх. Улыбался - и улыбались мы. Не страшно. Картинки яркие. Их можно рисовать в голове - никто не видит, не узнает, не отнимет, не накажет. А с ними хорошо... Он хороший. Лучше всех. Он никогда не делает больно и плохо. Всегда рядом - и становится хорошо. Он приносит сказку - и страх уходит... Я не боюсь. Придёт Олег. Он сказатель.
Олег понял, что плачет.
За неимением карцера Олега заперли в одном из пустующих боксов. До выяснения обстоятельств и принятия окончательного решения - как сказал ему приносящий еду солдатик. Дни тянулись один за другим, ничего не происходило. Только сны. В них его звали дети. И Иза - тянула за руки. "Скажи... скажи..."
Присутствие Изы он чувствовал почти постоянно. Как ноющую боль, как неудержимое желание бежать, полагаясь лишь на интуицию, как гнетущую тоску. Знал точно - зовёт, просит. Говорил вслух в пустой надежде, что его уникальная девочка услышит сквозь стены и расстояние. Говорил, что всё хорошо, что она сама - сказатель хоть куда... Скажет, пожелает - и всё исполнится. Иза, только пожелай крепко-крепко, слышишь...
Потом сны пропали. Резко.
К вечеру ему сказали, что детей больше нет. Врёте вы всё, вымученно усмехнулся он, Иза здесь. Он её всё ещё чувствовал.
Ночью в городе выли сирены, не смолкая до утра.
А утром пожаловало само руководство.
– Тебе повезло, парень. Эвакуация. В столице доигрались с одним из наших образцов - из тех, кого они якобы к психиатрам забрали. Пожар на АЭС за городом, локализовать не удаётся. У тебя шанс исчезнуть. Ты молодой парень, начнёшь всё с начала - если повезёт убраться отсюда. Протоколы допросов я потерял, расследования по срыву проекта не будет.
– Господин полковник!
Руководство остановилось в дверях.
– Что ещё?
– Их... всех?
Полковник выглянул в коридор, убедился, что с Олегом он один на один. И только потом ответил:
– Иза пропала. Из-за тебя. Хотя разницы нет никакой: реактор рванёт - и её не станет.
– Как пропала? В каком смысле?
– В прямом. Дверь в стене. А за дверью - поле ромашек. Ромашковое поле за порогом - и на уровне седьмого этажа. Представляешь себе такое? Туда никто не сунулся. Всё, хватит вопросов. Беги, если есть куда. Теперь уже всё равно.
Полковник молча вложил ему в руку пистолет - тот самый, что у Олега изъяли первым делом после того, как арестовали.
Олег прошёл по опустевшему зданию. Никого. Все уже эвакуированы, что ж полковник-то - в числе последних?.. Постоял у окна возле детских спален и вернулся в свою комнату. Плюхнулся на кровать. В голове было пусто и гулко.
Отлично. Горит АЭС. Если объявлена эвакуация города - там безнадёга. Полная. Чернобыль всё ещё помнили многие. А тут будет посерьёзнее Чернобыля. Ядерный взрыв. В радиусе нескольких десятков километров не останется ничего живого. А тех, кто успеет сбежать, достанет радиация. Сколько времени проживёт человек, получив огромную дозу облучения? Немного. Явно немного. И уходить на тот свет от острой лучевой болезни - препогано.
Эвакуация по сути своей бесполезна. Стоит ли рыпаться? Безусловно. Только для себя он не находил веской причины бежать, очертя голову.
Включил радио. Послушал новости. По прогнозам, пламя доберётся до реактора часов через шесть - или меньше. Сколько это - "меньше"? Пять, час, минута? Посидел, полистал бумаги с рабочего стола. Дневники, доклады, бланки анализов, ленты кардиограмм - вперемешку с детскими книжками. Основательно искали, да...
"Скажи..."
Он замер, держа в руках книжку. А ведь Иза где-то здесь. Уже здесь или вернётся. Обязательно вернётся - ведь некуда ей больше идти. И он здесь. Он её дождётся.
Олег переоделся, пристроил в боковой карман куртки пистолет с полной обоймой, сунул в карман служебное удостоверение и пошёл бродить по безлюдным коридорам.
...- И жили они долго и счастливо.
Водитель чуть сбросил скорость, обернулся.
– А ты сказочник. Может, еще и волшебник к тому же? Сотвори-ка чудо. Ведь не сможешь. Что толку от твоих сказок?
– он выругался в полголоса, сплюнул в окно.
– Сдохнем все.
– Витя, хватит!
– умоляюще вскрикнула женщина.
– А что хватит-то?
– В самом деле, мужик, успокойся, - сурово сказал Олег.
– Не нагнетай. Не пугай ребёнка.
Иза погладила его по щеке. От прикосновения маленькой тёплой ладони захотелось закрыть глаза и перестать думать. Чувствовать эту ладошку вечно...
– Олег, скажи...
– Что, моя хорошая?
– Почему будет больно?
– Не будет. Всё хорошо. Не думай об этом.
– Думай, не думай, а сгорит здесь все, - снова влез водитель.
– Ядерный реактор - это не детская хлопушка. Огонь все пожрет, ничего не оставит. Да, и жить здесь нельзя будет лет сто. Вот она - правда жизни, не сказка.
Девочка задумалась.
– Есть огонь - будет больно. Не станет огня - не будет больно... Я только должна крепко-крепко захотеть...
Кошка с воплем сорвалась с её колен и нырнула в щель между коробками.