Скажи что-нибудь хорошее

Огородникова Татьяна Андреевна

«Живописный» человеку городскому мог показаться немного старорежимным, но на самом деле эта видимость создавалась за счет высоких требований к стандартам проживания. Во всяком случае, внешнее соблюдение «кодекса чести» в поселке было налицо. Чужаки не приживались в нем, очевидно, потому, что не могли социализироваться среди благородного населения «Живописного» и отваливались, как плохо привитая к чужому дереву культура. Даже семейные пары в живописном, как правило, складывались из своих. Но уж если кому-то удавалось прописаться в этом странном обществе, народ принимал нового соседа со всей щедростью и открытостью великодушных, образованных и воспитанных несколькими поколениями интеллигенции людей.

Кроме прекрасной природы, воздуха, ландшафта и монастыря у жителей «Живописного» было еще одно неоценимое преимущество: так как

заселение земель в этом районе происходило стихийно, каждый выбирал свой участок в том месте, в каком хотел. Основателями поселка были люди именитые и со связями, поэтому никто особо не вмешивался в количество соток, архитектуру и вообще жизнь «живописцев». Легкий шепоток возмущения пробежал среди «живописцев», когда стало известно, что кто-то из чужаков купил полуразвалившееся здание бывшего сельсовета. Как водится, недели через две обсуждения поутихли и сменились более свежими новостями. Новый владелец живописной недвижимости не появлялся, и народ быстро потерял интерес и к сельсовету, и к гипотетическому соседу. Любопытство вновь охватило жителей поселка, когда к сельсовету подогнали тяжелую строительную технику и буквально за день снесли здание с лица земли. Еще большее любопытство вызвал высокий строительный забор, который возник на месте сельсовета за два дня. Осторожные и не очень вопросы к коменданту натыкались только на пожимание плечами. Статус будущего здания, равно как и его хозяина, оставался неопределенным, таинственным и даже немного пугающим. Перешептывания в поселке закончились, когда строительный забор убрали. Стало ясно, что теперь в «Живописном» появился дворец. Но не дворец пионеров или бракосочетания. Это был обыкновенный королевский дворец для проживания царственных особ со всеми удобствами. На собраниях члены правления перестали добиваться от коменданта Григория ответа на вопрос «По какому праву?». Вопрос этот звучал все реже, все тише, пока вообще не исчез. Народ напряженно ждал появления Короля и его свиты.

Король не торопился. Дворец пустовал почти полгода, хотя построен был всего за год. Удивительные темпы строительства также свидетельствовали о могуществе короля. Жители постепенно начали привыкать к тому, что в скором времени у них появится обязывающее соседство, но, как жертвы стокгольмского синдрома, понемногу начали любить своего возможного покровителя и думать, что худа без добра не бывает. Им просто не хотелось думать по-другому. Тем более что кое-что хорошее могущественный благодетель для поселка все-таки сделал. Он расширил дорогу, облагородил въезд, поставил массивные автоматические ворота, которые открывались с пульта, и посадил охранников при въезде в поселок. Кроме того, на своей территории он построил еще один мини-дворец, видимо, для прислуги. Взрывная новость прокатилась, когда «живописцы» в очередной раз расслабились и перестали ждать соседа.

На очередном собрании комендант Григорий сделал заявление:

– Разрешите представить вам наших новых соседей. Точнее, сами они не будут посещать собрания, но я хотел представить представителя… – Григорий запутался. Было ясно, что он волновался.

– Я сам представлюсь, – отодвинув Григория, заявил спортивного вида мужчина лет тридцати. Про него можно было бы сказать «симпатичный», если бы не огромная челюсть, выпирающая вперед, точно у щелкунчика. Парень был крепкий, очень крепкий и, очевидно, не очень гибкий. На нем был кожаный пиджак, пола которого странно оттопыривалась, намекая на возможное присутствие оружия.

– Зовут меня Алексей. Я – начальник охраны и заведующий хозвопросами. Так что по всем сомнительным и вопросительным поводам милости прошу – ко мне.

– А ваш хозяин… – робко поинтересовался кто-то.

– Работы много у хозяина. Но я ему все передам, – пообещал Алексей. – Так что? – Он вопросительно оглядел толпу. Народ как-то притих и съежился под взглядом уполномоченного от бывшего сельсовета, а ныне – дворца. – Все понял, – подытожил Алексей. – Вопросов нет, значит, все в порядке.

Он развернулся и пошел на выход.

– Да, – остановился Алексей у двери. – Гриша! Отчет о собрании не забудь мне занести!

– Будет сделано! – как-то уж совсем по-лакейски отрапортовал до сих пор гордый и независимый Григорий, подобострастно выпрямив спину и с обожанием глядя на торс Алексея.

С тех пор в поселке «Живописный» началась совсем другая, подчиненная новым законам, жизнь. Принципы гуманного патриархального

общежития, которые блюли интеллигентные старожилы и их потомки, постепенно уступали место диктатуре и единовластию. Тишину теперь соблюдали тогда, когда этого требовали из дворца. Сам король совершенно не заботился о покое мирных граждан. Дорогие машины, громкая музыка, салюты, толпы разряженных гостей стали почти нормой для «Живописного». Дворец охранялся вооруженными людьми типа Алексея, и было понятно, что жаловаться бесполезно. Покой наступал только, когда владелец дворца уезжал на отдых. Тогда «живописная» жизнь возвращалась на время в прежнее русло. Жители в который раз принимались ругать и поносить нового соседа, но ругань заканчивалась ровно в тот момент, когда на горизонте появлялся Алексей-щелкунчик или кто-то из службы охраны. Самого соседа было видно редко – если только проезжающим на автомобиле с открытым верхом или гуляющим поздно ночью по территории в сопровождении двух здоровых охранников. Впрочем, портрет незнакомца был составлен: красив, молод, богат, похож на Марлона Брандо (Омара Шерифа, Алена Делона) в молодости. Больше всех не повезло с соседом ректору художественной академии по имени Лев Игоревич. Его родовое поместье находилось ближе всех к веселому дворцу. Шумное соседство тяготило и мешало спать, к тому же Лев Игоревич не так давно женился на молоденькой студентке со своего курса и почти каждый день писал ее портрет. Он знал, что это будет необыкновенная работа, сродни Моне Лизе, не потому, что Лева сам талантлив, а потому, что натурщица такова – нужно просто суметь передать ее внутреннюю сущность. Почему-то Льву Игоревичу казалось, что на портрете его супруга должна быть обязательно в красном. Он выписывал каждую деталь, корпя над мельчайшими предметами и, конечно, очень огорчался, когда у соседа налаживалась очередная гулянка.

Как-то раз Лев Игоревич не выдержал и, в сердцах бросив кисть, сообщил молодой супруге:

– Это невозможно! В конце концов, бесчеловечно! Получается, что один персонаж может перевернуть вверх дном жизнь целого поселка! Я все-таки найду на него управу!

Левушка решительно ринулся навстречу судьбе.

– Будь осторожен, прошу тебя! – напутствовала супруга.

Лев, однако, вернулся довольно скоро и судя по всему, был горд своей смелостью и исходом мероприятия. Красавица жена искренне волновалась за сохранность товарного вида супруга. Она бросилась навстречу смельчаку, раскрыв объятия:

– Ну что, Левушка, как тебя приняли? – Левушка повесил на руку жены кашемировое кашне и, вздохнув, уклонился от объятий.

– Меня приняли прекрасно, но до хозяина я все-таки не достучался!

– Расскажи, расскажи, – просила молодая женщина. Честно говоря, она один раз видела нового соседа во время прогулки, и почему-то у нее екнуло сердце, когда красавец огромного роста пристально посмотрел ей в глаза и посторонился, уступая дорогу. Девушка смущенно прикрыла ресницы в знак благодарности и быстро юркнула мимо. Нет, своего мужа она, конечно, боготворила, но, скорее всего, боготворить и любить – это разное.

Лев Игоревич развел огонь в камине, налил себе в бокал коньяка и пригласил супругу послушать страшную историю посещения веселого дворца. Правда, в дом Левушка не попал, но с охранником свирепого вида побеседовал очень даже мило. Тот пообещал, что немедленно доложит обстановку хозяину и все будет тип-топ.

– Он так и сказал – тип-топ, ты представляешь? – веселился Левушка.

– А ты, ты что говорил ему?

– Я рассказал, что работаю ректором, что у меня сейчас очень важная работа, – говорил Левушка, пригубляя коньяк и накручивая на палец белокурые пряди волос молодой женщины. – Еще я сказал, что я – почетный член Академии художеств, что меня знает весь мир, и что… – он хитро посмотрел на жену, – …что я очень люблю свою прекрасную супругу и очень хочу написать самую важную работу своей жизни.

Девушка тихонько смеялась журчащим, красивым смехом.

Когда дрова в камине почти догорели, в дверь кто-то постучал.

– Кто там? – не сразу ответил Левушка, расслабленный чарующим действием огня и не менее чарующим – коньяка.

Дверь широко отворилась, и на пороге появился гость.

42. Георгий

Пашка воспринял поведение Георгия как надменное и откровенное хамство. Он бросился вслед за ним, приговаривая:

– Если тебе ничего в жизни не нужно, кроме твоих умирающих пациентов, это не значит, что жизнь закончилась.