Скажи, что простишь
Шрифт:
Сначала полыхнуло желание удалить эту ересь, но оно было безжалостно придавлено здравым смыслом. Кто ж в своем уме и трезвой памяти улики удаляет?
Вместо этого принялась листать дальше. Проигнорировала переписку Егора с какими-то девушками. Мы в разводе, и на претензии у меня права нет. Зато на возмущение есть, и оно растет с каждым мигом все быстрее.
Это что за доброжелатель такой нашелся, который снимки подпольные делает и бывшим пересылает? Сколько не силилась, не могла вспомнить кто был поблизости во время нашего танца с Мироном.
Надо у Светы спросить. Она как раз сидела в сторонке, не привлекая к себе внимания, и вполне могла видеть этого горе-репортера.
Палец упорно прокручивал ленту сообщений. Я искала. Чего именно – не знаю, но чутье навязчиво пульсировало и нашептывало, что в телефоне Малова может быть припрятано еще много сюрпризов.
В результате поисков, я спустилась к датам нашего развода. А потом еще дальше. Когда мы были еще вместе, и у нас все было хорошо.
— Так, что здесь?
Открыла одну безымянную переписку – что-то по работе, вторую – тоже. Третья – реклама каких-то банковских карт. Четвертая – общение с ремонтниками. Пятая…
Вот на пятой мой мозг и сломался. Окончательно и бесповоротно.
Последнее сообщение там было неизвестного абонента:
Ну как? Думал, что я вру?
А выше то, к чему относился этот вопрос.
Мои фотографии. Много фотографий. С каким-то мужиком, которого я никогда в жизни не видела.
И все это сопровождалось комментариями из разряда:
Думаешь она на работе? Смотри чем твоя ненаглядная занимается? Все еще веришь ей?
Особенно мне понравились «мои» фотографии в тот самый день, когда я поймала Малова с кальяном и телкой под боком. На тех снимках, якобы «я» шла под руку с этим хахалем и сияла, как начищенный медный пятак. И судя по направлению, путь мы держали в гостиницу.
— Да как так-то? — от смятения у меня даже голос пропал.
Кто-то планомерно, день за днем пытался очернить меня в глазах Малова. Капал грязью на мою репутацию, убивал доверие, при этом давая советы из разряда:
Теперь ты знаешь правду, спроси, чем она сегодня занималась. Интересно, как будет врать и выкручиваться.
Или:
Не говори ей, о том, что все знаешь, а то начнет скрываться более тщательно.
И подпись:
Доброжелатель.
У меня аж руки затряслись.
Я отчетливо помню, как Егор допытывался по вечерам, как прошел мой день, где я была, с кем. И как-то странно хмурился, когда я рассказывала ему про насыщенные трудовые будни. Потом уточнял, не вру ли я ему. Не хочу ли рассказать что-то.
Я в ответ лишь смеялась и называла его мнительным, ревнивым деспотом. И даже не догадывалась, какой звездец творился за кадром.
Может, я сплю и вижу самый бредовый сон на свете? Со всей
Зажав себе рот рукой, откидываю телефон в сторону, и смотрю на него, как на клубок ядовитых змей. В голове не укладывается.
— Это просто чья-то шутка, — пищу, то ли от страха, то ли от ужаса.
Я не могу понять, что происходит. Голова отказывается воспринимать масштабы катастрофы. Я не справляюсь, не вывожу. Мне нужна помощь.
Как в тумане набираю новый номер Егора и, прижав телефон к щеке, неотрывно пялюсь на его мобильник, валяющийся экраном кверху там, где я его бросила.
Малов не отвечает. Мне приходится набрать его раз пять, прежде чем в трубке раздается колючее:
— Чего тебе?
— Егор, — даю петуха, не в силах справиться с эмоциями.
— Ну что еще? — ноль отклика, только глухое раздражение.
Я чувствую себя как пингвин на тонущей льдине, поэтому выдаю на одном дыхании:
— Приезжай, пожалуйста обратно. Мне надо с тобой поговорить. Это очень важно. Очень! — голосом пытаюсь показать значимость момента, но достигаю прямо противоположного эффекта.
— Ты случайно не офигела, Леночка?
— Егор, ты не понимаешь, это очень…
— Сначала прогоняешь пинком под задницу, а потом ждешь, что я как олень северный поскачу обратно? По первому же щелчку?
— Нет. Просто я должна кое-что тебе рассказать.
— Мне не интересно.
— Егор! Ты должен приехать.
— Знаешь, что, Ленок, — недобро усмехается в трубку мой бывший муж, — ищи себе другого идиота и мальчика на побегушках. У меня есть дела поинтереснее.
— Егор, пожалуйста!
— Иди на фиг, — и отключается.
И вот сижу я вся такая растерянная, посланная в далекие дали, и не знаю, что делать дальше. В душе полный бедлам, опоры нет и, кажется, будто кругом зловеще шелестят зыбучие пески.
Хочу переслать Малову фотографии, как-то начать разговор, но пелена перед глазами мешает. Не вижу экрана, буквы расплываются.
Как же так? Что это за игры такие жестокие?
Я не понимаю…
Ползу на кухню, придерживаясь одной рукой за стену. Мне нужна аптечка. В ней должна быть валерьянка. Другого успокоительного у меня отродясь не было, а я бы с удовольствием бахнула бы чего-то посерьезнее. Чтобы забыться, заснуть, а когда просплюсь, чтобы в голове уже все прояснилось и встало на свои места.
Ох уж эти мечты.
Валерьянки нет. Поэтому я просто выпиваю пару стаканов холодной воды. В животе стынет, горло перехватывает спазмом, но мне плевать. Это все фигня по сравнению с тем, как полощет растерянную душу.
А потом звонок в дверь.
Я никого не хочу видеть, никого не жду. Мне нужно просто побыть одной. Просто поспать, но звонок нагло повторяется, вынуждая подойти к двери и открыть:
На пороге Егор. Злой, вздрюченный и явно в дурном настроении:
— О чем ты хотела поговорить?