Скажи, что ты моя
Шрифт:
Не слишком ли тут мрачные стены? Да уж, мрачноваты. Когда мы делали ремонт в этой комнате, мне казалось, что коричневый цвет такой красивый, так успокаивает. Может быть, пришла пора что-то в доме переделать?
Я сама себя обманываю, это совершенно очевидно. Потому что это никогда не осуществится, я прекрасно понимаю. Теперь на эти стены смотрю только я, не стоит из-за этого трудиться.
С тех пор, как умер Ханс и уехала в город Изабелла, дом стал таким пустым и тихим. Часы с маятником тикают на стене: тик-так, тик-так, тик-так. Однако
Я вышла из дома, направилась по гравиевой дорожке в глубь участка. Воздух был свеж, солнце сияло. Однако сад укрывала тень. Деревья разрослись и почти не пропускали света. Все равно что жить в сосновом лесу.
Я оглянулась на дом – красный дом с белыми углами. Нашей семье он был как раз впору: ванная и три спальни на втором этаже, гостиная, библиотека и кухня на первом. Хотя в прежние времена все выглядело по-другому. Сейчас краска на окнах облупилась, водосточная труба свисала наискосок. На самом деле фасад надо бы заново выкрасить красным.
Словно этих неприятностей мало, так еще и в ванной протекла труба и мокрые пятна растекаются по потолку в кухне.
Как мне со всем этим справиться? Откуда взять деньги?
С кружкой в руке я присела на ступеньку веранды и стала смотреть на заросшую травой лужайку перед домом. У меня хватило сил подстричь газон всего один раз. Именно сад когда-то очаровал меня, когда более двадцати лет назад мы переехали сюда. Каждую весну Изабелла помогала мне сажать цветы. Но потом она подросла, и это занятие ей наскучило. А в последние годы и я перестала этим заниматься. Теперь все клумбы поросли сорняками.
Нужно бы поставить в сарай садовую мебель. Когда-то она была белой. Теперь пластмасса посерела от времени.
– Привет, Керстин! Давненько не видала тебя в саду! – это соседка по другую сторону забора.
– Привет, Гунилла! – ответила я.
Она сняла садовые перчатки и вытерла лоб рукавом свитера. Гунилле лет пятьдесят – пятьдесят пять. Волосы у нее выкрашены в медно-красный цвет – явные попытки скрыть седину. Но сама она хорошо тренирована, бодрая и активная.
Она гордится тем, что каждый год участвует в лыжном марафоне, в заплыве в Вансбру, забеге для женщин – и наверняка еще проезжает на велосипеде марафон вокруг озера Веттерн.
И она, и ее муж Нильс – большие любители активного отдыха. Детей у них нет, так что все свободное время они занимаются спортом. Возможно, они так самоутверждаются, не знаю. Спортивное оборудование соответственно сезону хранится в гараже рядом с уютным домиком в ухоженном саду. Они и понятия не имеют, что это такое – растить ребенка. Всегда в первую очередь думать о ком-то другом, а не о самом себе, вытеснять собственные потребности на второй план. Трудно не раздражаться, глядя на них. А их бесит, что я их соседка.
– Отличный денек, чтобы поработать в саду, не так ли? – произнесла она.
– Пожалуй, – ответила я.
Гунилла
Это заставило меня задуматься, какой видят меня окружающие. Я бросила взгляд на застиранный бесформенный мужской джемпер, в котором обычно хожу. Провела рукой по волосам, где уже немало седых прядей. Ничего удивительного, ведь жизнь была ко мне так сурова. Морщин стало больше, они углубились, под глазами круги, а кожа под подбородком некрасиво свисает. К тому же в последнее время я прибавила в весе. Я ощущаю себя куда старше Гуниллы. Да и выгляжу я гораздо старше нее.
– Знаешь, во второй половине дня Нильс собирается в пункт приема вторсырья в Фогельмюре, – сказала она. – У него осталось свободное место, если тебе нужно помочь что-нибудь вывезти.
Краткое замешательство, которое все проясняет. Гора мусора из сарая, который мы с Хансом начали расчищать, – вот о чем речь. Мусор этот так и остался лежать перед домом, когда Хансу стало плохо. Бельмо в глазу для идеальных соседей. Пусть лежит. Я имею право поступать так, как считаю нужным. Мне не нужно ни перед кем притворяться.
– Спасибо, не надо, – ответила я.
Гунилла вздрогнула и выпрямилась, собираясь уходить.
– Это было предложено от души.
Я вздохнула, чтобы она поняла: я чувствую себя виноватой и отдаю себе отчет, как неблагодарно я ответила.
– Прости меня, – сказала я. – Спасибо за предложение, Гунилла.
Я улыбнулась ей. Но чувствовала, что мое лицо напряжено. Она села на ступеньку крыльца чуть ниже меня.
– Знаешь, Керстин, мы всегда готовы тебе помочь, ведь ты знаешь об этом, так ведь? Тебе должно быть ужасно тоскливо без Ханса. Сейчас, когда Изабелла перебралась в Стокгольм. Мы волновались за тебя.
Она положила руку мне на колено, но тут же убрала ее, когда я замерла от ее прикосновения.
– Мы правда за тебя переживаем.
– Спасибо на добром слове, – ответила я.
– Раньше ты часто проводила время в саду.
– Знаешь, теперь у меня просто нет сил.
– Понимаю. Понимаю.
– Ты в самом деле понимаешь?
– Что ты имеешь в виду?
– Сначала от меня уезжает дочь. Потом я теряю мужа. Теперь я совсем одна. Знаешь, каково мне? Как ты можешь это понять?
– Единственное, что я хочу сказать, – что мы всегда рядом. Мы не хотим тебе мешать, но жить в полной изоляции не полезно.
– Я скорблю. В этом разница, Гунилла.
Она посмотрела на свои разноцветные кроссовки и вздохнула. Долгое время мы обе сидели молча.
– Скажи, если мы можем что-то для тебя сделать, – произносит Гунилла. Она встает и уходит в свой сад.
Искусство говорить о пустяках мне не дается. Я предпочитаю сидеть и думать о своем. С Хансом все было проще. Задним числом я понимаю, что он делал меня лучше. Мы были по-своему счастливы. Вместе мы были семьей. И Изабелла не так сердилась, как сейчас.