Скажи любви «нет»
Шрифт:
– Молодец.
– Как у вас дела?
– Хорошо… хорошо.
Голос у нее был какой-то странный.
– Что-то случилось? Я по голосу чувствую…
– Нет… но… послушай, мне надо с тобой поговорить.
Когда мама обращается ко мне и вначале говорит «послушай», значит, что-то произошло. Зато, когда она говорит мне «ты хорошо выглядишь», это надо понимать, что я растолстел.
– В чем дело?
– Тебе не надо волноваться, но только отнесись серьезно к моим словам. Дело касается твоего отца.
– А что с ним?
–
– Врачи подозревают что-то серьезное?
– Еще неизвестно, поэтому они и решили провести эти обследования, хотят посмотреть, что там у него… ты меня понимаешь?
– Конечно, понимаю. Когда ему идти на обследование?
– Он уже его прошел в прошлую пятницу.
– Как уже прошел? А почему я только сейчас об этом узнаю? Почему вы мне ничего не сказали?
– Мы не хотели волновать тебя напрасно, возможно, что все обойдется. Мы думали ничего тебе не говорить, пока не получим результаты, не узнаем точно, в чем дело. Зачем тревожить тебя по пустякам?..
– Все равно, вы должны были сказать мне об этом. И когда вы пойдете за результатами?
– Завтра утром. В девять надо быть в клинике.
– Может так оказаться, что все очень серьезно?
– Ну, в общем, да.
– Что значит, «в общем, да»? Что у него?
– Все будет зависеть от результатов. У него обнаружили легочные узелки, и тогда речь может идти… подожди, боюсь напутать, у меня тут под рукой бумага, которую доктор мне написал по моей просьбе… Так вот, доктор говорит, что это может быть или аденокарцинома, или неопластическая карцинома. Во втором случае заболевание становится очень опасным. Тогда надо проводить химиотерапию.
– Химиотерапию? Мама, ну сама посмотри, ты мне ничего не говоришь, чтобы не волновать меня, а потом вдруг неожиданно говоришь мне все сразу, да еще по телефону.
– Я знаю, мы были неправы, но вот увидишь, все будет хорошо.
Наш разговор закончился тем, что она сказала мне:
– Мне жаль, что все так получилось. Но вот увидишь, наверняка выяснится, что все это чепуха.
Я выключил телефон и застыл с корзинкой в руках, уставившись глазами в пустоту. Только через несколько минут я вновь различил разноцветные коробочки с йогуртом с их ярко выделенным сроком годности. Издали до меня доносился голос продавщицы «тридцать седьмая … тридцать седьмая», но когда я окончательно пришел в себя и понял, где я нахожусь, уже вызывали тридцать восьмую очередь. Я поставил корзинку на пол, и пошел домой.
Мои родители люди замкнутые, но воспитанные и уважительные. Даже со мной. Моя мама, в частности, когда звонит мне, всегда спрашивает, не помешала ли она и могу ли я говорить. Иногда, еще не дождавшись моего ответа,
Они вечно боятся побеспокоить меня, но их стремление не нарушать мой покой становится порой чрезмерными, так что, как в случае с болезнью отца, они могут разом выплеснуть на меня все новости, не давая мне времени осмыслить их и подготовиться. Поэтому я все время пытаюсь объяснить родителям, что им лучше держать меня в курсе событий, особенно в том, что непосредственно касается их обоих.
Однажды, когда я по работе был в Каннах, в больницу положили сестру моей матери. У нее была срочная госпитализация. Когда я звонил домой и справлялся о здоровье тети, мама отвечала, что мне не надо беспокоиться, что с ней все в порядке.
– Мама, мне кажется, ты сильно за нее переживаешь… Хочешь, я вернусь? Я тебе нужен?
– Нет, ты с ума сошел. Работай спокойно. Все равно ты ничем не можешь помочь.
Вернувшись через несколько дней домой, я узнал, что тетя умерла, и ее уже успели похоронить.
Родители у меня люди простые, они ни разу не летали на самолете и не уезжали из своего города в отпуск. Они часто слышат, как я говорю по-английски, видят, что я летаю самолетами чаще, чем они выезжают на машине, и из-за этого думают, будто я живу в другом, очень далеком от них мире, и поэтому им не следует досаждать мне своими мелкими заботами.
После звонка мамы я, ничего не купив, ушел из супермаркета и отправился к Джулии. Когда она открыла дверь и увидела меня, то решила, что мне плохо. Я был бледен и растерян. Я повалился на диван, и рассказал ей о мамином звонке.
– Мне очень жаль, только ты успокойся. Возможно, это просто аденокарцинома, и если она еще не дала метастазов, то ее можно оперировать. Ему только удалят узелки, и тогда даже химиотерапии не потребуется. Это несложная операция. У моего дяди была аденокарцинома.
– А что может быть в другом случае? Ты что-нибудь в этом понимаешь?
– После болезни дяди немного разбираюсь… Ты хочешь знать правду?
– Нет… то есть да. Моей матери сказали, что возможен и другой случай, не помню, как он называется, и тогда ему придется делать химиотерапию.
– Неопластическая карцинома.
– Да, именно она. А что будет, если это тот самый случай?
На лице Джулии появилось выражение, понятное без слов. На нем читалось глубокое сочувствие.
– Ну, говори же.
– Если все так, правда, мы этого еще не знаем, его могут и не оперировать. Ему будут делать химиотерапию, но надежды почти нет.
– Что ты имеешь в виду, говоря, что «надежды почти нет»?
– Как я тебе уже сказала, это наихудший вариант… Он проживет еще несколько месяцев. Но сейчас бессмысленно об этом говорить. Сначала надо узнать, что скажут врачи. Вот увидишь, у него наверняка аденокарцинома. С легочными узелками в большинстве случаев ставят этот диагноз.