Скажи любви «нет»
Шрифт:
Так уж устроен мой отец, даже в самые тяжелые времена он всегда на первое место ставил честность и порядочность. Я тогда был мальчишкой и не понимал некоторых его поступков. Отец учил меня своим жизненным ценностям, а сам не вылезал из долгов, в то время как наглецы и пройдохи, относившиеся ко мне без всякого уважения, вечно оказывались в выигрыше и пользовались всеобщим восхищением. Мне это казалось страшной несправедливостью. Я ничего не понимал, в голове у меня все перепуталось. Я сильно сомневался в том, что воспитание, полученное в семье, принесет мне много пользы в дальнейшей жизни.
Незнакомые нам представители фирм, приходившие в бар предлагать свои товары, вначале наводили справки, как мой отец расплачивается за товар, полученный в кредит. Все единодушно утверждали, что мой отец испытывает трудности и почти никогда не платит в срок, но всегда обязательно выплачивает свои долги.
Как-то утром
Когда через год инспектор снова пришел к нам, он заявил, что локтевой смеситель больше не соответствует нормам, необходимо установить педальный кран. Точно такой же должен стоять и в туалете, а вот «турецкий унитаз», кажется, ставить было необязательно.
– Да вы что, издеваетесь над нами? Вы же сами год назад заставили нас все поменять! – набросился я на него.
– Ты что себе позволяешь, мальчишка?
Мой отец оборвал меня, крикнув: «Выйди отсюда!» – а потом сразу же извинился перед инспектором. Я сорвал с себя фартук и кинулся в сквер, саданув со злости по мусорному баку во дворе. Когда я вернулся в бар, отец сделал мне такой втык, что я вспоминаю о нем до сих пор. Но больше всего мне врезались в память его слова о том, как важно в жизни уметь «сносить обиды». Эту выволочку он закончил поговоркой: «Чей хлеб ешь, того и обычай тешь». А потом добавил:
– Молись Богу, что он не обиделся на тебя. Если бы ты его разозлил, он бы закрыл наш бар. А ты понимаешь, что это для нас значит?
Шантажировать нас могли все кому не лень. Даже всякая шушера.
Однажды утром какой-то чиновник из мэрии выписал нам штраф, равнявшийся половине нашей дневной выручки, за то, что мы не вывесили на дверях табличку с указанием часов работы бара.
С каждым днем я все больше выходил из себя. Внутри меня стояла на взводе бомба с часовым механизмом. Раньше я таким никогда не был, я всегда слыл спокойным, рассудительным мальчиком. Но сколько же ярости кипело во мне в те годы! Немного унять ее и успокоиться мне помогали две вещи: скрутить косячок или сходить в воскресенье на футбол.
На стадионе, глядя на болельщиков другой команды, я воображал людей, всю неделю до этого отравлявших мне жизнь: я выкрикивал в их сторону оскорбления и угрозы и срывал на них свою злость. Вначале меня так и подмывало ввязаться с ними в драку, но длилось это недолго, по характеру я не был хулиганом, поэтому ограничился только словесной перебранкой. Зато какая это была разрядка! Я так орал, что уходил со стадиона с охрипшим голосом.
Тем не менее, я держал себя не так, как большинство мальчишек, с которыми я по воскресеньям сталкивался на футболе, я не чувствовал себя таким же, как они. Тогда я стал встречаться с другими товарищами, которые бегали по дискотекам. В те годы в самом разгаре была мода на статусные шмотки, и я тоже подсел на нее. Мне и до этого приходилось несладко, теперь же стало просто невыносимо. В то время даже носки полагалось носить определенной марки. Понятно, что о ботинках Timberlandили пуховике Monclerя даже и мечтать не мог. Однажды я зашел в магазин на окраине города, где продавали брендовую одежду с небольшими дефектами. Я взял джинсы Stone Islandс пятном на кармане. Но они все равно стоили слишком дорого, и кроме них я больше ничего не смог себе позволить. Зато у меня было пять пар поддельных носков Burlingtonи одна пара настоящих. Я купил их, не сказав своим, сколько они стоили. Вполне понятно, что вечером в воскресенье на дискотеку я надевал настоящие, пока Грета не догадалась об этом и не заметила во всеуслышание:
– Ты все время носишь одни и те же носки?
Все покатились от смеха. Через неделю я уже не знал, что хуже: снова надеть те же самые застиранные носки или поддельные. В конце концов я не пошел на дискотеку. Я остался дома из-за пары носков, вот до чего я докатился. Мне всю жизнь приходилось стыдиться самого себя.
Однажды друг моего друга Карло собирался отмечать свое восемнадцатилетие. Карло спросил у него, может ли он взять с собой приятеля, и тот ответил, что вечеринку они устраивают на дискотеке и поэтому, без вопросов, я тоже могу прийти туда. Мы все в городе знали этого парня. Он считался красивым мальчишкой, участвовал в первенстве Италии по дзюдо, пользовался успехом у девушек и, к тому же, был богат. Принадлежал он к одной из самых богатых семей в городе. Для меня было очень важно попасть на этот праздник. Все происходящее казалось мне сном. Но Карло сказал, что на дне рождения надо быть «прилично одетым».
– Не хочешь надевать галстук – не надевай, но приходи обязательно в пиджаке и брюках. Никаких джинсов.
Я оказался в положении Золушки перед балом. Уж не помню, у кого мама заняла деньги, у своей сестры или у кого-то из подруг, но, как бы там ни было, накануне праздника мы с ней пошли в огромный магазин и купили пиджак, брюки и кроссовки Ascotвместо галстука. Нам даже удалось выкроить деньги на рубашку.
Итак, я отправился на вечеринку. Там собрались дети богатых родителей, и я примазался к ним, взобрался на их Олимп. Но новый костюм меня не спас, я все равно оказался в скверном положении из-за ботинок. Они сильно износились и потеряли весь свой вид из-за моей неправильной походки. Ботинки просто кричали о моей истинной сущности. Разоблачала меня не только обувь. Была еще одна деталь, с которой, думаю, столкнулась и Золушка. Я всегда думал, что Золушка, спору нет, отправилась на бал в новом платье, с безукоризненной прической, в хрустальных туфельках, но вот руки… ее руки уж точно были не такими, как руки других дам, танцевавших на балу. Кисти моих рук, как и у Золушки, сразу выдавали во мне человека, привыкшего мыть пол, отжимать тряпки, драить туалеты и возиться с чистящими средствами. Мои руки в ссадинах, царапинах и мозолях никак не походили на руки моих друзей.
Но, в любом случае, я был счастлив, что попал на эту вечеринку. Меня охватило возбуждение, я общался со всеми подряд, хотя никто из гостей не проявлял ко мне особого интереса. Им сразу бросалось в глаза, что я не такой как они. Они с одного взгляда, с полуслова признавали ребят из своего круга, даже если им не доводилось встречаться раньше, даже если кто-то из них приехал из другого города. От них исходил свой особый запах. Но свой запах был и у бедности, отпечатавшейся на моем лице. И тогда я, еще недавно пьяневший от сознания того, что нахожусь среди них, почувствовал себя уязвленным и решил смотаться из зала.
Уже на выходе, около раздевалки, я познакомился с Сабриной. Она не обратила внимания на мой пиджак, наверное, потому, что была в стельку пьяна, так что через пару минут мы с ней вовсю целовались в какой-то комнате. А спустя десять секунд я, разумеется, уже был влюблен. Домой я возвращался как на крыльях.
На следующий день я бросился на поиски ее телефона. Я знал только, что ее зовут Сабрина, и больше ничего. Карло мне сказал, что она прославилась тем, что на одной вечеринке отсосала сразу у двух парней. А мне она показалась девочкой совсем не испорченной, я никак не мог в это поверить, я не мог представить себе ее на коленях перед двумя парнями. В общем, как бы там ни было, но через Карло я раздобыл номер ее домашнего телефона. В то время мобильников еще не было. Набрать номер домашнего телефона вовсе не значило поговорить с тем, кого ты ищешь. Тебе могли ответить брат, мать или, хуже всего, отец. Я тогда еще не знал, что ее родители развелись и ее отец больше не жил с ними.
Я позвонил, ответила ее мать.
– Добрый день, это Лоренцо. Я могу поговорить с Сабриной?
– Минуту. Сабрина… тебя к телефону, это Лоренцо. – Потом она снова взяла трубку: – Сабрина сейчас не может подойти, она в душе. Оставь мне свой номер, она тебе позвонит.
Раньше, когда еще не было сотовых телефонов, ты звонил приятелю и просил позвать его к телефону, а тебе говорили, что он принимает душ. Твой знакомый на самом деле в это время заседал в туалете, но почему-то считалось, что такой ответ звучит не так грубо. А сейчас разговаривают даже сидя на стульчаке, и если на другом конце тебя спрашивают, чем ты сейчас занимаешься, ты преспокойно отвечаешь: «Убираюсь на кухне». Раньше, если ты ждал звонка, все было не так просто, как сегодня, когда с телефоном в кармане можно спокойно уйти из дома по своим делам. В то время в квартирах не было даже радиотелефонов, и если звонок был очень важен для тебя, ты просто прирастал к домашнему телефону. Даже в туалет не забегал, опасаясь, что тебе позвонят именно в эту минуту. Тогда, если ты не успевал ответить на звонок, еще нельзя было определить номер, с которого тебе звонили. Раз не подошел к телефону, то всё, пиши пропало. Тебе ничего не оставалось, как звонить, спрашивать: «Извини, это не ты мне звонил?» Когда с таким вопросом случалось обращаться к девушке, которая тебе нравилась, у нее сразу создавалось впечатление, что ты ищешь повод для разговора.