Скажи мне это в полночь
Шрифт:
***
Сo второй бутылкой Тимур устроился на лавочке, спугнув парочку обнимающихся подростков. Извините, ребята, ничего личного. У меня просто мир сейчас опрокинулся, мне эта лавочка нужнее.
Тимур сделал глоток. Пиво все-таки такое себе. Вкус возвращался. А вместе с ним – и способность мыслить.
Как умеет шутить судьба. Какое у этой дамы изощренное , если не сказать – извращенное чувство юмора. Как, ну вот как могло так все совпасть, сойтись в одной точке, в одном человеке?! В Ларе.
С одной стороны,
А с другой стороны, Лара – вдова человека, о котором, оказывается, Тимур очень много уже успел узнать. Которого не знал лично, но видел, видел воочию за несколько часов до его гибели. Об этом человеке Тимур провел целое журналистское расследование. Этому человеку посвятил главную тему номера журнала , котoрый сейчас как раз выходит из горячих недр типографских машин. Этим человеком Тимур искренне восхищался.
И этот человек – покойный муж женщины, которую Тимур любит. Он сделал долгий глоток и поднял голову к непонятно когда успевшему налиться темнотой небу. Ему очень хотелось крикнуть сценаристу своей жизни: «Что ты,твою мать, куришь, что тебе приходят в голову такие идеи?!». Но вместо этого Тимур приложился еще раз к пиву и принялся вспоминать разговор у Лары дома.
Хотя это был не разговор. Это была исповедь Лары. Про учебу в медицинской академии. Про встречу с Петром. Про скоропалительный брак по большой любви юной девушки и брутального спасателя. Про работу в МЧС. Про то, что это такое – быть психологом по суицидникам. Даже про то, что байк – тот самый, на котором сегодня катали Тимура – принадлежал му?у Лары.
И даже про сам пожар, в котором, спасая людей, погиб ее муж. Лара гoворила спокойно. Пару раз голос дрогнул, один раз она прокашлялась. Но в целом справилась с рассказoм.
Это был очень подробный рассказ. И Тимур вдруг осознал, что сравнивает рассказ Лары о пожаре в «Сад-Мега», рассказ очевидца и сотрудника МЧС, с тем, что стало известно ему. С тем, какую картину он создал в статье. Лара рассказала ему много такого, о чем не было известно широкой публике. Но она не сказала ничего, чего не знал бы Тимур.
Какое это странное… непонятно что. Именно сегодня, когда он закончил работу над материалом, который вынашивал не один год, именно сегодня, когда номер с этой статьей ушел в типографию – именно сегодня он получил подтверждение,точное, уверенное, железобетонное подтверждение, что все было именно так. И получил его от человека, от которого этого подтверждения совершенно не ждал.
Тимур уперся лбом в горлышко бутылки. Ох, Лара, Лара, что мне теперь с тобой делать?
И что со мной будешь делать ты?
Тимур вспомнил
– Дай мне еще немного времени, Тимур. Я помню, что говорила уже это. Но теперь – совершенно точно немного. Неделю, не больше. Мне надо… мне надо кое-что завершить. А тебе… тебе тоже, наверное, нужно время. Чтобы все обдумать. Правда?
Она заглянула ему в глаза. Тимур, как сомнамбула, кивнул. А Лара придвинулась ещё ближе – и поцеловала его в губы. Коротким сухим поцелуем. В нем не было страсти. Но было обещание.
? он, дурак, когда в квартиру к ней вошел, про спальню думал. Ну да, не обманулся в ожиданиях. Секс, можно сказать, был. Мoзг Тимуру трахнули сверхкачественно, до звездочек в глазах.
Тимур допил пиво и бросил бутылку в урну. ?астер руки – они, оказывается, заледенели. Сценаристы его судьбы, конечно,те еще наркоманы и только что швырнули его в свободный полет на очень хлипкой на вид тарзанке. Но вся это невероятная цепь совпадений не отменяет одного-единственного факта.
Лару он любит. И не отступит. Извини, Ракитин, ничего личного, просто жизнь.
***
С утра накрапывал дождик. Капли расплывались на щитке шлема. Наверное, Лара единственный человек, который приезжает на кладбище на спортбайке. Две красные гвоздики алели особенно ярко на фоне черного байка.
– Привет.
Спустя два года после смерти Петра она смирилась с неизбежностью. И с тем, что разговаривает с Петром. Иногда ночью, перед сном. На кладбище, у его памятника – всегда. ? ещё там всегда цветы. Десять лет прошло, но ему по–прежнему приносят цветы. ?собенно в даты, близкие ко дню его гибели. И ко дню пожара.
Время стирает все, говорили ей. Время заглушает боль. Время… всесильное время. Но за десять лет люди не забыли и по-прежнему приносят цветы тому, кто десять лет назад спас их жизни, жизни их близких. А она – она забыла?
Лавочка была мокрой, но Лара не чувствовала влаги и холода. Она смотрела на знакомое до мельчайших черт лицо. Высокий открытый лоб, прищур темных глаз, рот, кажется, готов улыбнуться – но нет. Вспоминала, как Петр любил низко, по-бычьи наклонять голову, когда о чем-то сильно задумывался. Но впервые ни эти мысли, ни эти воcпоминания не принесли ни острой разрывающей боли, ни глухой удушающей тоски. Ни чувства вины, с которым она жила последние несколько месяцев.
Жила. Лара в последние месяцы жила. Не просто ела, спала , ходила на работу. А именно – жила. А раньше она жила только во время oстрых периодов на работе. Когда счет идет на минуты, секунды. Когда ты можешь хоть чем-то оправдать свое существование. Почему ты еще жива, когда он – нет.
Сейчас эти мысли казались до невозможности странными. Какие нужны оправдания, объяс?ения тому, что ты живешь? Никаких. Ты жива, потому что тебе дана жизнь. И потому что твое время на этой земле еще не истекло. Вот и все причины.