Скажи смерти «Да»
Шрифт:
Уже когда открылось заведение наше (назвали его “Лестница на небо”, как я и предложила, решив, что звучит заманчиво, и точно, и двусмысленно одновременно), я чуть ли в не в первый день поняла, что хотела немного другого, точнее — совсем другого. Пока обсуждали, как все будет выглядеть внутри, как надо все отремонтировать, каких девиц взять, а каких — нет, казалось, что все здорово, — но уже после первого просмотра видеозаписей стало скучновато.
Знаешь, в Амстердаме есть такой публичный дом знаменитый на всю Европу — название забыла, правда, но оно и неважно сейчас. Я читала про него, когда мы там были, хотела Корейца отправить, но оказалось, что
В том журнале, в котором я об этом доме прочитала, говорилось, что внутри — просто фантастика. Гигантские, богато обставленные номера — залы, скорее — с огромными бассейнами, и девицы супер, и, хотя цены запредельные, клиенты счастливы. А среди клиентов этих, кстати, исключительно элита — и нувориша туда просто так не пустят, потому что это что-то вроде закрытого клуба, попасть в который достаточно сложно. А про услуги там не говорилось, кстати — может, оттого, что большинство людей, в отличие от меня, убеждено, что такое понятие, как “извращение”, все же существует. Это только я верю, что в сексе все возможно и все естественно, а насчет других — большой вопрос.
Вот именно такое заведение мне хотелось бы открыть — нечто вроде театра секса, в котором клиент по желанию мог бы перенестись в любую страну и любую эпоху, максимум удовлетворить свою мечту, если имеется у него таковая. Хочешь египетскую рабыню, задействованную на строительстве пирамид, — будь добр. Хочешь почувствовать себя великим шахом в гареме или Джоном Кеннеди в будуаре Мэрилин Монро — нет ничего проще, хочешь двухметровую негритянку с пятым размером груди или крошечную китаянку в национальном костюме — пожалуйста. Сделай заранее заказ и получи продуманную до мелочей, выверенную ситуацию, в которой все будет так, как ты того пожелаешь. Разве не здорово?
Уверена, что персонал подобрала и воспитала бы дай бог, но то, что я называю театром секса, многие другие называют проституцией. А проституция в Америке запрещена, и публичные дома, естественно, тоже — слышала, что в некоторых мелких графствах они есть, в занюханных городишках, если есть на то воля населения этих городишек. А так — ни-ни. Хотя снять проститутку здесь, в Штатах, так же легко, как и в Москве — где, кстати, проституция тоже вне закона. Я, конечно, ни о чем не жалела: в конце концов, не так уж дорого все это обошлось, и вложения должны были через пару месяцев вернуться, а там и прибыль обещает пойти. Но если бы я знала, какую роль сыграет это заведение в моей жизни, поставила бы там статую из чистого золота в знак благодарности.
Так что мы с Корейцем решили вскорости другим делом заняться — открыть ночной клуб или дискотеку элитную, для обитателей Голливуда. Когда Мартену сказала, тот затею поддержал полностью, пообещал даже помочь в привлечении клиентуры — все же у него завязки в мире кино очень неплохие. Он тогда, осенью, вообще на верху блаженства был, и чуть ли не молился на нас, и всем, чем угодно, готов был помочь, хотя я его ни о чем и не просила — просто фильм шел на ура, и деньги шли. По его прогнозам выходило, что миллионов на десять, как минимум, мы будем в плюсе, что для начала более чем неплохо.
Пока мы в отпуске были, он мои наброски сценария изучил “от” и “до”, а
— Прямо-таки голливудские магнаты мы с вами, мистер Кан, — сказала я Корейцу после встречи с Мартеном. Тот только хмыкнул. Он к нашему партнеру относился несколько недоверчиво, да и я его не считала близким другом, на которого стопроцентно можно положиться, но больше ему доверяла, чем Кореец. Я еще подумала, что это перебор: здесь, конечно, людям верить опасно, особенно финансовым партнерам, адвокатам, агентам и прочим, — сколько читала о том, как агенты, например, кидали кино-, поп-, рок- и спортивных звезд на такие суммы, что закачаешься. Но Кореец перебарщивает все равно. Знать бы тогда, насколько он был прав…
А так жили, как всегда. Если никаких встреч не было с утра, я вставала часов в десять — двенадцать, потому что ложилась всегда очень поздно. Ничего не поделаешь, люблю ночь, и, если есть возможность никуда не торопиться завтра, почему бы не посидеть с сигарой у дома, не подумать о своих делах и планах, о жизни вообще, не послушать музыку, не позаниматься сексом не спеша и в удовольствие? Кореец меня будил, руководствуясь тем соображением, что для того, чтобы отдохнуть, больше пяти часов спать необязательно — хотя и у меня было все время такое ощущение, что двух-трех часов на сон мне вполне хватит. Эйфория была, все вокруг чудесно было и здорово. Вот когда ты погиб, я спать полюбила: во сне ты был рядом и все было хорошо. Тогда и просыпаться не хотелось — а теперь все наоборот.
Пока я душ принимала, Кореец уже завтрак готовил — сам к моменту моего подъема уже поплавать успевал и в зальчике потренироваться час-полтора, как минимум. Так что, когда выходила, вся мокрая, накинув халат, меня уже сок ждал, тосты и кофе — причем кофе он постоянно варил слабый, как здесь и положено, что для меня, любительницы крепкого густого варева, равнозначно воде. Но я только руками разводила: в Америке живем — значит, следует соблюдать местное правило, согласно которому забота о собственном здоровье есть дело первостепенной важности. Зато после чашки мерзкого пойла сама шла на кухню, засыпала в кофеварку столько кофе, сколько хотела, — и запах шел по всему дому, волнующе ароматный, который американцам с их бурдой, потребляемой стаканами без всякого эффекта, и не снился.
Кореец только головой качал с деланным осуждением, но молчал, потому что сам в неимоверных количествах поглощал такие “вредные для здоровья” продукты, как яичница и бекон. Я, конечно, понимала, что после таких тренировок, как у него, много есть просто необходимо, поэтому тоже ничего не говорила. За кофе обязательно сигару выкуривала — тоненькую панателлу, которую и положено курить в начале дня, — а потом шла приводить себя в порядок, надевать маску, в которой показывалась миру. Это Корейцу нравилось на меня смотреть, когда я без косметики, это он меня видел без парика, в котором я дома не ходила, — но для других я должна быть совсем иной.