Сказитель Вечности
Шрифт:
– Конечно, надо, дяденька, – оживилась девочка, – тятенька же волнуется! А вы сможете?
– Волнуется, да, конечно, – егерь всё ещё говорил тихо, словно сам с собой, – да, смогу. Не одну же тебя в лес отправлять.
– Можно и одну, только бы дорогу указать. А то я заплутала. Дремучий у вас тут лес.
– И не поспоришь…
Старик, наконец, поднялся с корточек и подошёл к столу. В котелке осталось ещё немного каши. Он хотел сохранить её на утро, чтоб не варить новую, но оглянулся на странную ночную гостью и спросил: «Ты есть
– Мне бы краюшку хлеба, если есть. Больше и не нужно.
– Каша. Пшеничная. На молоке. Можно даже с хлебом.
– Это, – девочка замолчала, как будто не зная, что ответить, – я не ела такое никогда. А это вкусно?
– А то ж!
Старик отвернулся и зачерпнул ложкой кашу из котелка. Он старался не подавать виду, что в ужасе от услышанного. «Ребёнок за свой первый десяток лет ни разу кашу на молоке не ел. Где же это видано?» Он доскрёб остатки, выложил их в тарелку и повернулся к девочке. Его странная ночная гостья всё так же стояла у двери. Егерь прошёл мимо и поставил тарелку с кашей на простой дощатый стол, а затем обернулся к девочке и, указав рукой на лавку, сказал: «Садись, поешь». Не мелькнув ни одной эмоцией на лице, она покорно прошла, уселась за стол и взяла в руку ложку.
В то время как девочка уплетала кашу ложка за ложкой, старик вернулся к кухонному столу, взял кувшин с молоком и, налив в кружку, возвратился к гостье. Молча поставив кружку перед ней и сев напротив, он тихонько спросил:
– Вкусно?
– Отчего ж невкусно? Очень! А это, – девочка заметила кружку с молоком, – что?
– Пей, не бойся, – старик улыбнулся.
Девочка быстро и без опаски схватила кружку и сделала большой глоток. На секунду она замешкалась, словно прислушиваясь к своим ощущениям, но через мгновение снова прильнула к свежему молоку.
Выпив почти всё за один присест, девочка громко поставила кружку на место и вытерла лицо рукавом второй руки.
– Спасибо большое, дяденька, – протараторила она, вернувшись к поеданию каши.
– Понравилось?
– Ещё как! – ответила она с полным ртом. – Не знаю, что это, но готова есть такое всю жизнь!
«Самый обычный ребёнок, – подумал егерь. – И что это за наваждение на меня нашло?»
– Ну и здорово! Сейчас поешь, умоешься и ляжешь спать, а с рассветом пойдём до деревни.
– А что, и вы со мной, прям, пойдёте? – удивилась девочка.
– А как иначе?
– Ну, – она уставилась в потолок и вытянула губы в раздумье, – просто дорогу показать, я думала.
– Нет уж, – егерь по-доброму улыбнулся, – лучше я тебя всё-таки провожу.
Пока девочка расправлялась с остатками каши, егерь вернулся к кухонному столу и достал две глиняных миски. В каждую он налил небольшое количество молока и, взяв их в руки, сначала отправился в угол дома, куда поставил первую миску. Прямо за печку, да так, чтобы не было видно, со второй же он отправился к выходу.
– А это зачем, дяденька? – удивлённо спросила девочка.
– Первая, значит, домовому. А вторую сейчас лесным духам, да дворовому поставлю.
– Ха! – девочка широко заулыбалась. – А мой тятенька говорит, что это всё бабкины россказни, и никаких домовых нету!
– Может, он и прав, – старик так широко улыбнулся, что даже слегка зажмурился, – но меня духи берегут. И я это знаю.
– Откуда? – девочка отложила ложки и повернулась на скамье, чтобы лучше видеть старика.
– Молоко каждое утро выпито. Значит, ставлю я его не зря.
– А почём знаешь, что его не лиса выпивает, пока ты спишь?
– Может, и лиса. А потом, – он остановился и словно задумался, – откуда тебе, например, знать, что это не лесной дух в облике лисы приходит?
– Или, – девочка развела руками в разные стороны, – это просто лиса.
Егерь присел на одно колено перед девочкой, чтобы было удобнее с ней разговаривать. Миску молока он всё ещё держал в руке.
– Ну вот смотри, у вас зерно мыши дома едят?
– А что ж им не есть-то? Конечно!
– Вот. А курей лисы воруют?
– Конечно же, дяденька, как же иначе-то? Природа это их лисья – курей воровать!
– Именно! – он снова расплылся в улыбке. – А у меня и мешки с зерном стоят не тронутые, и курицы в целости, вот уж третью осень, как курятник поставил. Да и зайцы капусту с морквой не грызут, не воруют. Значит, хранят меня духи-то!
– Или, – девочка слегка наклонилась, – ты, дяденька, просто всех их молоком этим своим прикормил, вишь, какое вкусное, вот они у тебя ничо и не воруют.
– А даже если и так? – он встал, продолжая улыбаться, – работает ведь!
Выйдя на крыльцо, егерь ещё раз посмотрел по сторонам, словно проверяя, не появился ли кто-то ещё следом за девочкой. Вокруг было пусто. Он поставил миску с молоком на нижнюю ступеньку лестницы, что вела в избу. Вернулся и затворил дверь.
Свою ночную гостью старик уложил спать на печку. А сам улёгся на скамье подле неё, чтобы теплее было.
Проснулся егерь с первыми лучами солнца. Девочка всё так же мирно спала на печи. Он встал, вышел на крыльцо и забыл с лестницы миску. Пустая, как обычно. Он вернулся, заглянул за печку и достал вторую миску. Пустая, как и всегда. Пока старик шумел на кухне мисками и тарелками, девочка проснулась и села на край печи, свесив ноги вниз.
– Доброго утра, дяденька! – сказала она, потирая глаза.
– И тебе доброго! Хорошо спалось?
– Очень. Хорошая у тебя лежанка, мягкая!
– Ну и славно, – егерь ответил слегка смущённо. Он посмотрел на настилку, что лежала на печи. После войны она ему казалось тоже мягкой, но, если быть честным, она была разве что, мягче камня, покрытого мхом, но уступала даже лапнику, накиданному в три слоя поверх земли.
– А как тебя звать, дяденька? – девочка ловко и почти неслышно спрыгнула с печи. – А то дяденькой как-то нехорошо звать.