Сказка будет жить долго
Шрифт:
Важно было и участие и победа! И вот когда такой разрядник вылезал из очереди по головам, или между чьих то ног, с добычей в виде измочаленной пачки творога в зубах, ему громко аплодировали. Другие, те, кто не уродился, бегали вокруг человеческой свалки и просто выли от избытка чувств.
Аделаида страшно боялась таких городских мероприятий и всегда обходила стороной, боясь, что её затопчут, побьют, или попросту отнимут деньги. В её семье к деньгам относились с большим уважением, и легче было пропасть самой, чем их лишиться. Тогда мать делала ей замечание и ещё недели две-три родители активно напоминали ей об эксцессе при каждом удобном и неудобном случаях. Так же скрупулёзно проверялась и сдача из гастронома. Аделаиде надо было сложить
Ты должна требовать! – Говорила она. – Посчитать в уме и требовать свои деньги!
Она как могла «требовала», но в гастрономе необъёмные лохматые продавщицы, в лучшем случае, крыли её матом, а в нескольких случаях отбирали покупки, возвращали деньги и выставляли вон.
Всё мужское население города рождалось и умирало в полнейшей уверенности, что их святое предназначение, жениться, сидя на горшке, не вставая, прям как есть; привести молодуху в родительский дом (было особенно замечательно, если в семье было два и более братьев; когда взад и вперёд сновали несколько нечёсаных невесток одновременно, или за полгода народившихся, душ семь-восемь детей, не понятно кто кому принадлежащих); пить пиво с друзьями, а в свободное от производства детей и общения с друзьями время работать на заводе.
Предназначение женщины было несколько разнообразней и ответственней. Выйдя замуж лет в четырнадцать-пятнадцать, родить в минимальные сроки от трёх до пяти детей, и обязательно первым продолжателя рода. Готовить, стирать, убирать и обхаживать всю родню супруга; растить отпрысков, ну и вообще…
В городе существовал неписаный закон: к гинекологам и стоматологам могут обращаться только женщины лёгкого поведения – так называемые «испорченные». Порядочной женщине незачем украшать себя разными глупостями в виде пломб на передних зубах, и вообще – она должна пленять своей естественной красотой. Гнилые зубы – лучшее украшение женщины, ибо это вернейшее доказательство порядочности и скромности. Они говорят об истощении организма в результате многочисленных родов; о том, что женщина более не принадлежит себе, её жизнь, как говорится, принесена на алтарь продолжения мужнего рода, то есть – в детях. Нет, в особых случаях женщина имела право обратиться даже к гинекологу, но только в сопровождении свекрови, или старшей золовки. Таким особым и уважительным случаем могла быть исключительно очередная беременность!
В стоматологических поликлиниках функционировал строго операционный блок, и почему-то особым уважением и авторитетом пользовались клиенты, требующие у врача «вырвать без укола!».
Эти групповые походы с конвоем минимум из пяти человек по различным медучреждениям были сродни учебным маршировкам на плацу. Шествие возглавляет один, громко стонущий и причитающий, иными словами – сам непосредственно страждущий, прижимающий к причинной стороне лица довольно свежий носовой платок. Одна часть массовки на заднем плане с готовностью подхватывает каждый оброненный страждущим вопль, а вторая – хором утешает и подбадривает несчастного…
Все виды женской косметики, кроме хозяйственного мыла, считались немыслимой распущенностью. Ноги брились станком до колен, ибо порядочной женщине брить выше нет никакой необходимости. Кто там должен видеть?!
К слову сказать, у зрелых дам старше семнадцати лет волосы буйной чёрной порослью вились повсюду, совершенно не считаясь дефектом и темой для переживаний: на ногах, руках, животе; нежной рамочкой обвивали лицо, создавая ореол из бакенбард и бороды. Это, конечно же, подчёркивало выразительность прекрасных глаз. Обрамление было не такой, естественно, густоты, как у представителей сильного пола, а несколько воздушнее и нежнее.
Гардероб, несмотря на конец века, пребывал незамысловатым. Две-три одинаковые чёрные юбки до земли, тёмные кофты, а вместо пальто или куртки представительницы прекрасного пола вполне обходились байковыми или вельветовыми халатами.
Однако в столь выдающемся обличии была, как говорится, и своя изюминка! И изюминкой этой являлись трусы. Только не надо думать, что вы поняли, о чём я. «Трусами» называлась совсем не общепринятая часть нижнего белья, носимая на голое тело, располагающаяся от талии до верхней трети бедра, подчёркивающая сексуальность и скрывающая недостатки фигуры, выполненная из тонкого трикотажа. Трусами считалось огромное, неуклюжее сооружение, начинающееся, как и положено, на талии, но заканчивающееся на верхней трети голени, или в лучшем случае – на середине колена кулиской с продетой в неё резинкой. Такая конструкция было двояковыгодна: во-первых – трусы не задирались при ходьбе, во-вторых – туда можно было вставить верхнюю часть чулок и сэкономить на подтяжках. Толщина ткани зашкаливала за сантиметр, не считая начёса. И этот атрибут женской привлекательности имел весьма выдающиеся окраски – розовую, цвет морской волны, просто голубую, сиреневую и так далее.
Аделаиде тоже купили такие «трусы». Более чудовищного зрелища, чем она в них, Аделаида не видела в жизни! Но родители настаивали, и выглядело это так:
– Ты полная! Колготок на твой размер не выпускают. Ты должна приучиться носить чулки!
– Но чулки всё время сползают!
– Поэтому тебе и говорят, чтоб ты привыкала!
Особенно ужасно об этом говорил папа. Когда с его уст слетало «привикала», она готова была провалиться сквозь землю! На её несмелые возражения в виде:
Может, надо худеть, чтоб колготки лезли, а не привыкать?
Её резонно ставили на место:
Укоротись! Когда спросят – тогда скажешь! Когда похудеешь – тогда купишь колготки, а пока носи трусы с чулками! В колготках как голые, а так тебе же лучше – не простудишь придатки!
Через двор Аделаиды каждый день на работу проходила какая-то женщина. Она всегда была аккуратно причёсана, и платье её не подметало землю, как у основного контингента. Оно просто прикрывало колени. Женщина страшно будоражила ряды придворных домохозяек и будило нездоровое любопытство у любителей пива. Каждый раз её появление во дворе вызывало страшный ажиотаж с перешёптываниями и перемигиваниями.
Однажды кто-то во дворе, начищая кастрюли смесью песка с куриным помётом, презрительно сообщил:
– Моя свекровь её знает! Она живёт около моста, и её соседи говорят, что она на лицо мажет крем!
– Что значит «мажет крем»?! – великосветское общество просто опешило от такого невиданного и открытого хамства!
– Так, крем! Не верите – сами присмотритесь!
После обнародования этой страшной тайны весь двор с ещё большим нетерпением ожидал дефиле незнакомки, а дети, во главе с Кощейкой, забегали вперёд и как бы невзначай шли ей навстречу, пристально вглядываясь в лицо, в надежде заметить на нём следы преступного «крема».
– Она не замужем! – Констатировала всё та же новоиспёченная соседка с кастрюлями и куриным помётом.
– Естественно! – Безоговорочно соглашались с ней соседки с фасолью и полуголой курицей, – кто ж на такой женится! Она же распущенная!
– И они были абсолютно правы! Замужество в этом городе было целой наукой.
Обучение тонкостям мастерства начиналось с самого детства, со дня рождения, можно сказать. Вроде как в Индии обучали Кама-Сутре.
Вот, например: девочку из хорошей и порядочной семьи, если у неё мокрые пелёнки больше не в состоянии впитать ни капли влаги, никогда не переоденут на людях. И никакой рёв не поможет – девочка будет ждать, пока попадёт в закрытое помещение и её перепеленают мать с бабушкой со стороны отца. Потому что можно увидеть всякое, родинку на непонятном месте, например, и потом испортить девочке жизнь сплетнями, например, или шантажом!