Сказка будет жить долго
Шрифт:
– Поняла? – Спрашивала мама с вызовом у Аделаиды. – Всё, что делает мать – тебе на пользу! Мать плохого не пожелает. А что иногда шлёпает, так материнская рука только ласкает. Вся наша жизнь только ради вас. Мы работаем для вас, всё, что у нас есть – ваше! Мы вами живём. Что нам надо? Маленький кусочек хлеба и стакан воды. А все наши мучения, чтоб вас вырастить, поставить на ноги, чтоб вам хорошо сделать! А ты как со мной поступаешь?!
Аделаида часто представляла себе эту сухую, вонючую руку, висевшую на стене, с жёлтыми палками костей, с которой свешиваются клочья гнилого мяса, и её тошнило…
Первый удар пришёлся в ухо. Аделаида дёрнула головой и стукнулась о кухонный
Аделаида, тут уже стараясь увернуться, неуклюже вертелась на месте и, размазывая слёзы по щекам, оглушительно орала:
– Мамочка! Извини меня! Я больше не буду! Отпусти меня! Я больше не буду! Не бей меня, мамочка! Я же люблю тебя!
Она не понимала, что своими воплями только подстёгивала воспитательное рвение мамы.
– Я буду думать!!!
– Конечно будешь! Я и не сомневаюсь! Я тебя научу думать, сволочь! Нет, ты посмотри! Чужих детей воспитываю, а свою идиотку никак не получается! Что ни день – сюрприз! Что ни день – сюрприз! Я выбью из тебя эту дурь! Шёлковая у меня станешь! Я тебе покажу, как мои вещи трогать! Я тебе все руки поотрываю! Если надо – каждый день будешь получать, пока не поумнеешь! Вместо того, чтоб младшему брату примером быть – глупость за глупостью! Глупость за глупостью! Я ей: «Аделаидочка, доченька!» А она, сволочь такая, что хочет, то и делает! Дерьмо собачье! Чтоб ты сдохла! Что ты со мной делаешь, а?! До чего ты меня доводишь! У других дети как дети, а у меня выродок родился! Слушай, дрянь такая, может, ты не моя дочка! Может тебя, суку, в роддоме подменили?! Взяли моего хорошего ребёнка и подсунули мне тварь?! Где сейчас моя хорошая девочка, а?! Где, я тебя спрашиваю?! Убирайся откуда пришла! У меня не может быть такого зверя!
Прибежал опоздавший папа. Начал давать круги. Но почему-то на этот раз они не помогали.
– Мама!
– Захерма! (Заткнись!) Я не твоя мама! Сдохла твоя мама! Нет у тебя больше мамы!
Она начала рвать на Аделаиде одежду.
В это время в дверь громко постучали…
На пороге стояла соседка тётя Оля.
– Что вы так кричите? – Почти равнодушно спросила она.
Тётя Оля жила в городе всего несколько лет, и чисто деревенская житейская мудрость ей подсказывала, чтоб остудить страсти и развернуть события в другую сторону, надо делать вид, что ничего не происходит, или она ничего не замечает.
– Можно, я от вас позвоню? – Всё так же спокойно спросила она и, не дожидаясь ответа, прошла в комнату. Мама разжала руки, отпустив Аделаиду, но так и осталась стоять, видимо, не совсем понимая происходящее. Тётя Оля что-то там набирала, давала отбой, снова набирала, потом сказав, что «дома никого нет», пошла к входным дверям. Всего прошло минут пять, но, видно, у мамы подсела батарейка или она просто посчитала, что пора переходить к последней части и финалу, то есть ложиться на диван, делать «умираю!!!» и вызывать «скорую». Видимо, именно в тот день мама решила эту часть усовершенствовать, потому что ей открылись безграничные горизонты в этой области.
– Да… – задумчиво произнёс папа поздно вечером после отъезда второй «скорой» свою любимую фразу. – Да… у мами било очен трудная дэтство. Видыш какая он балная! А ты ещо ево мучаешь! Нэчесно так! (Да! У мамы было очень трудное детство. Видишь, какая она больная? А ты ещё её мучаешь. Нечестно так!). – И было совершенно неясно, что папа подразумевал под маминой «болезнью», что его так впечатлило – судороги в руках, из которых было невозможно высвободить ребёнка, как из челюстей бультерьера, или мамино возлежание на кровати и суету врачей?
Тогда Аделаида убедилась, что костлявая рука, вылезающая из стены и ложащаяся на её плечо, гораздо менее страшна, чем «трудная дэтства мами».
Глава 9
И вот они, первые настоящие школьные каникулы! Вот они и пришли! Колесико, скачущее с горы по кочкам: ка-ни-ку-лы! В сине-голубой бумажке по имени «табель» круглые пятёрки. Впереди – куча дней в Большом Городе с бабулей и дедулей! Аделаида счастлива!
Вот она, поцеловав маму, папу и слюнявого Сёмку, залезает на заднее сиденье горбатенького «Запорожца», делает им всем в окно «ручкой» и под оглушительное жужжанием мотора выезжает со двора.
Уже сегодня вечером они пойдут гулять. Может быть, даже поедут на метро к бабулиным родителям. Они живут в очень смешном месте – прямо во дворе пожарной команды. У них маленькая времянка, они там живут вдвоём – дед Матвей и баба Нюра. Дед Матвей почти ни на кого не обращает внимания, даже на вновь прибывшую Аделаиду. Он сидит во дворе, около открытой двери сарая и читает про себя газету. Когда он читает, почему-то его губы шевелятся, и на них интересно смотреть. У деда Матвея толстые стёкла очков постоянно мутные и одно немного треснутое в уголке. Бабуля говорила, что её папа был «начальником пожарной команды» и ему наше «Советское государство» выделило дом прямо по месту работы. Аделаиде смешно, потому, что слово «начальник» похоже на «мочальник», ну, на мочалку, прямо как из стихотворения Корнея Чуковского: «Умывальников начальник и мочалок командир!». А уж тем более – как он мог быть «мочальником», если он – старый и ничего не видит?! Ох, тут бабуля что-то привирает! Дед Матвей давно не работает. У него в сарае мокрая, пахнущая клеем прохлада, а ещё есть железные тиски, которые Аделаида страшно любит крутить, когда никто не видит. Ей не разрешают этого делать, боятся, что она прищемит себе палец. А чего ей туда пальцы пихать? Она что, дура, что ли?!
Баба Нюра зовёт есть борщ. Борщ обжигающе горячий и невкусный. И ещё Аделаида никак не может справиться с лёгкой, как пёрышко, ложкой. Мама их называет «алюминиевая» и терпеть не может. Она любит блестящие «мельхиоровые» и вообще говорит, что брезгует «в этом доме» есть, потому, что у них «кошка», и мама «как будто полную ложку шерсти в рот кладёт». Алюминиевая ложка совсем не блестящая и такая лёгкая, что сама подскакивает вверх. Борщ льётся на скатерть. Бабуля сердится:
– Ешь аккуратней! Ещё раз прольёшь – пойдёшь в угол!
Но Аделаида знает, что никто её не собирается никуда ставить. Это её пугают просто так, чисто поржать, ну и для бабы Нюры, естественно.
В окно видно, как помятые, вечно сонные пожарники играют в нарды, а двое делают вид, что моют огромную красную машину, а на самом деле обливаются из шланга водой и громко гогочут. Там через весь двор протянута волейбольная сетка и валяется ничейный мяч. Пожарники очень приветливые. Они улыбаются Аделаиде и один раз даже подарили ей божью коровку в спичечном коробке. От них пахнет бензином и сапогами.