Сказка для Агаты
Шрифт:
– А как же компьютеры?
– А чего компьютеры? – Фонарик не выключался, Емельянов стучал им о ладонь, заставляя желток света прыгать по деревьям. – Они и так и так будут. У меня сеструха есть, двоюродная. Она переводчик. Сидит в своей фирме и ворчит, что переводчик – это не профессия. Что на иностранном языке кто угодно может говорить, что это плевое дело. А дело должно быть полезным. Чтобы только ты мог делать. Как мастера раньше. Дом там строить, открытия открывать.
Как только он это сказал, фонарик погас.
– Ага! – согласилась Агата. – Молодец! Будь врачом. И вообще – надо нести добро миру.
– Ну что ты все… – протянул Андрей.
– Я тоже теперь знаю, кем хочу быть!
Нет, он не переспрашивал. Светил себе под ноги, изучал мыски кроссовок.
– Буду волшебником, чтобы помогать людям. Тоже буду добро нести. И никого больше не обижу.
– Я серьезно… – расстроенно протянул Емельянов. – Эй! Подождите! – крикнул он, пускаясь догонять Стрельцовых.
Агате стало грустно. Темный лес не пугал. Все было знакомо, убийцы больше за кустами не сидели. Парочка если только. Но они сами боялись выйти. Наверное, от этого и было грустно. Ну, и из-за того, что нога болела. На последних шагах – так особенно. Если бы она уже была волшебником, все было бы по-другому.
На площадке перед входом в парк Серафимы не было.
– Укатили они, – доложил Емельянов. – Примчался ейный папаша и увез. Такой, знаешь, высокий.
Какой именно папаша у Серафимы, было неинтересно. Но Емельянов оживился.
– Они тут подрались немного, – сообщал он подробности. – Сарафимин папаша как выскочит из машины, как накинется на Марка!
– Врет он. – Стрельцов стоял мраморной статуей. Осуждал. – Никто не дрался. Так, покричали немного.
– Да ладно! Кричали! – не сдавался Емельянов. – А кулаками как размахивали! Папаша все орал: «Как ты мог? Как ты мог? Какой ты после этого психолог? Ты коновал и убийца!»
– Он не говорил про убийцу. Он сказал, что нельзя ставить опыты на живых людях.
– Какие опыты? – запуталась Агата. – О чем вы?
– А они больше ничего не сказали, сели в машину и уехали.
– Пойдемте? – тихо спросил Стрельцов-старший. – Не ваше это дело, как ведут себя взрослые. Тем более что вы ничего еще не понимаете.
По дороге они сначала довели до дома Емельянова. Чем ближе было к дому, тем тише он становился. Фонарик выбросил в подъезде. Не успели они отойти, как рядом затормозила машина.
– Слушай! – вывалился из салона Марк. – Совсем про тебя забыл. Вокруг столько всего! Садись!
Стрельцов смотрел в сторону. Один папа улыбался. Агата поставила больную ногу на мысок – ныла та нестерпимо. Но все это было не то. Надо было еще что-то сделать. Агата опустила голову и тут же вспомнила.
– Который час? – убрала она со лба челку.
– Восемь! – нетерпеливо ответил Марк.
– Поехали!
– Хорошего вечера! – махнул рукой папа.
– Спокойной ночи, – очень культурно отозвался Стрельцов. – До завтра, – чуть поклонился он Агате.
«Ага, как же, – мысленно послала его Агата. – Уже бегу, теряя тапки».
– Домой? – Марк поерзал, удобней усаживаясь в кресле.
– А тебя правда побили?
– Что ты все время выдумываешь! – поморщился Марк, выезжая на дорогу.
– А ты психолог, да?
– Я социальный работник.
– Это тот, кто с психами?
– Я везу тебя домой.
– Я не псих.
– На чай не напрашиваюсь. Мне к себе надо.
– Мне не домой. На бульвар.
– На лавочке давно не сидела?
– Вон туда давай, – показала рукой Агата.
– Что ты собираешься делать? – спросил Марк, останавливаясь на светофоре.
Агата смотрела в окно. Странно, а в городе еще не так темно. В парке же была непроглядная ночь. Темные деревья. Черная земля.
– Здесь останови, – скомандовала Агата и, не успел Марк затормозить, выскочила из машины. – Уезжай! – крикнула. – И не появляйся! Понял?
– Понял.
Машина стояла на месте.
Парикмахерский салон светился высокими чистенькими витринами.
Агата взбежала по ступенькам. За спиной зажужжал моторчик стекла. Она вернулась, сунула голову в окно:
– Рублей пятьсот дай?
Марк не двинулся с места.
– Я потом верну.
Он усмехнулся.
– Пожалуйста! Спасибо! Будьте здоровы!
– Тысячи хватит?
– Пятьсот давай! – настаивала Агата. – Спасибо большое. – Она вылезла из окна, аккуратно сложила полученную купюру. – Доброго вечера. Живите, не болейте!
Что-то Марк хотел ей сказать, но Агата специально заторопилась, запрыгала-захромала по ступенькам вверх. Машина издала жалобное блеянье, но Агата не обернулась. Пускай катится.
– Вы записаны? – спросила сонная девушка за стойкой.
– Мне срочно. – Яркий свет резал глаза.
Девушка наградила Агату очень внимательным взглядом.
– Что-то не так? – с нажимом спросила Агата.
– Сейчас узнаю у мастера, – отозвалась девушка и крикнула в освещенный зал: – Таня! Возьмешь?
Из коридора вышла знакомая полная девушка с ободком на голове и с тугим пучком кудряшек.
– Чего это с тобой? – удивилась Таня, разглядывая Агату.
– Мне подстричься, – Агата тронула волосы. – Как-нибудь покороче. Чтобы не мешало. У меня тут подруга… Не помню когда… Я тут была…
Должны, должны принять. Не могут отказать. Потому что ей надо. Ну пожалуйста!
– Пойдем, – усмехнулась Татьяна.
Агату мыли, Агату стригли, Агату обрызгивали специальными составами. Агата терпела. Вода ее всегда бесила, а теперь… странно, успокаивала.
Из салона они выходили последние. Таня выключала свет.
Агата хромала вдоль бульвара. Нога опухла и перестала помещаться в кроссовку. Перекресток горел угрожающим красным. Агата глянула вдоль дороги. Где-то там прятался «Допинг», где-то там устроились на ночлег крикливые воробьи. Кусты сирени выставили царапающие ветки.