Сказка для Агаты
Шрифт:
Мимо нее пронесся тяжелый грузовик с огромной красной кабиной. На номерном знаке стоял 42-й регион. Машина возвращалась домой. Или ехала дальше, через город, в неведомые дали. Агате тоже хотелось в дали. Но для начало неплохо было бы помыться.
Дома все было тихо. Мама не вернулась. Агата тяжело привалилась к стене, сползла на пол, потянула с ног мокрые кроссовки. Сбросила куртку, еле выбралась из грязных джинсов. С мамой надо было уже что-то делать. На работу за ней, что ли, сходить? Сколько она еще будет гулять?
От встречи с веткой на боку остался хороший синяк. Нога распухла и покраснела, под ногти забилась грязь, на щеке хорошая царапина. Агата смотрела на себя в зеркало. Мастер Таня сделала ей короткую стрижку. Волосы лежали беспорядочной копной, не закрывая глаз. Ощущение было странное. Волосы совершенно не чувствовались на голове. Они стали невесомы. Куда-то пропали и так не нравившийся ей широкий лоб, и тяжелые скулы, а шея вдруг стала длинной и как будто бы тонкой.
Агата крутанула ручки смесителя, заставляя воду бежать по длинному шлангу, а потом обрушиваться дождем из лейки. Вода… Говорят, она смывает старые обиды, чужие мысли и бестолковые наговоры.
Ночью выпал снег. Он был колючий и хрусткий, он исходил водой и трещал под ботинком. С деревьев капало. Веточки были обернуты в замерзшую воду.
Скоро зима. Она высылала свои визитки людям: морозный воздух, первый снег, забытую за лето зябкость.
Пустая сумка давила на плечо, сползала, вынуждая все время ее поддергивать. Нога уже не так ныла, но все равно хромалось. Ну и холодно еще было. Но с этим уже как-то сроднилось.
Люди, люди. Все больше в черном. Лица опущены. Что они там, под ногами, ищут?
Мама вынырнула из толпы, снова спряталась за чью-то спину. Показалась. Люди как деревья – за ними так удобно прятаться.
– Мама!
Ничего не изменилось. Деревья, то есть люди, все так и шли, редкими кустиками мелькали дети.
– Агата? – выдохнула мама, замирая.
– Привет! – приподняла Агата руку. – Как ты?
– Агата! – Мама зашагала быстро-быстро, порывисто обняла. – Агата!
– Ну ладно, чего ты, ну ладно, – бормотала Агата, поглаживая маму по плечу. Ты, это, домой приходи. А то я чего-то без тебя… никак.
– Агата, – мама провела ладонью по лицу, смахивая слезы, – я так соскучилась! Ты не думай, я все про тебя знала. Мне каждый день звонили. И Дарья Викторовна, и Ванечка.
– Ванечка?
– Да-да, его Дарья Викторовна просила. Ой, как хорошо, что ты пришла… – Мама опять заплакала.
– Ну, ты это… придешь?
– Конечно. Конечно приду! А ты сейчас куда? В школу, да? Ой, ты, наверное, опаздываешь.
– Ничего, – смутилась Агата. – Я теперь отличница. Можешь в электронном дневнике посмотреть.
– Агата… Какая ты стала. Ой, прическу новую сделала.
– Это я так, вчера… Придешь?
– Да, да. – Мама искала платок и не находила его. – Ты иди. А то совсем опоздаешь. И мне тут тоже… надо. Агата…
– Только обязательно приходи. – Агата отступила. – Приходи. Ладно?
– Приду. Вещи заберу и приду. Ты в школу сейчас, да? В школу?
И Агата пошла в школу.
Глава десятая
Путано и бестолково
– Гатка! – кинулась к ней Синявина от порога класса. – Какая ты!
– Какая? – напряглась Агата. Ничего хорошего Ленка сказать ей с утра не могла.
– Красивая! А правда, что вы с Емельяновым девчонку из пруда спасли? Ночью.
– Из какого пруда?
– Из Оленьих прудов! Вы туда пошли, а там тонут.
– И что мы там ночью с ним делали? – тихо спросила она. Как только станет волшебником, превратит Емельянова в Пиноккио и каждый раз за вранье у него будет вырастать нос. И дятлы ему в этом не спасение.
– Гуляли, наверное, – пожала плечами Синявина. – Он только что у Даши отпрашивался. Сказал, что после вчерашнего у него горло болит.
– Странно, что не другое место.
– Ой, рассказывай! – не стала вдаваться в тонкости здоровья Емельянова Ленка.
– Снег видела? – Агата показала на тающие остатки ночного пиршества за окном. – Не тонул никто. Наоборот. Мы идем, а там девушка сидит, прямо на бережку. Встать не может.
– Ударили, что ли?
– Хуже – примерзла. Так долго сидела, что не заметила, как вокруг лед образовался. Она туда-сюда – никак. Андрей кинулся и дыханием ее своим отогрел. И еще руками.
– Да ладно!
– А насморк, думаешь, у него откуда?
Синявина задумалась, сопоставляя полученную информацию.
– А знаешь, – радостно сообщила она, – ко мне Стрельцов подошел, спросил, что я вечером делаю.
– И что ты вечером делаешь?
– Сначала ничего, а теперь вот с ним встречаюсь.
Агата замерла. Круто! Прямо не отличник, а стахановец какой-то.
– Ну? Чего молчишь? – заволновалась Синявина. – Как у тебя с Емельяновым?
– Что с Емельяновым? – не поняла Агата.
– Вы же вместе. Васёк до сих пор обижается, что ты с Андреем теперь.
– На кого обижается?
– Кто?
– Будут драться.
– Да иди ты! Кто с кем?
– Пойдем спросим.
Лена послушно побежала следом. Все равно у них была алгебра.
– Варнаева! – тут же заметила ее классная. – Говорят, ты теперь герой.
Класс заржал. Особенно старался Васёк. Он сидел отдельно от Смоловой и всеми силами показывал свою независимость. Агата кивнула Лене – мол, иди, прикрою – и вдоль доски похромала к своему месту.
– Только учусь, – лениво бросила она. – Это Емельянов у нас герой-герой. Там около пруда еще мины взрывались, так он на них грудью кидался, чтобы осколками людей не зацепило. Теперь он не скоро в школу придет. У него открытая рана сердца.