Сказка для добермана
Шрифт:
– Ревнуешь? Знаешь, а мне нравится… - проходит по моим губам большим пальцем, а у меня нет слов, кроме претензий всем его возможным бывшим. Он ведь явно не вёл монашеский образ жизни, пока мы не виделись, не запирался в келье, изучая способы победить врагов путём глубокой медитации.
– Это сложно – не обращать внимания на женщин, вьющихся вокруг тебя, и просто делать вид, что всё нормально.
– Признаюсь, а потом решаю уточнить.
– Я почти набросилась на неё тогда.
Его совсем не задевают мои слова, и даже наоборот – он продолжает испытывать какую-то тёмную радость, а вот
– Весело тебе?
– пытаюсь вырваться, но мы оба понимаем, что делаю это только для вида.
– Скажем так, - касается губами моих губ.
– Это мне стоило бы наброситься на Каю в случае вашего с ней близкого знакомства.
– Это ещё почему?
– Потому что я совсем не в её вкусе.
Доходит до меня долго, особенно из-за мягких, дразнящих прикосновений губ к шее и ключицам, но когда я осознаю истинный смысл сказанного, щёки обжигает непрошеным румянцем.
– Так она…?
– Играет совсем за другую команду. Поверь, Демон пытался, но едва не умер, - продолжает веселиться, а я почему-то хорошо представляю картинку, где наглый брюнет получает по загребущим лапам от воинственной девчонки.
– Уверен, вы могли бы подружиться, вот только я её к тебе не подпущу, зайка.
Ого, как у нас загорелись глаза…
– Значит, конкуренции всё же опасаешься?
– Нет. Просто я убью любого, кто попытается тебя отобрать, - заявляет без обиняков, и я верю каждому слову, ведь я для него не просто забавная глупость на ножках. Теперь-то я это точно знаю.
– Какой же ты гад, - шепчу с восхищением, позволяя его рукам забраться под кофту и дразняще очертить соски пальцами.
– Я твоя судьба, смирись, - всё, что мне ответили, впиваясь новым поцелуем, заставляющим выпасть из реальности.
Кажется, мои губы просто опухли за эту ночь, но большего, кроме поцелуев Демьян Викторович себе почему-то не позволил – видимо, проникся моими словами о прощении. Мы просто уснули, тесно прижавшись друг другу, словно две спаянных вместе детали, и вряд ли что-то способно было оторвать нас друг от друга в тот миг...
Зато пробуждение оказывается ещё более волнующим. Я просыпаюсь от ощущения чужих ладоней на ягодицах, и ни руки, ни их владелец не испытывают никаких угрызений от того, с каким удовольствием сжимают и поглаживают всё, что можно и нельзя. Причём, лежу я, используя Дема в качестве подушки… А в какой момент, интересно, мы оба вообще разделись? Подозреваю, я в этом процессе совсем не участвовала.
– Доброе утро, - почувствовав, что я проснулась, хрипло тянет он, проходясь горячей ладонью по моей спине и обратно, пока отдельные части его восхитительного тела начинают жить своей жизнью подо мной.
Его твёрдая плоть кажется почти раскалённой, касаясь меня точно там, где всё уже было готово принять его, а я боюсь даже пошевелиться. Сердце разгоняется, а мысли тут же становятся вязкими, как смола, но в этот момент меня вдруг одолевают дурацкие и совсем ненужные угрызения совести. Ну почему я должна быть помолвлена с
– Сколько времени?
– спрашиваю, пытаясь отвлечь саму себя.
За окном уже разгорается рассвет, и он всегда был тут слишком ярким и слишком алым, чтобы и дальше просто спокойно спать.
– Рано, - говорит Дем, и резко поднимается, заставляя меня обхватить его крепче, а потом куда-то несёт.
– Но нам ещё нужно вернуться к ушастым, так что времени не так уж много… Как хотелось бы.
– И с небывалым сожалением добавляет: - Так что даже душ придётся принимать вместе.
Вот тут я окончательно просыпаюсь и мои глаза наверняка выглядят, как у лемура.
– Прошу прощения?
– Надо экономить воду, ты же знаешь, - вполне серьёзно заявляет он, открывая дверь в ванную и занося меня внутрь.
Я совсем теряюсь, когда Дем закрывает нас в кабинке, разворачивая меня лицом к стене, и включает воду. Всё ещё пребывая в глубокой задумчивости по поводу нашей ситуации, я мгновенно прихожу в себя, когда ягодицу обжигает ощутимый удар.
– За что?
– пытаюсь повернуться, но мне на дают.
– Не смей думать о другом, когда ты со мной, - рычит, прижимаясь ко мне всем телом, и мне некуда деться в этом пространстве.
– Не смей, слышишь? Он не заслуживает тебя…Даже мыслей твоих не заслуживает!
Я чувствую, как быстро поменялось его настроение, и теперь от нежного щеночка, каким он недолго был, не остаётся и следа. Его член упирается между моих ягодиц, и Дем тут же резко двигается, усиливая скольжение, напирая, будто жаждет прямо здесь и сейчас заявить на меня свои права, а я понимаю, что сдалась бы.
Эта близость какая-то отчаянная, сумасшедшая, и его голод сейчас как никогда прежде отзывается во мне. Губы клеймят плечо и шею, клыки едва задевают вену, желая впиться, а я совсем теряю контроль, подставляясь для укуса, которого не следуют – только настойчивый язык блуждает по бьющейся жилке. Пальцы находят пульсирующую бусину клитора, проходятся по ней в неистовой, нетерпеливой ласке, вторя движениям бёдер сзади, и остальной мир снова перестаёт иметь значение.
Воздух сгущается от пара и нашего сбитого дыхания, а после мы срываемся в пропасть одновременно. У меня даже уши закладывает от такого стремительного оргазма, и сердце грозится совсем сойти с ума, но я прекрасно слышу пульс Дема, достигший максимума, и это меня успокаивает. Вода смывает следы нашей страсти, но мы по-прежнему остаёмся в том же положении, даже не двигаемся, будто пытаясь запечатлеть этот момент во времени.
Но это не может длиться вечно.
Чуть отдышавшись, я первая разворачиваюсь в его руках, чтобы увидеть, как Дем растерян, что в очередной раз не удержался, а ворон на его груди на этот раз больно обжигает, стоит мне только коснуться рисунка. Но я всё равно обвожу пальцами пылающий живым пламенем контур, и он медленно начинает гаснуть, успокаиваться от моих лёгких поглаживаний, а сам Демьян стоит окаменелым истуканом, закрыв глаза.