Сказка для взрослых
Шрифт:
С к а з о ч н и к: Понятие «стыд» напрочь отсутствовало в котячьей философии, однако роль великого оратора, примеряемая на себя усатым созданием, не раз заставляла лесных обитателей проливать горькие слезы от услышанного. А образ мирового судьи вообще приводил полосатую скотину в состояние, близкое к блаженству.
Кот выдержал паузу, необходимую для раскаяния собравшихся, и продолжил нравоучительным тоном:
– Итак, повторяю еще раз для тех, кто меня не понял, а конкретно – для всех присутствующих: старый шакал по своей природе – скотина злая и подлая; Лев, опять же по его львиной природе – добрый и справедливый. Однако это не значит, что он готов бесконечно терпеть выходки старого интригана, и если надо, то может и башку открутить, а потом вкрутить. Только уже в другое место…
Кот специально сострил, чтобы разрядить ситуацию и снять напряжение, повисшее в воздухе.
Зверье заржало.
– Итак, – прервал слушателей лохматый, – если все навеселились – я продолжу. Лев по своему статусу – не просто добрая большая кошка, а еще и грозный, но справедливый царь. Вот поэтому-то он может не только жалеть пострадавших и прощать раскаявшихся, а и судить своим справедливым судом, после которого непременно следует наказание. Это понятно?
– Ну… Да… Конечно… Наверное… Скорее всего… – замычали звери, все еще не понимая, к чему клонит полосатое существо.
– Я вот частенько задумывался: почему представители моей породы, имея все лесные шишки, окружив медведей своими прихвостнями
– Наверное, не получается, – промычал шакаленок.
– Правильно, носатый. А почему не получается?
– Видимо, кто-то мешает, – вновь отозвался шакаленок на вопрос котяры.
– И опять правильно, мой маленький сородич, – похвалил толстоносого кот, поглаживая себя по животу. – А кто же мешает?
Внезапное озарение посетило присутствующих:
– Неужели – сам Лев?
– Где Лев? Откуда? Почему? – задал все вопросы сразу медвежонок, так, вероятно, и не понявший смысла сказанного.
Бельчонок и ежик тут же принялись ему объяснять.
– Понимаете, какая петрушка приключилась, – продолжил кот после небольшой эффектной паузы. – Шакалы-то во Льва не верят, потому и не могут понять, почему же им никак не удается взять полную власть над лесом. Вроде все идет как надо, и тут вдруг трах-бах – и их всех, как бешеных псов, загоняют аж за можай (понятия не имею где это, но, наверное, где-то очень далеко).
Зверье долго молчало, пока старый кабан не прервал образовавшуюся тишину:
– И как прикажешь поступать со всем, что ты тут нам наговорил?
– Вот, – хитро произнес кот.
– Что – «вот»? – не понял кабан.
– А «вот» – это значит «вот», – выпалил кот.
– Медвежонок, – вежливо обратился к зверенышу старый кабан, – не окажешь ли присутствующим, совершенно запутанным полосатой тварью зверушкам, услугу, долбанув как следует стоящую рядом усатую скотину?
Говоря это, кабан медленно подтягивал к себе внушительных размеров дубину.
– А почему я? – не понял медвежонок.
– Да потому, криволапый, – ответил за старого кабана котячий друзяка, – что у тебя удар слабее, а если предводитель угадает в мурчащего, то прибьет скотину неминуемо, и тогда мы ни за что не узнаем, чего эта морда понавыдумывала.
– Как скажете, дяди кабаны, – поднялся медвежонок.
– Сидеть, – заорал кот, – бунт на поляне? Сначала дослушайте, а уж затем выводы делайте.
– Хорошо, продолжай, – изрек старый кабан. – Только пускай медвежонок разместится где-то в районе твоей полосатой пятой точки, и если кого-то, по обыкновению, опять занесет, то дружеский удар в печень вернет мечтателя на и без того грешную землю.
Кот, насколько смог, отодвинулся от медвежонка и продолжил, оглядываясь с опаской на косолапую угрозу, усевшуюся рядом:
– Хорошо, я продолжу, даже невзирая на отсутствие у присутствующих какого-либо понимания чувства прекрасного, а именно – высокохудожественного литературного слога и ораторского мастерства, носителем которых является ваш покорный слуга.
Зверье разинуло пасти, а старый кабан ответил за всех:
– Я бы посоветовал тебе продолжать с оглядкой на грубую физическую силу, разместившуюся рядом, а также на клыки, когти и копыта сидящих напротив.
– Ладно, так и быть, подчинюсь безосновательному и вероломному насилию. Итак, суть моего гениального предложения кроется в следующем: нам необходимо насолить шакалу настолько, чтобы он захотел нас со свету сжить. В общем, надо стать у него костью в горле. И вот когда он будет вне себя от ярости и решит порвать нас, как Бобик сосиску, а затем начнет-таки рвать, вот тут-то и появится всемогущий Лев, который всех нас и спасет.
Звери огорошено молчали.
– По крайней мере, я так думаю, – изрек кот.
– А если не появится? – осторожно спросил ежик.
– Тогда плохо дело. Если Лев не вмешается – порвут всех нас оптом, сто болячек мне в печенку.
– Ничего не скажешь, классное предложение, – съязвил кабаний старейшина.
– А главное – деловое, – поддержал его котячий друг.
– А еще – безопасное, – робко вставил шакаленок.
На поляне образовалась неловкая пауза: зверье пялилось либо в одну точку, либо по сторонам, почесывалось в разных местах и, похоже, думало, напрягая даже мышцы ушей.
– Еще идеи будут? – задал вопрос предводитель.
Кот отрицательно покачал головой. Звери, в свою очередь, повторили незамысловатые движения кота.
– Значится так, – проговорил, чего-то обдумывая, старый кабан, – раз других предложений нет, то придется реализовывать «гениальный» план нашего полосатого коллеги.
– А как? Каким образом? – не выдержал шакаленок.
– Не знаю я, – ответил кабан. – Котяра все это замутил – вот пущай и придумывает.
– Ах, значит так, – возмутился полосатый. – Как медведя позади меня сажать да крайнего искать – тут вы молодцы. А как серым веществом пошевелить, так – котик, родненький, выручай…
– Послушай, лохматый, – парировал кабан, – сценарий могу и я выдумать, но тут есть одна незадача: я – тупой прямолинейный солдафон, оттого и сценарии у меня получаются такие же тупые и прямолинейные. Думаю, тебе не понравятся.
– Например? – спросил, прищурившись котяра.
– Ну, например, взять дрын и колотить тебя, пока не околеешь, и вот когда начнешь околевать – Лев, глядишь, и появится защитить твою усатую тушку. Меня, понятное дело, к ответу, тебя – на костыли, но зато зверенышам утешение: смогут со Львом пообщаться, да проблемами своими поделиться. Как тебе такая пьеса? А? Ты – герой, хоть и искалеченный, а я, как вселенское зло, наказан по полной программе.
– Ну да, ну да, – проблеял кот. – Не нравится мне твой сценарий. Уж лучше я сам выдумаю чего-то не столь кровожадного.
– Вот и чудненько, вот и договорилися, – сказал старый кабан и по-дружески огрел котяру. Кот застонал, звери заржали, дятлы застучали…В это время на родине зверушек происходили воистину сказочные дела: нерпа с легавым псом, посаженные в ямы не столь отдаленные, вдруг стали сильно недомогать, отчего администрации срамных ям пришлось обеспечить узников срочной инолесной медицинской помощью, а также обустроить индивидуальные места отбывания наказания с дополнительными удобствами. Главного волчару нетрадиционной ориентации, переведенного давеча на должность крота, сместили на другую, более красивую, но вовсе ничего не значащую работу. А медведь лапами своего старшего медвежонка стал отбирать отобранное даже у волков. Звери взвыли, но сила была на стороне медведя, потому-то и приходилось богатой элите делиться добром, награбленным неправедными трудами.
На самом деле весь этот цирк, а точнее будет сказать – зоопарк, как всегда, был придуман старым шакалом. Медведь же просто слушал его и делал все, как велел великий комбинатор, тем более, что следовать подсказкам шакала становилось все выгодней и выгодней: постоянные перемещения приближенного зверья на лесных должностях не давали последним организовываться в кланы, а отбираемое добро тешило алчность косолапого зверюги. Шакал крутил фигурами в окружении медведя, как человеки-наперсточники крутят наперстками. В результате этих перестановок на ключевых должностях оказывались нужные шакалу особи. К слову, обороной в лесу рулил вообще засланный с соседнего леса казачек, вернее – бык в козлиной шкуре. Или козел с бычьим интеллектом. Будучи тупой от природы, эта скотина с умным видом делала глупейшие
В общем, шакал знал, что делал. И кажущееся со стороны значительным усиление власти делало медведя уязвимым настолько, насколько он чувствовал себя в безопасности, благоговея от безмерного увеличения своего шишечного состояния. Единственное, что не мог понять медведь ввиду собственной недальновидности, так это то, что не старый шакал ему прислуживает, а наоборот – шакал танцевал медведя как хотел.
План был прост и незамысловат, как лесная тропа (она ведет – зверюга идет; только в нашем случае медведя, как барана, вела не тропинка, а старый шакал): медведь со своим отпрыском отбирают отобранное у хищников, затем шакалье отдает косолапого на разрыв обозленной толпе этих самых хищников, а потом сосредоточенное в одних лапах добро перекочевывает к представителям шакальства (у одного-то легче отобрать, чем у многих, а так получается все здорово и красиво: отобравшему у медвежьей семьи и предъявить-то нечего – он же хищников не обижал, а «честно», то есть – справедливо наказал зарвавшегося правителя; обозленным же хищникам, терявшим во всем этом спектакле несметные шишечные суммы, в качестве утешительного приза доставалось только рычащее от отчаяния косолапое существо). Что же касается медвежьего отпрыска, то у него после низложения папаши на выбор образовывались два варианта: он либо играет по сценарию, придуманному старым шакалом, добровольно отдав все отобранное и доживает остаток своей никчемной звериной жизни, упиваясь медом, либо же отправляется вслед за батяней.С к а з о ч н и к: Придумается же такое… Прямо не сказка, а дефектив какой-то выходит… Эх, надо было все-таки на певца учиться…
XVI
А в это самое время шакал преподносил лешему, в третий раз набивавшемуся на место медведя, показательный урок подлости и интриганства. Как было сказано ранее, шакал распорядился найти во что бы то ни стало молодого кабана, затеявшего смуту в кабаньем стаде. И вот, когда сопливый по количеству лет кабан был доставлен пред очи ведущего и ведомого, шакал сделал незаметный знак лешему сразу не начинать разговор, а выдержать паузу, чтобы хрюкающее существо, испортив воздух, ощутило всю значимость момента. Следует отметить, что толстоносый был большим знатоком звериной психологии – не только в теории, ведь любил он и поэкспериментировать над недалекими люмпенами лесного плебса. Сделанная пауза, как говорится, возымела успех: кабана, стоящего в окружении нарочито обозленных и рыкающих волков, стала пробивать невесть откуда взявшаяся дрожь, конечности подкосились, корма опустилась на землю, а шерсть вздыбилась и покрылась испариной. И когда молодое, хорошо сложенное, мускулистое и грозное животное превратилось в домашнюю свинку, шакал заговорил вкрадчивым голосом:
– Здрав будь, поросенок.
– Угу, – не зная почему, ответил кабан.
– Воспитанные звери на приветствие отвечают приветствием, – нравоучительным тоном произнес леший.
– Здравы и вы будьте, – дрожа и переминаясь, ответил кабан, боясь при этом даже взглянуть на собеседников.
– Скажи-ка мне, дорогой наш друг, – с хитрецой говорил шакал, – а известна ли тебе причина, по которой ты был приглашен в святая святых, на поляну белокаменную, сокрытую от посторонних глаз?
Кабан, и вправду ставший к этому времени поросенком, отрицательно закачал головой, снова испортив воздух на поляне.
– Хорошо, – удовлетворенно заключил шакал, – тогда ответь: готов ли ты сохранить в секрете все услышанное здесь, и ни при каких обстоятельствах никому не раскрыть поведанных тебе тайн?
Кабан, как зомбированный, быстро-быстро закивал башкой.
– И ты готов в этом поклясться?
– Кля-нусь, – еле слышно хрюкнуло морально убитое существо.
– Ну, вот и отличненько, – сказал шакал, довольный наглядным уроком укрощения клыкастой зверюги, преподнесенным лешему, – будем считать, что мы тебе поверили. А осознаешь ли ты, хрюкающее рыло, что с тобой сделают эти милые волки, если тебе вздумается нарушить наш уговор?
– Угу, – чуть не плача, ответствовал крючкохвостый плебей.
– Господа, – обратился к охране шакал, – предоставьте нам с господином лешим возможность насладиться общением с новым другом.
Волки, убрав звериный оскал со своих не очень-то дружелюбных морд и спрятав клыки, быстренько удалились, и на белокаменной поляне остались шакал, леший и до смерти перепуганный кабан. Главный интриган, обойдя свиную особь со всех сторон и оценив ее состояние как неадекватное для продолжения разговора, принялся приводить зверя в чувство, изображая свое полное расположение к нему.
– Дорогой кабан… да чего там – вепрь, – сказал шакал, подойдя к хрюкающему созданию и положив лапу на загривок собеседника, – до нас с лешим дошел слух, что ты храбро и самоотверженно повел себя в ситуации со старым кабаном, что смело выступил против зарвавшегося предводителя, поддавшись праведному порыву восстановления справедливой справедливости, и что при этом даже не побоялся численного перевеса в живой силе и очень достойно ушел непобежденным с поля брани.
Кабан впервые с момента попадания на белокаменную поляну почувствовал твердую почву под ногами.
– Мы с лешим, – продолжал шакал, – управляя великими лесными угодьями, пристально следим за всяческими актами проявления беззакония и несправедливости по отношению к нашим подопечным.
Кабан ощутил, что практически остановившееся сердце вновь начало судорожно гонять кровь по сосудам.
– Тем более, – не останавливался шакал, – что такие молодые и смелые звери, как наш новый знакомый, достойны иной участи, нежели служить под началом старого, глупого и бесчестного предводителя.
Хряк уже во всю расправил спину и гордо похрюкивал, упиваясь дифирамбами могущественного интригана.
– И нам кажется, что ты вполне мог бы занять место кабаньего предводителя, если бы мы с лешим тебе немного помогли.
Кабан выпятил зенки и открыл пасть, из которой как перед едой потекла слюна. Он преданно глазел то на лешего, то на шакала, издавал нечленораздельные хрюки и судорожно кивал своей маленькой башкой, плавно переходящей в широкий мясистый ошеек.
– Итак, – закончил восхваления шакал, окончательно вербуя несведущую в подковерных играх животину, – мы с лешим, хорошо подумав и взвесив все «за» и «против», решили предложить тебе самое большее, что вообще может быть в здешнем лесу, а именно – нашу дружбу.
Шакал сделал длинную паузу, давая кабану время разложить сказанное по полочкам в маленьком и непродуктивном мозгу.
– Готов ли ты, потомок мужественного рода вепрей, стать другом самому великому лешему и его скромному помощнику?
С к а з о ч н и к: Шакал старался не высовываться и быть в стороне от публичности. Этот прием всегда приносил свои дивиденды: что бы не сделали ведомые им леший с медведем, выгоду от сделанного всегда получит шакал. С одной стороны, приписывание собственных побед всецело зависимым от него марионеткам где-то ущемляло самолюбие возомнившего себя великим гроссмейстером шакала, но с другой стороны, обеспечивало безопасность в случае, если что-то пойдет не так, как планировалось, и взбунтовавшееся зверье вдруг решит порвать своих рулевых. Боязнь за собственную шкуру и страх перед расплатой за содеянное пересиливали неудовлетворенное самолюбие зарвавшейся скотины. Поначалу, конечно, было обидно, но со временем старый хитрец стал получать огромное удовольствие от своего положения: ему, например, нравилось забавы ради стравливать между собой и представителей высшего лесного политикума, и отбросов звериного плебса. Эдакая звериная игра в шахматы…