Сказка для взрослых
Шрифт:
С к а з о ч н и к: Вот ведь… бывает же… Оказывается, запущенная в голову дубина может быть не только проявлением агрессии к тому, в кого эта дубина бросается, но и олицетворять выражение безмерной дружбы со стороны того, кто бросает указанный предмет. И вроде все правильно… И вроде ваш лучший друг поступил так, как и вы бы поступили на его месте… Но осадочек, как говорится, все равно остался…
Старому шакалу о происшествии доложили сразу же. Естественно, слухи о побоище и сплетня, запущенная котом, дойдя до адресата, превратились в детективную историю, написанную самым разудалым автором – звериной фантазией. Шакал не мог понять, где там правда, а где – вымысел, отчего, само собой, и бесился. Позвав к себе сладкую парочку, хитроплет прохаживался взад-вперед, многозначительно морща лоб. Приглашенные правители молча созерцали эту незамысловатую картину раздумий гроссмейстера: он нервничал, чесался, издавал непереводимые звуки и, казалось, совсем не обращал внимания на присутствующих. Так прошло больше часа. Затем великий мыслитель чего-то вспомнил, повернулся к засыпавшим полумедведям и обратился к ним так, будто они только что вошли:
– А, вот и вы… Вы уже знаете, что произошло?
– Да, – утвердительно ответил леший.
– Да, – поддакнул ему медведь. – А что произошло?
– До меня дошел слух, что старый кабан, который предводителем у хрюкающих числится, и котяра, который из шакалов, спелись и чего-то там на пару мутят…
– Ну, спелись себе и спелись… – промямлил сонный медведь, – мутят себе и мутят… Чего здесь удивительного? Да мало ли кто в нашем лесу с кем мутит? Да у нас, если больше двух скотин в стадо соберется, то там сто процентов сразу какая-то муть образовывается.
– Послушай меня внимательно, – сказал, заметно раздражаясь старый шакал, – насчет мути – это ты правильно подметил, но постарайся наконец-то зарубить на своем толстом носу следующее: во-первых, когда я говорю – ты молчишь и слушаешь до тех пор, пока я не закончу; во-вторых, даже когда говоришь ты, то прислушиваешься к выводам, сделанным старшими тебя и по возрасту, и по положению;
– А чего тут не понятного… Тут мне все понятно… Я, кстати, это и без вас знал…
Старый шакал сделал знак лешему и тот незамедлительно отвесил подзатыльник медведю.
– Ай-яй, – взвизгнул косолапый, – чего он дерется?!
– Сам подумай…
– Ну, наверное, потому, что вы ему сказали меня долбануть.
– Угадал… Бинго… Леший, долбани его еще раз…
Леший опять ударил медведя.
– А сейчас-то за что? – всхлипнул, почесываясь, мохнатый.
– А это чтобы тебе лучше думалось. Ударить тебя лешему сказал действительно я, но только это была не причина, а следствие того, почему я это сделал. Итак, попытка номер два: почему же я сказал лешему тебя ударить? А?
– Можно, я не буду отвечать?
– Можно… Почему же нельзя… – сказал, о чем-то раздумывая, старый шакал. – Леший, будь добр, стукни уродца еще раз.
Все произошло быстрее, чем успел сообразить медведь. Подзатыльник был сильным и своевременным. Косолапый, получив ускорение от лешего, кувыркнулся, на мгновенье отключился, а включившись – стал визжать, как кикимора, и причитать, как нерпа:
– Вы же разрешили мне не отвечать.
– Да, действительно, разрешил… А лешему разрешил тебя ударить… В общем, каждый воспользовался своим разрешением. Так что, здесь все честно. И хватит об этом. Далее слушаем меня и не перебиваем. А если я собьюсь по какой-либо из причин, стоящих передо мной, то эта наглая скотина тут же познакомится с моими волками, причем – с самыми кровожадными их представителями. Итак, еще кто-то что-то хочет спросить?
– Нет, – хором ответствовали зверушки, отрицательно замотав бошками.
– Про-дол-жа-ю, – медленно произнес шакал. – Старый кабан пользуется у соплеменников большущим авторитетом. Он сильный, отважный и достаточно сообразительный во всем, что касается ведения боевых действий. В мирное же время он беспомощен, как молочный поросенок, и потому сам по себе не представляет для нас какой-либо опасности. Однако его союз с котярой, ежели таковой состоялся, может стать огромной проблемой в нашей работе.
– Почему?
– Кабан – это сила, кот – мозги. Дальше фантазируйте сами. Я котяру не раз звал в преемники…
– А он? – не удержался леший.
– Он петляет, петляет, а ответа на сделанное предложение не дает, и меня, если честно, начинает нервировать такой расклад. И если сплетня о союзе кота и кабана является правдой, то рвать лохматого придется незамедлительно, пока эта тварь не успела создать нам головной боли. Он же, поверьте моему опыту, мастер в этом промысле… – сказал шакал, немного подумал и продолжил: – Поступим так: пускай смутьян, точнее – кто-то из его кабанов, понаблюдает за этой парочкой, посмотрим, чего они удумали. Тут, кстати, а вернее – совсем некстати, зверье в лесу стало недовольство выражать по поводу твоей, леший, победы: шушукаются, договариваются, даже открыто недовольство проявляют. Того и гляди – смута может образоваться, а нам этого ну никак не надо…
– А чего вы боитесь? Нам с нашими волками любая смута – раз плюнуть… – ляпнул медведь, но поняв, что нарушил установленное табу, тут же стушевался и заткнулся.
Старый шакал, казалось, не заметил этой его вольности:
– Нам смуты никак не надо – ни с волками, ни без волков… Нельзя нам смуту… Ни при каких обстоятельствах нельзя…
– Ваше нечистейшество, – обратился медведь к старому шакалу, – а что кабан-смутьян?
– А что кабан-смутьян? – как-то печально переспросил шакал. – Кабан раны зализывает… Помяли его крепко… Надо бы ему еще шишек подбросить – пускай побольше бойцов под свои знамена ставит.
– Что?
– Слаб он в открытом бою против старого кабана… И тут придется брать количеством, так как хитростью пока не получилось, а для количества, как вы понимаете, нужны шишки, и – много шишек…
– А почему хитростью не получается? – поинтересовался леший.
– Ты понимаешь, леший, хитрить можно с тем, кто на твои хитрости ведется, а старый кабан – скотина незамысловатая и на наши поганки не особо ведущаяся…
– Он что – такой глупый? – спросил медведь.
– Был бы глупым – мы бы сейчас о нем не говорили, а так и не знаю, что вам сказать…
– Ну, раз он не глупый – то, стало быть, умный, – смекнул бурый.
– Да он-то, может, и не умный, – раздумывая, ответил шакал, – но хитрый – уж это точно… Ну да ничего, на него одного хитрого трое нас, подлых, всегда найдется, а потому его карта бита… Ну, или будет бита… И я бы даже сказал, что его карта будет бита по-любому.
– А как? – спросил медведь.
– Да как-нибудь… Я ведь спать не буду, пока не придумаю, как скотину своенравную извести.
– Почему? – спросил леший.
– Да имидж у меня такой… Злой я очень… И подлый… И коварный… И так далее…
– А это плохо или хорошо? – поинтересовался медведь.
– Это как посмотреть… – уклончиво ответил шакал.
– А как на это можно смотреть? – не унимался косолапый.
– Для меня – хорошо, так как благодаря этим качествам я всегда одерживаю победу, хоть в честном бою и не боец вовсе. Для моих врагов это явно плохо, опять же, благодаря перечисленным качествам, так как просто победы для меня маловато будет, я люблю своих врагов уничтожать полностью. А еще я очень злопамятный…
– А какое зло вам сделал старый кабан?
– Да в общем-то, никакого зла он мне не сделал, просто если уж я кому-то зло задумал сделать, то не забуду об этом ни при каких обстоятельствах, потому как я злой, и память у меня хорошая. Короче говоря, будете меня слушать – станете как я, а станете как я – все у вас хорошо будет, по крайней мере, в вашей звериной жизни…
– А потом?
– А потом – никто не знает, что будет потом, – философски ответил шакал.
– А я слышал от травоядных, что мы после звериной жизни на самом деле не издыхаем… – сказал медведь.
– Слышал – и забудь, – резко обрезал обсуждения шакал. – Сам не думай и другим этой ерунды не рассказывай…
– Почему? – не унимался косолапый. – Вы же сказали, что не знаете, что потом будет. Я так думаю, если нам это неизвестно, то почему не попытаться самим найти ответ?
– Послушай меня очень внимательно, следопыт ты наш неугомонный: сказано – забудь, значит – забудь, и не задавай глупых вопросов. Понял?
– Да понял я, понял, – расстроился косолапый.
– Ну вот и хватит об этом, – подвел итог старый шакал, затем, что-то подумав, отвернулся от сладкой парочки и побрел по своим шакальим делам, даже не попрощавшись с приглашенными.XXIII
Котяру мутило еще неделю: голова болела, лапы подкашивались, а еда не лезла в глотку. Кабаны не отходили от больного, приносили ему съестное и пытались развлекать разговорами. Когда больного стало отпускать, он начал, сам того не осознавая, принимать участие в обсуждениях каких-то очень назревших в лесном обществе проблем, спорить с собеседниками да поучать уму разуму молодых зверенышей, которые полюбили слушать байки кабанов и умозаключения лохматого.
Котяра вдруг ощутил себя, что называется, в своей тарелке. Ему было интересно общаться с кабанами, льстило неподдельное восхищение его гением со стороны окружающих и внимание подрастающего поколения. Кот находил время для всех: с одними спорил, с другими валялся, а третьим придумывал всяческие логические ребусы. Однако же, пока авторитет кота рос, как на дрожжах, кабан-смутьян, инструктируемый шакалом, не покладая клыков сеял вражду в стане сородичей…
С к а з о ч н и к: Прочитал недавно интересную книженцию о человеческой революции 1917 года. Так вот: на самом деле она свершилась не из-за того, что в стране вдруг почему-то сложилась революционная ситуация (помните? Это там, где низы не хотят, а верхи не могут…), а потому как эту самую революционную ситуацию создали специально засланные провокаторы, типа нашего смутьяна, которые ходили и жужжали народу в уши о беспределе монарха. И если в нашей сказке муть, придуманную шакалом, реализовывал кабан, то есть – представитель большей части зверья, населяющего лес, то в те времена вообще все шакалы замутили… В смысле… Я хотел сказать, что и придумывали, и мутили те, кого в стране было меньшинство, а вовсе не коренное население… К чему это я?.. Начал путать – где я сказочник, а где голос за кадром… Просто тут в лесу сейчас такой бардак образовался, что с разбегу и не понять – кто у нас бегемоту шакалом приходится…
Старый кабан на какое-то время отпустил ситуацию: не собирал стадо в кучу, не организовывал потасовки с легавыми псами, не упивался медом с товарищами, в общем – не делал всего того, что обычно делал. Даже самые преданные его бойцы стали нет-нет да и заглядывать на попойки, устраиваемые смутьяном. Дальше срабатывал рефлекс – упитые вусмерть особи уже особо не соображали, но при этом видели в бесхребетных и гниловатых соседях, лакающих дармовой медок, самых близких себе зверей, а возможность покричать хором и покуражиться с кикиморами со временем заставляла преданно заглядывать в пасть благодетелю – смутьяну. Кричалки же, произносимые исключительно под действием меда, потихоньку записывались на подкорку так, что даже самые убежденные и стойкие бойцы кабаньего войска начинали с недоверием взирать на собственного предводителя. К этому времени уже весь лес галдел об образовавшейся дружбе кота со старым кабаном. Следует заметить, что дружба эта, задуманная мяукающим, как часть хитрой игры, переросла в настоящую. Предводитель чувствовал себя помолодевшим лет эдак на пять (в зверином мире это достаточно большой промежуток времени), ну а котяра с его другом, думаю, лет на шесть, не меньше… Компания потихоньку становилась очень известной среди зверья и даже приобрела имя нарицательное, особенно – когда к ней все чаще приставал молодой шакаленок. В лесу теперь так и говорили: «два кабана, шакал и котяра».
С к а з о ч н и к: Прямо как три поляка, грузин и собака. Только собаки
Наконец-то, когда котяра полностью поправился, аксакалы, то есть – старый кабан, котячий друзяка и собственно кот, вспомнили о цели их поисков:
– Вачета, как говорит бельчонок, – начал котячий друзяка, – мы собирались помочь зверью чужелесному Льва найти…
– Так мы и не отказываемся осуществить задуманное, – вставил предводитель. – Можно и продолжить. Тем более что за это время не только весь лес поверил в нашу с котом дружбу, но и дружба между нами таки образовалась. Думаю, у старого шакала вряд ли петерь возникнут сомнения.
– И чего петерь? – перекривил и бельчонка, и предводителя котячий друзяка.
– А петерь, – ответил старый кабан, – кто все это замутил – пускай дальше и продумывает.
– Он уже давно все продумал, – сказал о себе в третьем лице полосатый.
– И че?
– И ниче… Петерь будем смуту в лесу поднимать да старого шакала провоцировать… А если честно, то я это мучу уже неделю как: воронье, получив от меня шишки, зверью лесному всю плешь проело о несправедливости подсчета голосов при выборе медведя, и сдается мне, что кознеплет во все это представление таки поверил.
– А с чего это тебе так сдается? – не понял котячий друзяка.
– Да хотя бы с того, что не далее, как вчера я через лгуний довел до ведома кознеплета информацию о готовящемся сборище зверья лесного против выбранного на должность медведя лешего. Местом сборища я обозначил одну из загульных полянок, что возле болота…
– Ну?
– Зверья там всегда немеряно собирается, дабы медком упиться да кикимор пощупать… Одним словом, когда до кознеплета дошла моя сплетня, он бросил туда целую кучу легавых вместе с волками…
– И?
– И разогнал всех к чертовой матери…
– Ну, и что из всего этого следует?
– Да то, что боится он этого очень и очень…
– С чего ты взял?
– Да с того, что сделал он этот разгон сразу после того, как до него дошла сплетня, даже не попытавшись разобраться в ситуации… А о чем это может говорить? А?
– О чем? – не понял котячий друг.
– А говорить это может только об одном: что старый шакал испугался настолько, что был не в состоянии проверить полученную информацию и сразу начал действовать, как только адреналином запахло. И это значит, что боится он этого – просто жуть.
– И что с того?
– Да пока, в сущности, ничего. Но только я еще одну сплетню запустил.
– Опять для шакала?
– Да нет, эта – для зверьков лесных… Каркающие лгуньи поведали развесившим уши, что леший после вступления на медвежье место хочет вообще закрыть все загульные лесные полянки, запретить продавать мед и выгнать из лесу всех кикимор, а зверье свободолюбивое заставить строем ходить да работу работать только за еду. Одним словом, представительницы древнейшей профессии доказали, что за шишки они могут то, что кикиморам даже не снилось в их самых неприличных снах.
– И?
– Слышали бы вы какой там вой поднялся…
– И что дальше?
– А дальше звереныши стали сами между собой договариваться собраться на поляне возле болота да оспорить результаты лесных выборов – уж очень не хочет живность лесная лишиться удовольствий, к которым так привыкла.
– Но это же – бред… – сказал старый кабан. – Да кто вообще в такое поверит?
– Понимаешь ли, клыкастый, – хитро прищурившись, начал кот, – так уж устроено все звериное существо: чем невероятнее вранье – тем охотнее в него верят… Вон, хоть нерпу вспомни – вот мастерица была по этой части, врала и не краснела… А особенно – когда дури нюхнет… Ее так штырило, что она сама начинала верить в придуманное на ходу, и как результат – с пеной у пасти бросалась на окружающих, доказывая то, чего не существует на самом деле…
– Точно, редкий экземпляр: вот и по виду сука, и по сути сука, а по наглости и подлости – ну чистый шакал, – резюмировал котячий друзяка. – А чего мы вообще ее вспомнили?
– Котяра ее как пример привел, – пояснил старый кабан и, немного подумав, обратился к лохматому: – А скажи мне, умнейший из котов: вот если нерпа в соседнем лесу во всем старого шакала слушала, то почто ее закрыли?
– Не знаю я… Закрыли – значит, надо было закрыть… Вон шакаленок говаривал, что все это его дед замутил…
– Да кто они вообще – эти старые шакалы? Вот куда не плюнь в соседских лесах, а кругом возле медведей по шакалу крутится… Что они – самые умные, что ли?
– Да нет, не самые. А вот те, кто их на эти места определил – те уж наверняка, если не самые умные, то самые хитрые, точно.
– А кто их на эти места определил? – практически хором спросили кабаны и разинули пасти от удивления.
– Да я толком-то и сам не знаю, – ответил кот. – Так, слышал что-то такое еще мелким…
– А от кого слышал?
– Да не помню уже… Слышал, и все тут…
– Так, получается, – стал рассуждать старый кабан, – если шакалы к медведям кем-то приставлены, то эти кто-то и принимают окончательные решения…
– С чего ты взял? – не понял котячий друзяка.
– Ты сам посуди: в кабаньем войске я предводителем буду, правильно?
– Ну да.
– Ниже меня по статусу стоят мои помощники, которые имеют своих помощников, а те командуют непосредственно простыми бойцами. Так?
– Ну да.
– Ежели какая незадача случается в отдельно взятой группе кабанов, то решает ее тот, кто над ними поставлен. Правильно?
– Ну да.
– А ежели война, то все ключевые вопросы решаю исключительно я… А?
– Ну да.
– Что ты заладил, как попугай… Тебя что – заклинило?
– Ну да… То есть – нет… В смысле: так точно!.. Нет!.. А к чему ты все это говорил?
– Да к тому, что если шакал к медведю приставлен кем-то, то в случае возникновения чрезвычайной ситуации решение принимать будет не наш нынешний шакал, а та морда, что его на это место определила. Понятно?
– Ну да…
– И нам, чтобы на все сто быть уверенными, что придуманная котом муть сработает, необходимо знать – как в такой ситуации поведет себя тот, кто шакала к медведю с лешим определил… Ясно теперь?
– Ну да…
– Да что же ты все время нудакаешь, как дятел, и зенками моргаешь, как сова…
Все это время кот молча слушал диалог кабанов и чего-то судорожно пытался вспомнить. И вот, когда старый кабан упомянул сову, котяру аж подбросило:
– Сова! Точно – сова, как же я сразу не вспомнил… Я не помню, кто говорил мне о тех, кто шакалов к медведям приставляет, но точно помню, что был я там не один…
– И что?
– А то, что там точно была сова… Я вот как сейчас ее вижу… И тут предводитель прав на все сто процентов, потому как для того, чтобы мы могли двигаться дальше в своих планах, нам просто необходимо знать, кто старым шакалом управляет.
– И как мы это узнаем?
– Пойдем к сове.
– А она знает?
– Тут я не уверен, но знать должна поболее моего…
– Это почему?
– Да потому, что живут совы по триста лет. Понятно?
– Ну да, – как зачарованный ответил котячий друзяка.
Кот с предводителем молча посмотрели на сотоварища, хотели что-то сказать, но оба передумали. Потом еще немного подумали и, подумав, отвесили ему по подзатыльнику… И не столько для наказания, сколько ради смеха… Какое-то время зверье хрюкало и мяукало, а когда и первое и второе занятия компании поднадоели, старый кабан спросил:
– А где искать будем эту самую сову?
Кот почесал загривок, живот и пятую точку:
– Пока не знаю. Надо будет зверье порасспросить… Лес большой, кто-то должен знать.ХХIV
А в это время в стане старого шакала кого только не было: главный волчара и его самые преданные волки, старший над легавыми псами и приближённые к его телу собаки, несметное количество шакалов разных мастей и, естественно, сладкая парочка. Старый шакал судорожно двигался взад-вперед, не обращая внимания на собравшихся. Зверюга была чем-то сильно напугана. Присутствующие достаточно громко галдели, изображая видимость крайней озабоченности, причем не столько на самом деле, сколько для старого шакала. И если леший до конца еще не знал, как себя вести, то медведь тупо стоял с отрешенным видом и пялился куда-то сквозь толпу. По всему было видно, что зверушку напрягало не столько само присутствие в данном месте, сколько необходимость находиться в ином положении, нежели горизонтальное. Судя по помятости данного субъекта, скотина, скорее всего, провела ночь в компании меда, жженой конопли и кикимор. Реальный мир его явно нервировал, поскольку именно в этом реальном мире почему-то все время присутствовали какие-то проблемы, головная боль и отвращение к окружающим. Великий инквизитор не сразу заметил леше-медвежью парочку, а приметив, подошел к ним:
– Вы уже знаете?
– Да, – ответил леший, ни на один процент не понимающий, что же на самом деле произошло.
– Кто-то мутит воду вокруг результатов твоих выборов.
– Как так? Все же уже состоялось, результаты оглашены, мы даже успели гульнуть по этому поводу…
– А кто-то до сих пор умудряется гулять и по этому поводу, и не только, – сказал шакал кивнув в сторону горе-медведя.
Медведь даже ухом не повел, продолжая пялиться все туда же.
– Леший, – обратился шакал к лешему, – стукни-ка заразу.
Леший стукнул – зараза упала, издав звук падающего мешка с картошкой, и заснула. Видя непонимание на морде инквизитора, победивший кандидат стал яростно трясти своего предшественника.
– Оставь его, – остановил лешего шакал, – бесполезное занятие… Пускай проспится, а я ему потом устрою общение с волками.
Леший послушался и лишь отходя от тушки коллеги, пнул его, что было силы. Ударенный хрюкнул и перевернулся на другой бок.
– Результаты-то огласили, – продолжил разговор шакал. – Но что мешает признать их неправильными?
– Как это?
– Да так: если что-то можно признать действительным, то так же можно признать и недействительным… Сечешь?
– Угу, – кивнул леший. – Но мы же не дадим им это сделать?
– Конечно, не дадим, – ответил интриган. – Мы просто не можем дать им это сделать… Сам не хочу…
– А как мы будем не давать это сделать?
– Сам как думаешь?
– Думаю, надо найти того, кто за этим стоит. Кто все это мутит.
– Правильно. Ну а где его, по-твоему, надо искать? И как?
– Где искать – не знаю, а как – не вопрос: поймать кого-то, кто знает хоть что-то, застращать волками до полусмерти, помучить или притравить легавыми – и любая животинка, если она, конечно, еще не мертвая, обязательно расколется.
– Все-то ты правильно, леший, говоришь, все-то по-наученному, молодец. Вот только – затиранили мои живодеры уже десятка два зверьков, а результата никакого.
– Почему?
– Да потому, что играет против нас кто-то очень умный и хитрый… Зверушки знать не знают, кто ими манипулирует. Друг на друга кивают, а кто придумал всю эту смуту – не знают. Между тем, количество недовольных растет с каждым днем. Того и гляди, нам для наведения порядка волков с псами не хватит.