Сказка для взрослых
Шрифт:
– Почему? – не понял леший.
– Да хотя бы потому, что мы с тобой уже не сможем управлять, как раньше. Вот и получается, что для нас это – хуже хаоса.
– А сова с соловьем-разбойником зачем?
– Благодаря их умению ругаться и ссорить окружающих мы благополучно рулим этим цирком последние двадцать лет с гаком.
– Правда?
– А вот появятся – сам у них и спроси.
С к а з о ч н и к: Если с совой читатель уже успел познакомиться, то о соловье-разбойнике я упомянул только вскользь. Так вот, соловей-разбойник, как, впрочем, и сова, был из шакалов, но всегда успешно скрывал сей факт. Причем, все в лесу знали – кто он, видели характерный профиль, наблюдали неадекватные поступки, но делали вид, будто им все равно к какому виду принадлежит данный персонаж. Правды ради следует отметить, что свистуном наш соловей был отменным… Свистел он в основном на полумедведей: и хвост в их сторону пружинил, и слюной брызгал, и даже рычать пытался, но далее описанных действий дело не доходило. Почему? Да просто соловей отыгрывал отведенную ему старым шакалом роль. Скотина хоть и считалась образованной, а в человеческом мире можно было бы сказать, что и начитанной, умела свистеть на нескольких звериных языках, однако ее природная жадность и психические расстройства, на фоне нетрадиционной ориентации, сделали из твари лесной тварь мерзкую. У зверей описываемый персонаж был героем практически всех шуток о лесном политикуме. Ни один скандал в лесу не происходил без его участия, ни одно плохое слово не было проронено не из его уст, и ни одна мерзость не была совершена иными лапами и вне его присутствия.
Приглашенные
– Послушай, соловушка, – пискнула сова, – ну чего мы сюда приперлись? Дурь за шишки, сдуреть можно… У нас на болоте – намного лучше, и все задаром.
– Однозначно, – резко ответил соловей, оголив выбитые дубьем зубы.
– У-у-у, – протянул старый шакал, – кто это тебя так?
– Подонки… Сволочи… Предатели… Однозначно, подонки… Я вам говорю, это однозначно подонки…
– Кто такие? Как посмели? – задал вопрос старый шакал, обращаясь к сове.
– Кот с кабанами, – просто ответила пучеглазая.
– Кто?
– Кот. Ну тот, что вроде из наших. И два кабана, которые уж точно не из наших.
– Интересно… Значит, не врет зверье, раз котяра на самом деле с кабаньим предводителем снюхался… Плохо дело… Ой, плохо… Давно надо было их порвать, а я все тешил себя иллюзиями… Вот дурак же…
– Кто дурак? – не понял леший.
Старый шакал опомнился, немного подумал, и ответил:
– Ну не я же…
– А кто? – не унимался носатый.
– Кот… И кабан… И кабаны…
– Точно, – встрял соловей-разбойник, – дурак, то есть – все дураки… Однозначно, подонки… Все подонки, зуб даю…
– Какой? Может тот, что отсутствует? – съязвил старый шакал.
– А че вы дразнитесь?
– Да не дразнюсь я, а на землю тебя, дурня, возвращаю… Вы ведь на пару с совой скоро вообще дупля отбивать не будете – в какой реальности находитесь, – резюмировал шакал и, обращаясь к сове, спросил: – А чего от вас хотели?
– За тебя спрашивали, – просто ответила сова.
– Обо мне?
– Угу, – также невозмутимо ответила сова, и почесалась.
– И? – с нетерпением задал вопрос шакал. – Мне из тебя каждое слово вытаскивать, толстая мерзкая гадина?
– Хотели узнать, кто тебя на это место возле медведей определил…
– А ты?
– А что я? Я ничего… Мухомор заглотнула – и в отключку…
– А когда действие мухомора закончилось?
– Нюхнула газу болотного, и опять в штопор.
– А когда из штопора вышла?
– А когда из штопора вышла – ты за мной каркающих тварей прислал, чтоб тебе пусто было.
– Значит, говоришь, ничего обо мне не говорила… – будто сам с собой разговаривал шакал.
– Почему не говорила? Говорила…
– Что?
– Ну там, сказала, что тебя другие шакалы на это место определили, что скотина ты мерзкая и гнусная, что терпеть тебя ненавижу, ну и все такое…
– И что же такое «все такое»?
– Обещала помочь против тебя мутить.
– И?
– И помогу…
– Ой-ой-ой, испугала, голова – два глаза. И что ты можешь?
– А все… Вот хотя бы – знаю, что ты до сих пор во сне мочишься…
– Ах, так! – вспылил шакал. – Ах вот так значит… Вон ты что…
– Да! – торжествующе произнесла сова. – Что, съел?
– Ну, задница с глазами, щас я тебя начну удивлять.
– Вы слышали, он меня удивлять будет… Удивитель выискался…
– Хорошо, – сказал, успокаиваясь, шакал. – А как тебе такой расклад: два волка будут неусыпно следить, чтобы ни мухомора, ни ножки от мухомора, ни росы маковой, ни конопли жженой от тебя в радиусе километра не было. Да и болото теперь твое отдам кому-нибудь другому в управление.
– Что? Как? Это нельзя… Это же – родина моя… А родины лишать нельзя даже такую тварь, как я… Я не могу без болота, – захныкала пучеглазая, – я умру без него…
– Все еще собираешься помогать кабанам мутить против меня?
– Собираюсь, – хныча, ответила сова.
– А меня слушаться собираешься?
– Нет.
– Вот и не слушайся, и мути против меня, где душе твоей в перьях угодно, только не на болоте… Понятно?
– Понятно, – басом зарыдала пернатая, – сволочь бесчувственная!..
– Послушай-ка меня, перистозадая. В наших с тобой отношениях все просто: слушаешься меня – болото твое, а нет – то и нет. То есть – не твое.
– По-другому никак? – быстро спросила сова перестав хныкать.
– По-другому – никак.
– Ладно, буду тебя слушаться. Говори – чего делать.
– Вот это – другое дело. Это правильно. Это по-нашему, – ликовал шакал. – Значится, так: надобно бы в стане кабанов смуту посеять да рассорить друг с дружкой.
– И всего делов-то?
– Ну да.
– И че – из-за одного этого надо было нас с соловушкой из-за тридевяти земель вытаскивать? Сышь, носатый, у тебя что – мутить некому? – возмутилась сова.
– Сышь? – повторил, шепелявя, вопрос соловей-разбойник.
– Да мутить-то есть кому, только вы – лучшие, а тут ситуация не совсем ординарная: котяра умнющий, думаю, ты это и без меня знаешь, а кабаний предводитель все еще в авторитете у хрюкающего племени. Эта парочка, если ее вовремя не раздружить, может немало проблем нарисовать на мою и без того больную голову.
– Боюсь, раздружить их и у меня вряд ли получится.
– Ну так просто – натравите рядовых кабанов на предводителя.
– Ой, чую своими перьями, не договариваешь ты чего-то… Самому-то что – влом? Я слышала, ты щедро одаривал шишками кого-то из кабанов. Уж не пытался ли собственнолапно поганки поганить? А? Или, как обычно, облом вышел?
– Если быть откровенным, то да, – просто согласился шакал. – Потрепали нашего смутьяна сильно, до сих пор раны зализывает. В общем, недооценил я влияния предводителя на свой род кабаний – уважают они его еще, хоть положительные тенденции все же наметились…
– Какие?
– Уже некоторые из хрюкающих не согласны с предводителем. Зерно раздора, хоть и маленькое, а все-таки посеяно. Да и смутьян наш – еще пару дней, и готов будет ринуться в бой. Ну, что скажешь, пернатая: замутишь поганку в кабаньем стаде?
– Могу, почему бы и нет. С тебя – дурь, а то мы свою взять забыли, с меня – муть. Ладушки?
– Фигушки… Тебе бы только дунуть или нюхнуть, а мне потом твоего возвращения из небытия месяцами дожидаться. Фи-гуш-ки… Вначале – муть, а уж потом и дурь…
– Да как же я без дури-то, я ведь без нее старая, толстая и мерзкая образина…
– Зато при памяти.
– Ага, так значит, ты меня считаешь толстой, старой и мерзкой образиной? – обиделась сова.
– Я тебя считаю хитрой, подлой и циничной живностью, хотя, справедливости ради, следует сказать, что ты еще и старая, и толстая… А, мерзкой образиной, кстати, я тебя не называл. Вот.
– Ну, не называл – так и не называл, – подвела итог разговорам пучеглазая. – Но старой и толстой ты меня все-таки считаешь…
– Ты что – обижаешься?
– Нет-нет, нисколечки, – зло зыркнула в сторону шакала сова. – Хотя осадочек, конечно, остался, а так – ничего личного. Ты же меня знаешь, я скотина покладистая, я могу долго ждать…
– Это ты к чему?
– Нет-нет, ничего… Тебе послышалось…
– Ну, хорошо. А как мутить собираешься?
– Уж как-нибудь замучу, можешь не сомневаться.
– А я и не сомневаюсь, вот ни на шишку, ни на желудь… И даже ни на полшишки, и ни на полжелудя.
– Это правильно… Значится так: для начала запустим соловушку, уж он насвистит кабанам такого, что, как говорится, ни в сказке сказать, ни пером описать, а когда эти придурки начнут сомневаться – вот тут-то и явлюсь им я во всей, так сказать,
Кабан-смутьян потихоньку возвращался к жизни, зализывая раны, напоминающие о поражении, понесенном его армией недовольных в последнем сражении. Кабаны, уже успевшие привыкнуть оттопыриваться за счет своего щедрого собрата, все чаще наведывались на место лежки хрюкающей живности не столько для того, чтобы проведать раненного товарища, сколько для того, чтобы узнать, когда ожидается продолжение банкета. А когда смутьян мог свободно вращать башкой – к нему наведались посланники от старого шакала.
– Здорово, морда, – обратился к кабану один из посланников.
– И вам здрасьте, – испугано ответствовал кабан.
– Чет ты как-то уныло выглядишь.
– А чему радоваться? Сражение-то я проиграл, окончательно и бесповоротно.
– Проиграть сражение – еще не значит проиграть войну, – процитировал один из посланников. – Мне старый шакал рассказывал, что ты – смелая и отважная скотина, а что я вижу?
– А что вы видите?
– А вижу я напуганную больную животину, у которой случился небольшой прокол – и она тут же сдулась…
– Ну, да… – согласился, повесив голову, смутьян.
– Послушай сюда, отважная особь: мы никоим образом не отвернемся от тебя, даже несмотря на постигшую неудачу. За этим, собственно, я и был послан к тебе.
Кабан оживился, несколько воспрял духом и попытался выглядеть уверенным в себе. Посланник тем временем продолжал облизывать зомбируемую зверушку:
– Старый шакал высоко оценил твой поступок, когда ты с небольшим отрядом бойцов бросился на численно превосходящие силы противника.
– Серьезно? – преданно глядя в глаза, спросил смутьян.
– Ну конечно, ты ведь у нас теперь герой.
– Я – герой?
– Ты, ты, друг мой. И бойцы твои тоже герои, никто не сдрейфил. Красавцы! В общем, так: старый шакал велел передать тебе еще шишек, чтобы и ты, и твои отважные герои могли отметить собственный подвиг. Мы также хотим, чтобы вы знали, что весь лес смотрит на вас с надеждой, ведь только такие – молодые и честные кабаны – могут сбросить ненавистную тиранию старого предводителя, освободив тем самым дорогу современным и перспективным особям.
– И что мне делать?
– Пока – отдыхать, развлекаться, зализывать раны. Ну и конечно – продолжать привлекать в свои ряды сильных и несогласных с предводителем кабанов.
– А как? – сам не зная почему, спросил смутьян.
– Как и раньше: поить, кормить да по ушам ездить, убеждая всех и вся в правильных постулатах.
– Что постулатах? Куда постулатах? Каких постулатах? – тупила животная.
– У-у-у, братишка… По всему видать, здорово тебе перепало…
– Да, не жалуюсь, – вроде как сострил кабан.
Пришедшие хихикали за спиной у проведываемого. Их разговор продолжался еще несколько минут, и был больше похож на диалог психиатра и пациента, нежели на беседу равных партнеров: кабан конкретно тупил, а посланник шакала добросовестно изображал дружбу, кротость и расположение к скотине. Подведя, в конце концов, черту, посланники откланялись, а старший из них пафосно обнял расчувствовавшуюся зверушку. Спустя еще несколько минут на поляне остался зачарованный кабан-смутьян – с кучей шишек, щедро предоставленных шакалом, все еще больной башкой и несколькими вопросами, на которые мозги хрюкающей твари никак не могли найти ответа. Например: кто же все-таки эти постулаты?С к а з о ч н и к: Работая в человеческом мире юристом, я, кстати, частенько встречаю разного рода животных… Ой, я хотел сказать – людей… Хотя нет, правильнее, все-таки – животных. К чему это я? Забыл! Но что-то точно хотел сказать…
ХХVIII
На месте лежки кабанов с самого утра творилось что-то непередаваемое: звереныши носились взад-вперед, визжа, крича и подпрыгивая. Кабаны с котом попытались удалиться на излюбленное место возлежаний, но щенячья увлеченность вкупе со смекалкой шакаленка не позволили уважаемым аксакалам остаться в стороне от происходящего. Вначале их чуть ли не силой вовлекли в бешеное действо валялок, догонялок и убегалок, а когда вовлеченные в игру гуру поймали кураж, то подрастающая живность с диким воем пыталась спасти свои пятые точки в лесной чаще. Набегавшиеся вусмерть участники описанного сумасшествия развалились на поляне, забывшись сном. Шакаленок, по обыкновению, посапывал рядом с предводителем, упершись в него носом. Ни он, ни старый кабан, ни кто-либо еще на поляне не слышал тихо подкравшихся волков. Хищники ловко схватили шакаленка, зажав его пасть лапой, и быстро скрылись в зарослях. Все время пути от места кабаньей лежки до владений старого шакала (а это именно он приказал волкам приволочь животинку) похищенный щенок пребывал в шоковом состоянии. Он не понимал, что происходит, и от этого ему становилось еще страшнее.
Старый шакал появился, как всегда, эффектно. Выждав внушительную паузу и дав пленнику возможность почувствовать, откуда в экстремальных ситуациях выделяется адреналин, великий инквизитор проявил все добродушие, уместное в подобных случаях:
– Ну, здравствуй, красивый и умный звереныш… Да-а, подрос ты. Я-то тебя еще совсем маленьким помню… Помню, как держал тебя на своих собственных лапах…
– ?
– Вижу, вижу удивление на твоей морде. Дело в том, что мы с твоим дедом – старые добрые друзья. Вот, собственно, поэтому, и потому, что он меня попросил, я и пригласил тебя в свои владения.
– Пригласили? – пискнул, почесываясь, шакаленок.
– Ну конечно, пригласил… Наверное, со стороны это выглядело не очень эстетично, но ты сам посуди – как, по-твоему, я должен был это сделать? Ты ведь не хотел бы, чтобы пострадали твои старые и новые друзья?
– Нет, не хотел бы. А они могли пострадать?
– Ну конечно! Кабаны, не знаю – почему, но считают нас, шакалов, своими врагами. Они думают, что мы норовим загнать их в стадо, и управлять, поставив предводителем подконтрольную зверушку.
– А вы разве не хотите этого?
– А ты сам подумай: для чего мне кабаны? Неужто в лесу другого зверья нет, более покладистого?
– Ну, кабанов с быками больше всех будет…
– Ну, будет – да и будет, – как бы безразлично сказал шакал и тихо, чтобы не услышал шакаленок, добавил, – и будет, и шашлык из них будет…
– Так, а?
– Послушай, друг мой: ну какая нам, шакалам, разница – что будет с кабанами, чего не будет… Давай-ка мы лучше покалякаем о твоих делах и похождениях. Мне дед твой сказал, что ты с группой зверенышей отправился в наши леса Льва искать… Неужто, самого Льва найти собрались?
– Собрались, – с недоверием ответил шакаленок.
– А зачем?
– Да вам не понравится.
– А ты за меня не решай, давай-ка я сам буду определяться – что мне нравится, а что нет.
– В общем, мы решили рассказать Льву о том, что в лесу нашем творится: что медведь во всем деда моего слушает, что травоядных хищники задирают ради развлечения, что жить в лесу становится все хуже и хуже… Ну и так далее…
– Понятно, – протянул шакал. – По всему видно, что скотина ты смышленая. А скажи мне: чего вы ожидали в результате получить ото Льва?
– Ну, мы думаем, что если ему все рассказать – то он наведет порядок…
– Э-э-э… Ты ведь медведя вашего неоднократно видел, не так ли?
– Конечно, видел.
– Ответь мне, только честно: может ли медведь делать что-либо, кроме того, что пить мед и гулять? Ты вообще веришь, что он способен управлять лесом?
– Ну, я не знаю…
– Я же попросил тебя честно ответить, а не уйти от ответа.
– Думаю, не способен. Но тогда зачем мой дед поддержал на лесных выборах его, а не, скажем, кого-то из кабанов?
– Ты действительно хочешь услышать ответ? – торжествуя про себя, спросил старый шакал, поскольку ждал именно этого вопроса.
– Хочу, – просто ответил шакаленок.
– Тогда – слушай. Кабаны по своей природе – сильно свободолюбивые животные, стада держатся, только когда сами этого хотят, и жуть как не любят жить по команде.
– А разве это плохо?
– Это хорошо только в одном случае – когда война. Вот тогда ценнее этих зверей в лесу нету: они готовы защищать что угодно. Достаточно только назвать это что угодно Родиной. В мирное же время они, не зная, чем себя занять, лезут туда, куда им лезть ну совсем не положено – в управление лесом.