Сказка о музыканте
Шрифт:
— Он не должен был умереть, — жена воеводы смотрела на спокойное лицо с правильными чертами — такое доброе и одновременно мужественное. — Такие люди не должны умирать.
Второй беглец уже пришел в сознание, но почти не двигался, лишь смотрел, повернув голову, на своего товарища. У этого второго были темные волосы грязно-коричневого цвета и глаза — то ли серые, то ли синие. Его раны оказались не так серьезны, как у остальных.
Женщины еще раз прошлись между лежаков.
— Раны тяжелые, — подытожила воеводша. — Мне кажется, выживет только этот, — она указала на второго беглеца, Ния кивнула в знак
Дверь домика, приютившегося под одинокой сосной, была не заперта. Ния вошла и села на широкую скамью у стола.
— Устала? — старик с длинной седой бородой, которого все называли не иначе как дедушка Йорхан, ждал ее там, у печи. В чугунном котелке медленно остывало жаркое. Старик поднялся, поставил на стол миску с ложкой, и девушка принялась неторопливо насыпать себе еду.
— Что там?
— Он умер, — тихо ответила Ния. — Тот парень с мечом. А ведь он один перебил почти всех солдат. Такие люди не должны умирать.
— Да, наверное, ты права, — дедушка Йорхан задумчиво посмотрел на пляшущий огонек свечи. — Но ведь ты о нем ничего не знаешь.
— У него лицо хорошего человека. И… ведь лес почему-то подпустил их так близко!
— Вот это действительно загадка, которую нам предстоит разгадать, — старик улыбнулся, по-отечески ласково погладил девушку по плечу. — Ты ешь, да иди спать. Утро вечера мудренее.
* * *
Серый рассвет медленно отгонял ночную мглу, и лесной поселок просыпался. Где-то закричал петух, в хлеву заблеяли козы. Полог широкой палатки качнулся, выпустив женщину с усталым после бессонной ночи лицом. Несколько минут спустя полог снова приподнялся, и под первые лучи утреннего солнца вышел человек в серых штанах и грязной белой рубахе, под которой угадывались повязки. Он опустился на чурбан возле входа и пустым взглядом смотрел прямо перед собой. Глаза у него оказались серые с синевой, темные, лицо с высокими скулами и прямой с заметной горбинкой нос. Подбородок покрыт недавней щетиной, волосы отрасли до плеч и висели вокруг лица жалкими сосульками.
На рукавах — свежие, еще не засохшие пятна крови. Он их не прятал.
Воевода Ярден вышел на крыльцо, потянулся и, одернув рубаху, направился к палатке.
— Смотрю, тебе уже получше, — он добродушно усмехнулся, удивившись, что сидящий на чурбане мужчина не ответил даже взглядом. — Иллария там? — он кивнул на вход в палатку, но в это время заметил, что женщина, смотревшая ночью за ранеными, возвращается с завтраком, спрятанным в корзинку. На полдороги к ней присоединилась Ния, тоже невесть зачем поднявшаяся ни свет, ни заря.
— Ну ладно, пойду посмотрю, как они там. Жаль, что твой товарищ не выжил — он был храбрым воином.
Нагнувшись, воевода скрылся за брезентовым пологом.
Но не прошло и минуты, как Ярден, с перекошенным от ярости лицом, вновь оказался на улице. Мгновение он просто стоял на пороге, затем обернулся к раненому:
— Ты! Это ты сделал!
Иллария и Ния видели, как воевода, размахнувшись, ударил незнакомца. Тот
— Ты, подлец! Как ты посмел!
Ния опомнилась первой и, подбежав к воеводе, повисла на его руке.
— Ярден, что случилось? Что случилось?
Воевода перевел все еще пылающий яростью взгляд на девушку, потом на Илларию.
— Твои пациенты мертвы. Все, кроме вот этого.
Он брезгливо разжал руки, незнакомец покачнулся, но остался стоять на ногах.
— Подожди, а может, — Ния растерянно отступила назад, — а может, это не он?
— Не он? А кто же еще? — Ярден схватил незнакомца за шиворот. — Это ты сделал? Говори, ты?
Темноволосый медленно кивнул.
На широкой площадке, где обычно к вечеру зажигали костер, сидел человек в деревянных колодках и равнодушно следил за бегом пушистых облаков по ярко-голубому небу.
— Я понимаю, что ты отомстил за товарища, — сказал воевода, — но это — наказание за подлость.
И незнакомец остался один. Поселяне обходили его стороной. На замечание Илларии о том, что этот человек недавно был ранен, отвечали: подлецу так и надо. Хотя королевские солдаты были общими врагами, но убийство раненых, даже не пришедших в сознание — поступок, достойный самого серьезного осуждения и наказания.
— Что он тебе сказал? — Ния подошла к Ярдену. Она не больше других женщин интересовалась мужскими делами, но только ей было позволено делать это так явно. Может потому, что у девушки не было ни брата, ни мужа, ни отца, которых она могла бы расспросить дома, сидя за широким семейным столом.
— А ничего не сказал, — буркнул воевода, и объяснил: — Немой он, не разговаривает. А письменно ответить отказался.
— Может, неграмотный?
— Да вряд ли. Просто не захотел. Я уже думал — ладно, пускай там кивнет, или головой покачает — и тоже нет. На большинство вопросов только плечами жмет. Словно не помнит ничего.
— Притворяется? — Ния покосилась на незнакомца.
— Похоже.
— И что теперь, Ярден? — дедушка Йорхан подошел, как всегда, незаметно. — Ты ведь не прогонишь его?
— Куда его теперь прогонишь, если он дорогу к нам знает, — воевода был явно недоволен таким поворотом событий, но с утра его гнев поутих. — Пускай, может, и приживется. Только следить за ним надо в оба.
День выдался солнечным, а вечер — неожиданно прохладным. Воевода сам снял колодки с незнакомца.
— Ты согласен, что наказание было справедливым? — строго спросил он и, не удержавшись, добавил: — Даже слишком легким.
Ответом послужил короткий кивок, Ярден усмехнулся в усы.
— Ты раскаиваешься?
Человек задумался, но ненадолго и отрицательно покачал головой.
— В этом я не сомневался, — подытожил воевода. — Ты хочешь уйти или остаться здесь?
Равнодушное пожатие плеч.
— Что ж, тем лучше, потому что отпустить тебя мы не можем. Оставайся в поселке. Только учти — тебя здесь никто не знает, и потому за тобой будут наблюдать. Если надумаешь сбежать — мы узнаем раньше, чем ты выйдешь из леса… Покажешь себя с хорошей стороны — будешь одним из нас, а нет…