Сказка о принце. Книга вторая
Шрифт:
Растянувшаяся в длинную колонну процессия неторопливо вылилась из ворот и ручьем потекла вниз, к церкви. По обеим сторонам улицы уже выстроился народ, оттесняемый вооруженными солдатами. И холодно, как холодно! Небо низкое, серое, тучи словно цепляются за купола и ветки деревьев, ледяной ветер просто пронизывает до костей. Как непривычно холодно даже для ноября! И еще вороны эти – кружат над головой с пронзительным карканьем; откуда их тут столько?
Церковь святого Себастьяна, даже сколь угодно большая, не смогла бы вместить такое количество народу, и Лестин порадовался тому, что идет в первой сотне сопровождающих. Внутри уж наверняка будет теплее. Главные двери – высокие, тяжелые – были распахнуты настежь. Едва колонна достигла церковных ворот, оглушительно зазвонили
– Давайте-ка рядом, лорд Лестин… чтобы не потеряться.
Места им хватило только у самой двери, и за спинами стоящих впереди ничего не было видно. Впрочем, Лестин и так знал все, что будет происходить. Не в первый раз. Он грустно улыбнулся, вспомнив такую же церемонию почти три десятка лет назад, молодого, чуть испуганного и взволнованного Карла – тогда еще пышноволосого и стройного, Ее Величество вдовствующую королеву-мать Эльзу, ныне покойную матушку Карла… Господи, ведь как вчера это было.
От мыслей его отвлек лорд Нейрел, шепнувший на ухо:
– Говорят, будет большой бал вечером, а потом фейерверк.
Лестин кивнул.
– Вы приглашены?
– Что вы, - улыбнулся Лестин. – Мне не по чину.
– И я так и не смог получить приглашение. Жаль… дочкам бы нужно.
– Но ведь будут еще балы, - успокоил его Лестин. – Бал у версанского посла, у элалийского… бал, который дает король. Что там еще?
На них зашикали.
Голос епископа, произносившего проповедь, был тихим, надтреснутым, и Лестин не разбирал слов, несмотря на то, что в церкви установилась относительная тишина. Оглядывая выложенный мозаикой сводчатый потолок, высокие окна, через которые лился серый свет, Лестин подумал о том, что еще месяц – и ляжет снег. Санный путь должен установиться к середине или концу декабря; окрепнет ли Патрик настолько, чтобы выдержать день пути? Надо, наверное, попросить Жаклину поехать с ним. Рискованно, конечно, но случись что – будет рядом лекарь, а вмешивать в такое дело даже хорошо знакомых, проверенных врачей он не рискнет. Женщине, конечно, нужно будет заплатить… Да, деньги, деньги… где брать деньги? Паспорт готов, нужно будет еще найти хорошую, прочную, не очень заметную кибитку. Ну, и конечно, теперь все зависит от Патрика… решимости у того хватит, а вот достанет ли сил? Должно хватить, ведь он уже ходит, пусть понемногу, а за следующие четыре или пять недель еще немножко окрепнет. Пожалуй, и к лучшему, что ляжет снег – по нашим дорогам, особенно проселочным, бывает легче путешествовать зимой на полозьях, чем летом. А может быть, все-таки не стоит вмешивать в это Жаклину? Еще один человек будет знать, где прячется наследный принц, и Бог весть кто может поинтересоваться у женщины, куда делся ее неожиданный подопечный. Конечно, если попросить ее, она будет молчать, но ведь есть и другие способы…
Лорд Лестин, а не боишься ли ты уже собственной тени? Зачем сразу и во всем подозревать плохое?
Затем, сказал он себе, что в таком деле лучше уж перебдеть.
Лестин очнулся, услышав грохот, странный звон и слитный вздох толпы, испуганное приглушенное «А-а-ах!», возникшее со всех сторон.
– Что случилось? – шепотом спросил он у Нейрела, вытягивая шею и пытаясь хоть что-нибудь разглядеть.
– Корона упала, - шепнул тот, так же привставая на цыпочки. – Уже на голову королю корону возложили, и она упала… и как такое случиться могло? Она же тяжелая… ах ты, Господи, ничего не разглядеть!
Голос епископа стал на несколько секунд очень громким, звучно полетел под сводами:
– Коронует тебя Господь короной славы в милосердии Своём…
Но потом упал, снова стали неразличимыми слова, и заглушая их, все полз по рядам шепот:
– Примета… плохая примета…
Торжественно зазвенели голоса церковного хора. Густав, в шитой золотом, тяжелой, опушенной горностаем мантии, в которой венчались на царство уже много поколений королей рода Дювалей, с державой и скипетром в руках выпрямился, поднял голову. Вот она, минута, ради которой стоило жить, пройти весь путь, делать то, что он сделал. Шаг… еще шаг…
Когда Его Величество Густав Первый вышел из дверей церкви, народ, собравшийся на площади, дружно опустился на колени. Порыв ледяного ветра рванул шляпы и полы плащей, полотнища королевского штандарта, дернул горностаевую мантию. И за мгновение до того, как Густав сошел со ступеней, огромная стая черных ворон, облепивших окрестные деревья, поднялась в воздух и оглушительно закаркала, заглушая своим хриплым граем приветственные крики толпы.
* * *
Снег выпал в Леренуа за неделю до Рождества. И шел пять дней, и стало ясно – уже не растает, не будет ни грязи, ни слякоти. Мягкие белые хлопья сыпались с неба, враз стало светлее на улицах города, и вечерние огни горели теперь празднично, а из лавок и булочных аппетитно пахло хлебом и копчеными колбасами – скоро праздник. В предместьях едва ли не на каждой улочке играли в снежки мальчишки, в самом городе белым кружевом украсились крыши домов, и даже мостовые стали не такими грязными. Город повеселел в ожидании праздника.
Сразу после Рождества, по установившемуся первопутку маленькая, скромная кибитка увезла Патрика из Леррена.
Часть вторая
Заговор
Если Его Величество король Густав Первый Гайцберг и ждал для себя спокойной жизни, то мечтам его было не суждено сбыться. Королевский трон – не то место, на котором живется тихо, а уж если достается он в такое время и при столь причудливом переплетении событий, ниточек и обстоятельств, то на беззаботную жизнь – по крайней мере, в первое время – можно и не рассчитывать.
Первыми заявили о своем недовольстве южные соседи. Ее Величество Марианна, королева Версаны предъявила протест Леране еще до коронации Густава. Прямая ветвь рода Дювалей прервалась, а потому страной надлежит управлять тому, кто не только достоин этого, но и – немаловажно – правом крови может доказать свои права на престол.
Отношения Лераны и Версаны, как это всегда бывает, в разные времена складывались по-разному. Страны то воевали, деля пограничные области, то заключали политические союзы. Королевские семьи то и дело роднились, выдавали замуж дочерей и женили сыновей, и ветви их родства переплелись так крепко, что сразу и не разберешься, кто кем кому... Ее Величество королева Марианна приходилась королю Карлу Третьему пятиюродной сестрой и внучатой племянницей – королеве Вирджинии.
Когда в Леране не осталось прямых представителей рода Дювалей, логично было предположить, что королева Марианна предложит свою кандидатуру, напомнив, что сама она тоже из этого рода. Она готова была мириться, что трон перейдет к Августу, который хоть и троюродный, но все-таки родственник по мужской линии. Жаль мальчика, конечно. Но уж всяко она, Марианна, приходится Дювалям более близкой родственницей, чем взошедший на престол Густав – кто там у него из Дювалей, прапрадед? А потому не будет ли более правильным признать ее права на леранский трон? А уж она, Марианна, без сомнения найдет, как им распорядиться.
Придворные герольдмейстеры листали генеалогические книги, делали выписи из брачных договоров и государственных соглашений времен прадедов и прапрадедов нынешних монархов, составляли декларации и оттачивали фразы, веско и солидно доказывающие несомненное право их повелителей, но все эти ухищрения были ширмой и завесой.
Когда посол Версаны вторично, уже ставшему королем Густаву предъявил притязания Марианны и предупреждения о возможных последствиях отказа (самым мягким из них было прекращение торговли с югом), Густав, усмехнувшись, ответил в том духе, что неизвестно, кому будет хуже. И заметил, что в случае чего у них есть чем ответить, и это будут не только письма и меморандумы.