Сказка про Алю и Аля
Шрифт:
Вначале Але показалось, что гудящий орган расстроен. Пронзительные сверлящие звуки, словно кто-то что есть мочи царапал гигантским гвоздем по небесному своду, нарастали и обрывались. Но скоро девочка услышала в них шум дождя, стоны ветра, безутешные рыдания Океана и сумасшедший смех Черной Тучи, пронзающий и холодящий душу. Все это носилось в воздухе, сталкивалось, взлетало под купол и падало вниз. Аля забыла, где она и зачем пришла сюда. Она слышала только сумасшедшую оргию Черной Тучи.
Перед глазами девочки возникал полузатопленный Город посреди Океана. Одинокий Фонарь светил над Городом. Мужественная прекрасная мелодия исходила от него. Это Одинокий Фонарь стойко выдерживал
И в это мгновение вздрогнула земля. Всей своей невыносимой тяжестью навалился на Город Больших Фонарей Гранитный Тайфун. Бешено завывая и скрежеща, снова и снова ударялся Каменный ветер в стойкую твердыню Города. Аля вдруг почувствовала себя непреодолимо несчастной. Органист играл, а на девочку снова наваливалась черная тоска. Но тут Аля подняла глаза и увидела в хрустальном куполе звездное небо и необъятного космического Пса, летящего во Вселенной. «Это невероятно, но Органист тоже все видел! Значит, он и его музыка спасали наш Город в прошедшую ночь. Как хорошо, что в роковой час кто-то всегда стоит на страже!»
— Как хорошо, что в роковой час кто-то всегда стоит на страже! — сама себе сказала Аля, покинув Органиста и подходя к дому на улице Полярной звезды.
Поэт работал на чердаке. Он сидел за столом и что-то размашисто писал, не замечая ни дырявой крыши над головой, ни густой измороси, заполнившей чердак. И, хотя все вокруг было залито дождем, ни самого Поэта, ни его письменного стола не коснулась ни единая капля воды.
— С добрым утром! — поздоровалась Аля.
Но хозяин дома ей не ответил. Ничуть этому не удивившись, Аля решила подождать, пока Поэт кончит свою работу. Все в Городе знали: когда Поэт творит, он витает высоко над Землей, и оттуда его нипочем не дозовешься. Но вот хозяин бросил перо на стол, облегченно вздохнул и раскурил свою трубку, с которой никогда нигде не разлучался. От крепкого дыма девочка закашлялась.
— Рад тебя видеть, Аля! — произнес Поэт. Надеюсь, ты ожидала меня не очень долго. Сегодня ночью Черная Туча на мгновение расступилась. Этого мгновения мне едва хватило, чтобы оседлать коня вдохновения — Пегаса — и умчаться к звездам. Всю ночь мы летели. К сожалению, мой хронометр — петух Горластик — прокричал утро. Пришлось вернуться на Землю. Я пытаюсь описать то, что пережил. Но, как всегда, мне не хватает слов.
И Аля услышала поэму о том, как человек видит Свет даже сквозь Черную Тучу, как человек хранит верность Свету даже под Каменным ветром. «Значит, Стихи Поэта сильнее Каменного ветра, — думала девочка. — Сильнее, как и Музыка Органиста».
Закончив чтение, Поэт зябко повел плечами:
— Да, лихая нынче была ночка! — Он обвел усталым взором свой чердак. — Эк разворотило крышу! Хорошо, что я не был здесь. Пойдем-ка в комнаты, Аля. Я что-то озяб.
Аля и Поэт спускались по лестнице, когда повстречали обиженного и негодующего петуха:
— Хозяин, не пора ли меня покормить! Ведь я не железный будильник, который достаточно заводить лишь раз в сутки. Мой внутренний механизм значительно тоньше и гораздо сложнее: он пробуждает не только голос, но и голод.
— Да-да, извини, Горластик! — И Поэт поспешил за зерном в кладовку.
Разгневанный петух подождал, пока его покровитель выйдет, и сразу пожаловался на него Але:
— Сегодня у хозяина был
И в это самое время в комнату вернулся весь перепачканный паутиной Поэт с полной миской пшена.
— Мой дорогой Горластик, как всегда, пеняет на свою петушиную судьбу? — улыбнулся Поэт. — Не петушись, дружище. Вот твое пшено. Клюй на здоровье!..
Увидев корм, Горластик заметно повеселел.
— А как ты провел сегодняшнюю ночь, Горластик? — обратилась к нему Аля.
От такого вопроса петух даже поперхнулся. Наконец, насытившись, он повел свой рассказ:
— Когда стемнело, я вылетел из дому, чтобы на ночь угнездиться на самом высоком шпиле в Городе.
Когда стемнело, я вылетел из дому, чтобы на ночь угнездиться на самом высоком шпиле в Городе. Оттуда раньше всего виден первый луч восхода. И я часто ночую на этом шпиле. Моросил дождь. Но скоро мелкие капли превратились в настоящие потоки. Однако тому, кто умеет складывать крылья над головой, дождь не страшен.
— Но разве можно сложить крылья над головой, удивился Поэт, — ведь для этого петуху их придется вывернуть наизнанку?
— Чувствуется, что у вас нет собственных крыльев, дорогой хозяин, — невозмутимо отпарировал Горластик, — а иначе бы не задавали таких смешных вопросов. — Так вот, — продолжал он. — Сижу я на высоте и вижу огни Больших Фонарей. А в Черной Туче — кружат летучие мыши!
— Но, дорогой Горластик, — не выдержал Поэт, — ведь петухи не видят ночью! И потом, что можно увидеть в Черной Туче?
От последних слов хозяина Горластик подпрыгнул, взлетел и прямо в воздухе разразился целым словесным потоком:
— Да, действительно, мы, петухи, — птицы дня. И в доказательство моих слов каждое утро, когда ночной воздух наливается восходом, петухи всей Земли радостным пением приветствуют Солнце. Но меня ошеломляют те наивно-нелепые выводы, которые вы, дорогой хозяин, делаете из этого замечательного события… Вы приписываете нам, утренним петухам, оскорбительно-куриную слепоту! Но ведь категорически заявить о том, что петухи не видят ночью, правомочен только петух! Пока же и один петух в мире подобного заявления не сделал! А все остальные рассуждения на сей счет смехотворно некомпетентны. Что же касается Черной Тучи, то она, как всякий дым, вполне проницаема для пристального петушиного взгляда. И так будет всегда! Есть ли Черная Туча, нет ли ее а время безостановочно движется вперед. И мы петухи, каждое утро напоминаем об этом нерадивым людям, бесцельно транжирящим самое невозвратимое в жизни — свое быстротечное время. Но хотя наше пение способно разбудить и глухого, большинство людей слишком поздно спохватываются и начинают понимать, зачем во всю мочь надрываются в истовом крике земные петухи! — С этими словами Горластик, нахохлившись, взгромоздился на свой насест и продолжал рассказ: