Сказка про наследство. Главы 16-20
Шрифт:
Несколько соображений (но это не Максим соображал). Полностью одетый Сул внешне смотрелся по-мальчишески хрупко и беззащитно, но вот голый Сул абсолютно другой. Мощный позвоночник – костный ствол бугрился под бледной кожей, по бокам напрягались трапециевидные, дельтовидные и другие человеческие мышцы. Все не слабо так. Но Максима заворожило другое: рыжие волосы, густая и жесткая поросль по хребту. Можно представить звериный загривок, когда волосы поднимаются. Ощущение от молодого человека – как от зверя. Инстинктивно Максим опасался. Это как член приличного общества – в дорогом итальянском костюме, при галстуке,
Занятый переодеванием в сыродиевскую униформу Сул поинтересовался ровно, буднично.
– Привет, пузанчик. Ты чего тут ошиваешься? Потерял чего? Узел с рыбой или без? Не брали мы!.. Экий настырный. Мало тебе на озере досталось?
– Я просто так зашел… Мне в туалет нужно… было…
– Ага. В туалет. Он шел на Одессу, а вышел к Херсону… Ну, как зашел, так и вышел.
При воспоминании о рыбалке на Виждае (точнее, что случилось потом) щеки Максима зарделись от стыда и обиды. Как тогда ворпани над ним поизмывались (не меньше, чем сейчас над Витькой) – похитили из буханки Н. Рванова, утащили в кусты и бросили, высказавшись грубо и оскорбительно – что-то про пузо и про труса, и про засс… штаны.
Повторимся, в прежней нормальной жизни (была же она у него, была!) Максим занял бы рассудочную позицию: кому какое дело? привязали мужика и привязали (может, садо-мазо увлекаются? ачетаково? свободные люди…). Но Максим стал уже другим, переродившимся – еще не тылком, но внуком тылка и племянником тыловки. Потому рискнул спросить у ворпаней.
– Кто это? И что вы, блин, с ним творите?
– Спасите, добрый человек… – Пятнашков повернул от столба залитое слезами лицо. – На вас одна надежда… Они меня умучат…
– Ты куда шел? В туалет? Иди в кусты посс… Главное, донеси. Не обмочись со страху.
– Как вы смеете! Немедленно прекратите экзекуцию! И впрямь фашисты… У нас не война! У нас мир, закон и железный порядок. Вы – не уполномоченные органы, чтобы осуществлять репрессии. Чтобы арестовывать и допрашивать. Тылки – такие же наши граждане. Никто не собирается бунтовать. Никто на штурм завода не пойдет (наверное, не пойдут…). Мы только насчет акций хотели договориться… Я призываю вас одуматься! Отвяжите беднягу. Ему же больно!
– Ой, как страшно пузанчик раздувается. С прошлой встречи осмелел… Надо было его в озеро бултыхнуть… Или в дырку…
– Кто вам дал право истязать человека?! Вы кто? КГБ, ФСБ, НКВД, ГКЧП?! фантастический ОХОБ? Вы всего лишь ворпани – рыжие зайцы!
– Да кто ж его истязает? Загнул ты… Подумаешь, царапинка вспухла…
– Царапинка? – оскорбился Витька. – Ой, жжется… Как огнем…
– Огнем? Счас потушим… Да веди себя как мужик! Вон у племянника царапины после кота давно зажили, – Клоб подхватил жестяное ведро (из которого попахивало – очевидно, навоз разводили) и окатил Витьку с ног до головы ледяной водой. Новая изощренная пытка под видом заботы.
– Х-х… ху… хо… холодно… П-прощайте, товарищи… Кончаюсь… – крупная дрожь сотрясла Витькино тело, оба глаза затрепыхались. – Не поминайте лихом… Ах, нет, вспоминайте. Не хочу попасть к тем – забытым, безликим, безглазым – призракам во тьме… Лучше пастухом у Энгру быть! Лучше горбатиться… Но к Варваре и тогда не вернусь! – Пятнашков повис на столбе (может, притворялся, а может, в обмороке).
– Немедленно развяжите его! Это убийство! – повысил голос Максим. – Сядете в тюрьму – и не как за неудачную шутку…
– Сам развязывай… – Клоб плюнул и отошел в сторону.
Максим освободил Витькины руки от веревки. Бережно опустил Варвариного экс-любовника на землю, заглянул в его холодное полуобморочное лицо.
– Я помогу, помогу, – с этими полными сострадания словами Максим рывком отодрал ненужный лоскут от растерзанной одежды пленника, окунул в ведро с водой и приложил к Витькиному лицу.
– Ф-фу, фу… – вскинулся Пятнашков. – Тьфу! Дерьмом воняет…
– Извините… Вы столько испытали… Нельзя так оставлять. Надо в милицию на них! Пишите заявление. Я буду свидетельствовать за вас. Не бойтесь! В отделе в Утылве приличные люди работают. Я знаком непосредственно с лейтенантом Жадобиным… Преступники понесут суровое наказание!
– А че сразу нас? – собравшись снова плюнуть, Клоб от искреннего удивления поперхнулся и сглотнул слюну.
– Вы еще спрашиваете?! Я все знаю! Вот этим глазами слышал, вот этими ушами видел… Ой, наоборот… И вот на эту голову я еще не жалуюсь. В суде будете объясняться!
– Ну, и осмелел Максим! Клобы могли ничего не говорить в ответ. Могли много чего сделать. Но они снизошли до пояснений.
– Так он сбежать хотел. Обмануть Варвару Ядизовну. Позабыв, как договаривались, когда начальником отдела назначали. Ты же должен понять, племянник – ты сам в своем Правом Блоке договаривался – куда, кому и сколько. Хотя теперь договоренности побоку – и у тебя, и у него. В Лондон собрался! Не ты. Со свиным рылом да в калашный ряд. Добро бы еще к нашим братьям казахам, а то в Лондон!
– Подлый предатель! Я вот тоже пострадал, – слезливо заявил младший Клоб, протягивая перебинтованную руку. – Ранен при исполнении…
– Что исполняли-то? – оторопев, поинтересовался Максим.
– Защищал имущество холдинга. Никакая башня не выдержит, если на нее всем стадом забираться… Ну, положим, девчонка легкая, но парень-то – бычок откормленный… Лешка – тоже ренегат!..
– Это в студенческой столовке откармливают? – не согласился старший Клоб. – Хотя кости у них растут и тяжелеют, на мозг давят… На детишкины мозги никто не жалуется, зато на самих детишек… Вот киоски и горят…
– Вы о чем? Не пойму…
– Говорю, заводскую котельную чуть не угробили. Подсудное дело. Это же объект жизнеобеспечения целого города!.. Может, меня даже наградят… посмертно…
– Примите мои соболезнования. Но это не оправдание тому, что вы творите. Повязали мужика! За что?
– За то же самое. Здесь все тылки – воры. Зазеваешься – утянут из-под носа, и лучший нюх не спасет. Поворотов рассказывал, что через проходную волокут все – мыло, халаты, гвозди, болты, спирт. Это – мелочевка. А по-крупному тащат станки, кабеля, проволоку, баллоны, даже канализационные люки. Уже преступная организация. При общем попустительстве. Какая бюджетная дисциплина? Какая лояльность персонала к управляющей компании? Фигу!! Тылки убеждены, что завод и все на заводе принадлежит им. Раньше государству, но давно нет госсобственности. Есть частные хозяева!