Сказка Шварцвальда
Шрифт:
Михаэль не догадывался, что скорым временем привычная вольготная жизнь его затрещит по швам, что следом за молодым баловнем судьбы задержавшись всего на пару дней уже летит страшная весть.
Появившийся во Фрайбурге Михаэль не знал, что в их родной город недавно пришла Черная смерть.
Утром следующего дня над городом разразилось ненастье. Пронизывающий ветер, пришедший с Рейна, принес колючую снежную крошку. Ее острые безжалостно частицы ранили лица, забивали рот и нос, собирались под складками одежды. Непогода разогнала любопытных зевак, толпящихся в ожидании
Постепенно, зал заполнился знакомыми зеваками. Непогода не помешала прийти многочисленным представительницам женской половины города. Передаваемая из уст в уста романтически история несчастной и запретной любви, разнесшаяся по городу со скоростью ветра, привлекла в судебный зал много восторженных и истеричных кумушек.
Стараясь занять места ближе к центру, они словно слетевшиеся на огонек любопытные мотыльки возбужденно перешептывались с нетерпением ожидая начала процесса, без стеснения тыча пальцами в направлении сидящих на первой скамьи вчерашних участников действа.
На этот раз судейский стол заняли двое. Конрад Макленбургский уклонился от участия, не найдя возможным назвать причину. Говорили — он сам отправился в сопровождении двоих дознавателей в Фогельбах. На самом деле, он намеренно распустил этот слух, который подчинялся наперед продуманному коварному плану. Епископ намеревался присутствовать на заседании, сидя в тайной комнате, через окно которой, умело скрытое среди украшающих его стены гобеленов, наблюдал за присутствующими и слышал каждое слово.
Спустя час томительного ожидания словно ужасающий ночной призрак к кафедре проскользнул инквизитор, одетый в черную сутану. Он занял место во главе стола, откинулся на спинку высокого резного кресла, смежив веки. Его узловатые птичьи лапки не прекращали перебирать бессменные четки, тонкие длинные губы слегка дрожали, творя неизвестную молитву… Высокий капюшон плаща скрывал наполовину мерзкий череп, увенчанный круглой черной ермолкой. Испанец предвкушал.
Через минуту показался с трудом передвигающийся на подагрических ногах бургомистр и занял кресло по соседству.
Судья были готовы.
Синьор Баттиста, нагнувшись к шептальнику, некоторое время давал указания. Зал настороженно ждал. Отсутствие среди судей Конрада Справедливого не предвещало ничего хорошего.
Клирик переводчик выпрямился и обращаясь к залу произнес.
— Святая Римская Церковь позволяет начать следующий день дознания и для скорейшего достижения цели рекомендует подвергнуть заключенного Якова Циммермана допросу с пристрастием, который будет происходит в отдельном зале, дабы не внести нежелательные волнения. На допросе кроме судей дозволено присутствовать свидетелям со стороны обвинения и защиты.
Бургомистр, кряхтя, поднялся из-за стола и, проклиная под нос произвол инквизиции, нехотя поплелся в соседнее с залом пыточное помещение. Испанец,
Догадавшаяся, что происходит Кристина, беспомощно оглядела растерянных и разочарованных зевак, но не смогла встать со скамьи. Ноги отказывались двигаться. Сердце замедлило бег, сознание начало тихо покидать несчастную. Люстиг, пришедший в себя быстрее, обхватил ее за округлившуюся талию и поднял на ноги
— Держись, моя дорогая. Нам надо пройти через это. Следуй за мной.
Кристина, не веря в происходящее, словно упрямый капризный ребенок замотала головой и жалобно застонала.
— Не надо его пытать! Он же признал вину! Он раскаялся… Умоляю о снисхождении, Ваше… — ее голос прервался, но стоило ему стихнуть., как зал взорвался от женских криков
— Снисхождения! Снисхождения! Даровать прощение художнику! Конрад Справедливой обещал помилование! Будь проклята жестокость инквизиции! Прочь руки из свободного города!!
Возбуждение зала росло. Женщины повыскакивали со скамей, потрясая кулаками
— Прочь из Фрайбурга черное испанское воронье!!!
Конрад, слышавший из тайного убежища каждое слово, довольно улыбался. Прекрасно.
Сила испанца уже на исходе.
Невозмутимости инквизитора можно было только позавидовать, не обращая внимания на сыплющиеся проклятия, он ужом проскользнул в пыточный зал и исчез. За ним скрылся клирик переводчик, оба секретаря и Михаэль, ведущий полуобморочную свидетельницу защиты. Сердце Люстига возбужденно билось, активно перекачивая кровь. Он готовился к любым неожиданностям, но предугадать грядущее оказался не в силах.
Соседнее с залом заседания помещение было небольшим. Судейский стол, стоящий в правом углу, и два ряда стульев с одного края были отделены от общего пространства зала невысокой приступкой, у которой с пиками наперевес стояло трое стражников.
Остальную часть занимали пыточные приспособления, в зале их было не много. Ближе к высокому и узкому словно бойница окну находилось широкое колесо диаметром около двух метров, закрепленное на подвижном ободе, по поверхности которого торчали железные прутья и кольца. По одной из сторон комнаты возвышался деревянный помост со стулом, напоминающим трон, сидения и подлокотники которого были испещрены гвоздями, вбитыми остриями вверх. Ближе в судейскому столу посередине зала располагалась дыба со всевозможными приспособлениями для растягивания и утяжеления конечностей, изобретенными извращенным человеческим мозгом для скорейшего покаяния преступников.
Кристина, войдя в освященный факелами зал, и увидев мрачные механизмы в тот же миг тихо вскрикнув, лишилась чувств. Михаэль, успевший подхватить ее на руки, отнес к судейскому столу и опустил на самый дальний стул в углу. Подвинув свой как можно ближе и сев рядом, он постарался закрыть от нее своим телом происходящее.
Стоило инквизитору занять положенное место, Люстиг обратился к нему с нижайшей просьбой позволить Кристине удалиться и не присутствовать на пытках по причине беременности. Переведший его просьбу шептальник, сочувственно взглянул на бледную как смерть женщину, лежащую в беспамятстве.