Сказка в дом стучится
Шрифт:
— Можешь мужиком одеться и розы взять? Они ж не все завянут ко вторнику. Мы во вторник, после математики пойдём. В среду у нас уже так, халява. Просто в четверг народа везде будет тьма. Аля, ты меня слышишь?
Я не только ее слушала, я уже сидела с ногами на полу, смотря на сумасшедшую во все глаза.
— Про мужика или про то, что ты к истории не собираешься готовиться?
— Да я все знаю! По этой истории… И мне всего один вопрос из билета нужно будет выбрать. Ну, Аля, ну что такого сложного? Ты ж пиратов играешь! Тут только глаз целым оставь, ты ж
— Чего тебе надо? От мужика с фейковыми усами?
Вероника пожала плечами, потом поиграла руками — пустила волну. Хорошо еще не слезу! Но еще не вечер. Не совсем поздний.
— Пусть девчонки подумают, что у меня появился парень. С крутой тачкой! Тебе сложно? Я не тагну тебя Вконтакте…
— Ты когда шарики в башке смазывала? Хочешь, чтобы подружки подумали, что ты такая же продажная шкура…
— Как ты, что ли? Ну, Аля… Раз машина новая, то грех ей не воспользоваться, а? Ну, до среды же ты не будешь ее возвращать, надеюсь?
— Ради такого дела… Вероника, сгинь от меня. У меня все ноги мокрые. Иди мозги просуши в ванной!
— Ну, приедешь мужиком, а?
Она только если на месте не прыгала.
— Пошла вон!
— Алька, я тебя люблю!
И эта мокрая кошка завалила меня на кровать и отхлестала волосами по лицу.
— Сгинь! — я еле расслышала телефон.
Вероника слезла с меня, но осталась сидеть на краю моего кресла-кровати. Я узнала номер, хотя еще и не удосужилась дать ему имя.
— Сгинь!
И она сгинула, но в коридоре осталось так тихо, что я совсем не была уверена, что меня не подслушивают в щель между дверью и паркетом.
— Я избавился от твоей ступы, баба Яга! — услышала я из телефона. — Лечу домой налегке.
— Зато ко мне тебя принесла нелегкая, — прошептала я в ответ. — У меня капец теперь как дома весело, а я сутки уже, получается, не спала. И мне, кажется, не светит сегодня. Свет клином на твоем танке сошелся. И это она еще про тебя ничего не знает. Что молчишь?
— Ну, а что я могу ответить? Могу только приехать… Обнять. Забрать. Можно в любом порядке и по отдельности, но оптом выйдет дешевле. Ну чего молчишь? Диван на даче мягкий, Бусю я заберу, вискаря налью. Приставать не буду, хотя и очень хочется.
В каждом слове сквозил смех, и я не удержалась — рассмеялась. От души, хоть и конспиративно-тихо.
— Валера, скажи честно, это и был твой план? Сделать мою жизнь с матерью невыносимой?
—Ты мне льстишь, Скворцова. Я слишком тупой, чтобы строить какие-то планы в отношении женщин. Действую, как бог на душу положит. Может, у него какие-то на тебя планы. Я пока не в курсе… Хотя курс меняю. Секунду…
В трубке наступила тишина — секунд на двадцать. Потом голос Терёхина вернулся — в серьезное состояние.
— Я развернул такси. Буду у тебя, говорят, минут через… Нет, через час. Мне тут надо завернуть еще кой-куда. Не за цветами, не пугайся. Так что бери походный рюкзак, ключи от Хайлендера и спускайся в девять десять.
На секунду меня охватила немота. Нет, пока он говорил, мне уже поплохело, но я тогда еще могла дышать, а сейчас уже судорожно открывала рот — беззвучно.
— Ты сдурел? — сумела я наконец не только выдать в ответ, но еще и избавиться от матерного эквивалента, который сюда ох как просился.
— Скворцова, не испытывай мое терпение. Не спустишься, поднимусь сам. И будет еще хуже, чем сейчас. Возьми, во что завтра переодеться, и куртку потеплее. Уложу тебя спать во дворе, если нас на порог не пустят.
И он сбросил звонок. Но сбросить оцепенение от его звонка не получилось даже через пять минут.
Глава 33 "Испанский стыд"
Через десять минут я все же начала двигаться и довольно быстро. Для начала действительно достала из шкафа чистые джинсы, футболку и сменное белье — без кружева. За зубной щеткой нужно идти в ванную, а в ванной нужно сходить в душ. А для душа надо тоже взять чистую одежду и… Свитер, чтобы не трясло. Он хлопковый: в нем ни холодно, ни жарко. Как и мне должно быть от приглашения Терёхина. Отчего тогда уши пылают, точно мне загодя отдергали их тридцать раз?
Да, уши мне сейчас мама надерет. Но только после душа. Правда сначала нужно вытолкать оттуда сестренку с феном.
— Ты чего не с пижамой? — удивилась та.
— Ухожу я от вас, злые вы…
— Аль, я серьезно!
— Так и я серьезно. У меня вынужденное свидание.
— Какое? Ты же спать собиралась… — хлопала сестренка большими глазами.
— А я от своих планов и не отказываюсь. Я только локацию меняю. С вами мне все равно не уснуть будет. Приду утром, так что можете на засов запереться.
— Ты серьезно сейчас?
— Вероника, уйди уже наконец! Не лето, чтобы прямо из душа на улицу прыгать. И достань мне какой-нибудь из своих старых рюкзаков.
Через десять минут я вывалилась в коридор с зубной щеткой, дезиком и испариной на лбу — не от душа, а от мыслей, что я делаю сейчас несусветную глупость.
— Аля, что ты затеяла?!
Мать преградила мне дорогу, но у меня от страха перед встречей с Терёхиным сжался не только желудок, и я спокойно протиснулась по стеночке в комнату, чтобы бросить все в школьный рюкзак, который Вероника заботливо положила возле моей сменки.
— Аля!
Я обернулась, застегивая на весу молнию.
— Мама, я завтра вернусь. Не рано. Так что увидимся вечером, после работы. Тогда ты точно успокоишься, и я смогу жить дальше. А не успокоишься, мне придется свалить навсегда.
— Он за тобой приедет?
— Я — за ним. У нас машина одна на двоих нынче.
— Аля, не надо за ним ехать. Аля, успокойся! Так нельзя…
— Мама, а как можно? Мне тридцать лет. Я могу сама решать, с какими мужчинами встречаться и какие подарки принимать. Испанский стыд на то и испанский, чтобы в России его не испытывать. Успокойся, мам! Ты никогда не думала, что твои подружки и наши соседи мне просто завидуют? Не думала? А вот подумай и успокойся. Коньячка выпей. Отпустит.