Сказка в дом стучится

Горышина Ольга

Вместо сценария, я выговаривала вслух то, что не смела высказать Терёхину в лицо. Боже, можно забабахать целый моноспектакль, и кажется его примут на ура все, кроме самого вдохновителя. Эти девочки в кафе просто не понимают, кому в рот смотрят. Не верят, глупые, что настоящее женское счастье — держаться от таких вот мужчин подальше, а не залезать им в карман и уж точно не в постель.

Два раза я ходила на кухню за тортом. Потом взяла апельсин. Выдыхай, Аля, выдыхай… Он пока не имеет на тебя никаких прав, кроме как самим же им придуманных. Ты даже доверенность на машину не выписала.

И черт — только успела подумать, прилетело письмецо от заботливой Светланы. Но у меня принтера нет. Распечатать негде. Так и написала. В ответ — передам заполненные бумаги с Валерой. Вот как? Секретарша знает его планы на вечер? Конечно! И на ночь тоже. Главное, что даже я их знаю, поэтому особо заботливо застелила постель и поправила в вазочке на прикроватной тумбочке букет — декоративный с огоньками, для создания романтической атмосферы. Чтобы не промахнуться…

И рухнула поверх покрывала. И закрыла глаза ладонями. И заодно рот. Жила себе, никого не трогала, так надо же было согласиться на кофе с Марианной. Бес попутал! Ведь идиоту понятно, что от таких встреч ничего хорошего не жди. И за Никитой не нужно было ехать — не мое дело! Пришла бы в следующее воскресенье в казачьем наряде, провела праздник, пожелала малышу долгих лет счастливой жизни и свалила. Вот точно бы ушла, потому что уважаемый Валерий Витальевич за два часа моего перформанса не вышел бы ещё из ступора. А сейчас его бесполезно в этот ступор загонять. Он успел показать, где мое место! Причём, согласился даже задокументировать это. Ставить штампы и печати ему не привыкать. Рука набита! Включить меня в расписание… Даже не пытается выбирать слова и выражения.

А у меня по расписанию душ и грим. Не макияж. На этот вечер я должна перестать быть собой. В этом платье уж точно не сказки малышам рассказывать. Если только великовозрастным. Одно плечо оголено, одно бедро — тоже. Из разреза выглядывает гипюр: нарочно, но неопытный взгляд примет его за нижнее белье. Волосы лучше убрать наверх. Пусть буду сама строгость. Особенно в макияже — классическом. Не заметишь, что он есть, но его очень много. На шее ожерелье из бисера — столько часов работы могут позволить себе лишь пенсионерки. В ушах серьги из эпоксидной смолы. На пальце — такое же кольцо с соцветием укропа.

Драгоценностями щегольнуть просто, а вот в выборе хендмейда нужен вкус как у автора, так и у покупателя. Я в своем эстетическом вкусе не сомневалась. У меня с мужиками проблемы, не с украшениями. И с туфлями. Проходить на каблуке весь вечер — наказание. Но ничего. Здравый смысл подсказывает мне, что Терёхин не танцует, а под столом можно и разуться.

Что ж — я готова. Переложила карточки и права в обложку телефона и спрятала его в черной сумочке: тоже с бисером и тоже тонкой ручной работы. Хорошо иметь друзей с руками из нужного места. Хорошо вообще иметь друзей, чтобы не звать не пойми кого с собой на юбилей.

Замок входной двери щелкнул. В моей шее последний позвонок встал на место, и я решила не делать больше никаких упражнений. В этот раз Терёхин сообразил куда идти — в гостиную. По нюху, что ли? Ну да, я не пожалела на себя духов с ароматом лотоса.

— Э…

Он, наверное, хотел что-то сказать, но я не стала переспрашивать, что именно. Получила реакцию, которую хотела.

— Фея без крылышек тебя устраивает? — спросила все же, когда он не отлип от косяка даже через минуту.

— Это не совсем фея… Это больше на что-то другое похоже…

— На проект выпускницы художественно-промышленной академии имени барона Штиглица. На троечку. Ну что ж поделаешь… В комиссии одни ханжи сидели. Или модель подкачала, но бёдрами я почти не качала, хотя могу…

И действительно подошла к нему походкой манекенщицы, опустила на плечо руку, он сразу стал чуть ниже ростом.

— Дареному коню в зубы не смотрят.

— Кобыле, ты хотела сказать?

Усмехнулась в ответ накрашенными губами. Что ж, хоть сегодня я в чем-то буду сверху.

— Я про платье. Сшито из моей ткани на моей машинке. Не по моим эскизам, но по моей фигуре, поэтому пришлось дефилировать на экзамене подружки.

— А можно это снять? — спросил заказчик совсем шёпотом, заглядывая в лицо немножко подлеченными глазами. Зашёл в аптеку. Уверена, не только за каплями.

— За это ты не платил.

Он вскинул голову, чуть не снеся затылком косяк.

— А за что я платил?

— За вечерний образ Сказочницы Али. Другого у неё нет. Извини. Сказала же, нет у меня такой фотки в галерее образов.

— Саша, это не ты…

— А это и не я. Это Аля, которая тебе не нравится. Даже в платье. Иди в душ. А то опоздаем.

— В холодный, да?

— Да в какой хочешь! Ну чего стоишь? Я же говорила, что не хочу с тобой туда идти.

— Александра, это семейное торжество. Со стороны никого.

Там таких женщин точно не будет…

— Каких таких?

Терёхин опустил глаза.

— Договаривай уж… Или придумываешь, что сказать обо мне своему приятелю?

— Аля, ты специально, да?

— Валера, это мое единственное платье. Я его безумно люблю. Оно создано для меня и под меня. Я себе в нем нравлюсь. Мы же с тобой не пара, нет? Поэтому ты понятия не имеешь, в каком виде подружка твоей сестры ходит в гости по вечерам. Давай, я достала уже твой костюм от Штандартенфюрера Штирлица. Шевелись, Валера!

И я схватила лежащую на кресле шиншиллу. Для скромного кафе очень скромный наряд. И бриллианты не нужны. Сама как бриллиант в вычурной оправе. У каждой женщины должно быть чёрное платье, в котором она творит все свои чёрные дела. Жаль, волосы светлые и губы не красные, а то была бы настоящая женщина-вамп.

Глава 47 "Актриса погорелого театра"

— Сюрприз… Вот так сюрприз… — услышала я от юбиляра, который отличался сейчас от своей аватарки только отсутствием на руках собачки.

А так без пиджака и без галстука. На его фоне Валера выглядел ну… Скажем так, краше в гроб кладут. Я уколола его своим внешним видом больно, очень больно. Мое желание соответствовать гламурным дамочкам отправило его прямиком в нокаут. Я не могла прикрыть бедро, белевшее в разрезе платья, но Терёхин будто нарочно всю дорогу не отпускал руль. Мне даже сделалось немного стыдно — в машине. А в кафе стало совсем неловко.