Сказка Ветра
Шрифт:
– Никто, - смешалась она, - у меня зеркало есть.
Я пристально вгляделся в нее. Врет.
– А ну не ври. Мы, кажется, договорились говорить на чистоту.
– Когда это?
– поймала она меня.
Но я не растерялся.
– Сейчас.
– Ну, если так…
– Так кто тебе сказал такой бред?
– я не собирался отставать.
Писарева вздохнула, но все же призналась:
– Мама вечно талдычит, что мне бы схуднуть надо…
Я даже присвистнул: ничего себе предки!
– По-моему, все, что тебе нужно, это косметика и умение ее наносить, - искренне сказал я.
Вот
– Что, поражен моими добрыми мамой с папой?
– поинтересовалась ленка, наверное, у меня все мысли были на лице написаны.
– Вообще-то, да, - я почувствовал себя неуютно, что во все это влез.
– Ты прости, это не мое дело.
– Ничье, - согласилась она, - я никому о своих проблемах не рассказываю. Обычно, - Писарева горько вздохнула.
– Да нет, мои родители не плохие, просто… просто жизнь у них сложная, сложилось все так. Мама раньше учительницей была, а в школу набирали молодых специалистов, и ее уволили из-за сокращения штата. Она теперь на швейной фабрике работает. А папа - инженер всю жизнь, - Писа замолчала, я не ждал, что она продолжит, и не просил об этом, но она заговорила вновь, чем меня несказанно удивила. Очевидно, слишком долгое молчание всегда выплескивается вот таким словесным потоком.
– Они пьют теперь… оба. Грызутся, ссорятся… Им бы развестись, а жить негде, вот и мучаются. Мне тоже уйти некуда, общежитие городским не дают… А можно я тебя кое о чем спрошу?
– вдруг удивила она меня еще сильнее.
– Конечно, - как я мог отказать, когда только что выслушал ее исповедь?
– Каково это - жить без родителей?
Честное слово, не расскажи она минуту назад все о себе, ох и послал бы я ее, но теперь… Да я и не знал, что ей, собственно, ответить. Слишком уж много слов на язык просилось.
– Паршиво, - наконец, я подобрал наиболее подходящее.
– Бабушка меня любит, но это не то, - "А еще я недавно узнал, что они не погибли, а были убиты, и теперь мне еще паршивей". Но этого я, естественно, не сказал.
Вообще, мы затронули гаденькую тему, от которой мутило, поэтому нужно было быстренько менять направление разговора, и чем скорее, тем лучше.
– А ты в какой школе училась?
– выбрал я наиболее безобидную тему.
Она назвала номер, с таким же облегчением, как и я, ухватившись за нейтральную тему.
Но, услышав цифру, я удивленно распахнул глаза. Я же в той же школе учился! Мы с родителями там рядом жили, и как меня отдали в первый класс, бабушка с дедушкой в другую школу переводить не стали.
Но Писа, оказывается, училась параллельно со мной!
– Что, не помнишь меня?
– верно истолковала она мое смятение.
– Не-а, - признался я.
– А ты меня?
– Ну, еще бы! Тебя и твоих друзей вся школа знала. "Ветров и компания", - я улыбнулся, вспомнив, как нас называли.
– Ты в "А" учился, ваш класс всегда был на виду. Как провинился, так "А", как отличился - тоже "А". Вас все гордостью школы считали. Никогда не забуду, как учителя плакали, когда вам аттестаты вручали.
– Я тоже, - да, приятно было такое вспомнить, даже очень. Мы были грозой и гордостью школы одновременно. Говорили, что у нас самый дружный класс за всю ее историю, и самый неугомонный. Мне стало не по себе, что ленка меня помнит, а я ее нет.
– А ты в каком училась?
– В "Б".
– А-а, - ну, тогда ясно. У нас никогда не было деления на бедных и богатых, красивых и некрасивых. Наш класс был огромной дружеской компанией, а "Б"… Там половина считала себя голубокровой элитой. Так что в том, что Писа считает себя хуже других, виноваты не только ее родители, но и чудовищный класс.
– А помнишь, - увлеклась воспоминаниями Писарева, - как нам пытались ввести форму?
Я прикрыл рот ладонью, чтобы не расхохотаться в голос и всех не перебудить. Да уж, забыть ТАКОЕ невозможно. Пожалуй, тогда нас узнали все, кто не знал до этого. Дело в том, что в нашей школе вдруг ни с того ни с сего решили ввести форму, ну, знаете, пиджачочки там, галстучки… Все в душе возмущались, но молчали. Мы тогда были в десятом. Одиннадцатый смирился и даже не думал бастовать, остальные вообще молчали в тряпочку. Вот и пришлось нашему 10 "А" все брать на себя. Вы уже догадались, кто стал инициатором забастовки? Конечно же, я. Это я к университету чуть поумнел, а то все бы поскандалить. Чувствовалось отсутствие отцовского воспитания. Короче, тормозов у меня тогда и подавно не было, наверное, я вообще не знал такого понятия, как "остановиться".
Итак, уболтал я четверых своих друзей, в том числе Сашку Бардакова и…
Зима тогда была. Февраль. Мороз нешуточный. Вот мне идея идеальная в голову и стукнула. Это я только потом понял, что это никакая не гениальность, а глупость. А тогда я был очень горд собой, да и друзья мои этой затеей вдохновились и загорелись, не зря же нас звали "Ветров и компания". Продумал я все тщательно, сам дома плакат рисовал, здоровенный такой. Он гласил: "Форме - НЕТ!"
И вот день настал. Вся школа обмерла, когда в лютый мороз мы впятером вышли на крыльцо с этим плакатом, одетые в одни трусы. Мы даже ботинки сняли для пущей убедительности. В носках поперли. Ох, и гонялись за нами учителя, пытаясь загнать в школу.
– Все были в восторге, - высказалась Ленка.
– И вас так долго не могли поймать.
– Так, может, учителя на выпускном от облегчения плакали?
– предположил я.
– Я тоже об этом думала, - охотно согласилась Писа.
– Но эта ваша забастовка… После нее ведь и вправду отменили форму.
– Ага, я собой гордился и друзьями своими тем более. Правда, я потом почти месяц провалялся в больнице с воспалением легких.
– Потому что тебя ловили дольше всех, - напомнила она, - а ты орал…
– "Бунтари не сдаются!" - вспомнил я.
– Но в больнице мне тоже понравилось. Во-первых, в школу не ходить, во-вторых, столько друзей новых завел.
– А в школе повесили здоровенный плакат с вашими фотографиями, твоей, кстати, в центре, и подписали огромным шрифтом: "Позор школы".
– Ага, - кивнул я.
– А потом кто-то заклеил эту надпись новой: "Герои школы". Так и осталось, плакат потом полгода висел. А мы так и не узнали, кто это превратил на в "героев".
– Вообще-то, - Ленка как-то криво улыбнулась, - это сделали мы с подружками. Буквы я писала. Меня очень поразил ваш дерзкий поступок, а девчонки… каждая была влюблена в кого-то из вас.