Сказки американских писателей
Шрифт:
Карты и лоции, по которым ему предстояло путешествовать, существовали лишь в его памяти или воображении, но были достаточно четкими. Сначала будут Грэмы, Хаммеры, Лиры, Хоулэнды и Кросскапы. Ему надо пересечь Дитмар-стрит по направлению к Банкерам, затем пеший переход к Леви, а потом Уэлчеры и общественный бассейн в Ланкастере. И уж после Хэллораны, Саксы, Бисвенгеры, ШирЛи Адамс, Гилмартины и Клайды. Прелестный день и щедро одаренный влагой край казались ему милостью и благом. Душа радовалась, и он побежал по газону. Возвращение домой по неизведанному пути вселяло в него ощущение особой его судьбы, он видел себя пилигримом, первооткрывателем. Он знал, что встретит на своем пути друзей, дружественные племена населяли берега Люсинды.
Он пробрался сквозь живую изгородь, разделявшую владения Уэстерхейзи и Грэмов, прошагал под цветущими яблонями, мимо навеса, где находились фильтр и насос Грэмов, и вышел к их бассейну.
— О, да это Недди, — воскликнула миссис Грэм, — какой чудесный сюрприз! Я пытаюсь
Как и всякий первооткрыватель, он понимал, что обычаи и традиции аборигенов требуют дипломатичного обращения, если он собирается достичь своей цели. Он не хотел вводить в заблуждение Грэмов или оказаться невоспитанным, как не хотел и терять у них время. Он проплыл бассейн во всю его длину и присоединился к загорающим на солнце хозяевам, а через несколько минут настало избавление — приехали две полные машины с приятелями из Коннектикута. Под шум встречи он ускользнул. Он прошел мимо фасада грэмовского особняка, перешагнул терновую ограду и пересек пустующий участок на пути к Хаммерам. Миссис Хаммер, оторвавшись от своих роз, видела, как он проплыл, хотя она и не знала точно, кто это. Лиры слышали его бултыханье через открытые окна гостиной. Хоулэндов и Кросскапов не было дома. Оставив позади земли Хоулэндов, он пересек Дитмар-стрит и направился к Банкерам. Даже издали было слышно, что у них гости.
Звуки разговоров и смеха отталкивались от воды и будто повисали в воздухе. Бассейн у Банкеров помещался на горке, и ему пришлось подняться на террасу, где человек двадцать пять — тридцать выпивали. Один-единственный был в воде — Расти Тауэрс плескался на резиновом матрасе. Как хороши, как пышны были берега Люсинды! У сапфировых её вод собирались процветающие люди, и официанты в белых куртках разносили им холодный джин. А наверху красный учебный самолет кружился, и кружился, и кружился по небу, как будто ликующий на качелях ребенок. Нед почувствовал внезапно нахлынувшую нежность к окружающим людям и страстную любовь к этому мгновению так; словно до всего мог дотронуться кончиками пальцев. Издалека услышал он звуки грома. Как только его заметила Энид Банкер, она заверещала: «Ах, посмотрите, кто пришел! Какой чудесный сюрприз! Когда Люсинда сказала, что вы не можете прийти, я думала — умру». Она пробралась к нему сквозь толпу, и они расцеловались. Затем она потащила его к бару, и по пути ему пришлось целовать восемь или десять женщин и жать руки их мужьям. Улыбающийся бармен, которого он сотню раз видал на вечеринках, налил ему джина с тоником, и он на миг застыл у стойки, стараясь не встревать в разговоры, — задержка в пути была нежелательной.
Когда показалось, что его совсем уж обступили, он прыгнул в воду и поплыл поближе к бортику, дабы избежать столкновения с матрасом Расти. У дальнего конца бассейна он проскочил мимо Томлинсонов, широко им улыбаясь, и бодрой трусцой побежал по садовой тропинке. Гравий колол ему ноги, но это была единственная неприятность. Гости были прикованы к бассейну, их звонкие, водяные голоса постепенно исчезали, когда он шел к дому Банкеров. Из их кухни доносился шум радиопередачи, кого-то Интересовал бейсбольный матч. Воскресный полдень был уже позади. Нед пробрался между машинами и вниз через полоску травы вышел на Эйлуайвз-Лейн. Нежелательно было, чтобы его видели в плавках на дороге, но движения не было, и через некоторое время он очутился на проезде к дому Леви, отмеченном табличкой «частная собственность» и зеленым почтовым ящиком для «Нью-Йорк таймс». Все двери и окна особняка были открыты, но не было никаких признаков жизни, даже собака не лаяла. Он пошел вокруг дома к бассейну и увидел, что Леви только что уехали. Стаканы, бутылки и блюда с орешками стояли на столе у глубокого края, где высилась купальня или застекленная веранда, увешанная японскими фонариками. Проплыв бассейн, он взял стакан и налил себе выпить. Четвертый или пятый раз он пил, а позади уже почти половина Люсинды. Он ощущал усталость, собственную чистоту и наслаждение от возможности побыть одному; всем вокруг он наслаждался в этот миг.
Собиралась гроза. Кучевые облака — тот самый город — выросли и потемнели, а пока он сидел, опять послышалось громыхание грома. Учебный самолетик по-прежнему кружился вверху, и Неду показалось, будто он слышит в полуденном небе радостный смех пилота; но когда раздался ещё один раскат грома, самолет отправился домой. Свистнул поезд, заставив задуматься о времени. Который теперь час? Четыре? Пять? Он представил местную станцию в такое время: официант в смокинге под плащом, карлик с цветами, завернутыми в газету, и женщина с заплаканными глазами ожидают электричку. Вдруг потемнело. Наступил тот миг, когда крошечные пташки начинают свой концерт, пронзительно предчувствуя приближение грозы. И вот с верхушки дуба за его спиной раздался ясный звук хлынувшей воды, словно повернули кран. Затем эти журчащие звуки донеслись с верхушек всех высоких деревьев. Ну почему он так любит грозу, в чём секрет того возбуждения, которое охватывает его всякий раз, когда входная дверь распахивается настежь и несущий дыхание дождя ветер врывается по лестнице наверх?
Почему такое простое дело — захлопнуть окна старого дома — кажется таким нужным и значительным, почему
Он оставался на веранде Леви до окончания грозы. Дождь остудил воздух, и Недди бросило в дрожь. Ветер сорвал с клена красные и желтые листья и разбросал их по траве и по воде. Один из кленов, вероятно, сохнет, но при виде этих знаков осени среди лета он почувствовал особенную грусть. Он обхватил себя за плечи, опустошил стакан и тронулся в путь к бассейну Уэлчеров. Чтобы добраться туда, необходимо было пересечь площадку для верховой езды, принадлежавшую Линдлеям. И он был поражен, что все препятствия разобраны, а площадка заросла травой. То ли хозяева продали своих лошадей, то ли уехали на лето, оставив их за плату где-нибудь. И он, казалось, что-то слышал о Линдлеях и их лошадях, но память подводила. Босиком по высокой мокрой траве Недди дошел до бассейна Уэлчеров — он был пуст.
Такая брешь в цепи бассейнов огорчила его своей нелепостью, и он понял, что должен чувствовать первооткрыватель, находя вместо обильного источника высохшее русло. Он был огорчен и в то же время озадачен. Обычно кто-то уезжал на лето, но воду из бассейна не спускали никогда. Уэлчеры, определенно, выехали насовсем. Складная мебель была аккуратно собрана в одном месте и покрыта брезентом. Купальня заперта. Все окна в доме наглухо закрыты, а свернув в проезд перед фасадом, он на дереве увидел объявление: «Продается…» Когда же он в последний раз получил известие от Уэлчеров, то есть когда он и Люсинда в последний раз отказались отобедать у них? Казалось, это было всего неделю или около того назад. Подводила ли память, или он так вымуштровал её в подавлении неприятных воспоминаний, что теперь утратил всякое представление об истине? Вдруг издалека он услышал звуки теннисных ударов. Это подбодрило его и избавило от мрачных предчувствий; его не пугали теперь хмурое небо и холодный ветер. Это был день, когда Недди Меррил проплыл через всю округу. Что это был за день! И он отправился в свой самый трудный переход.
Если вы в тот воскресный день проезжали мимо, то, быть может, видели его, почти нагого; на обочине шоссе № 424 он ждал возможности перейти дорогу.
Быть может, вы гадали, кто перед вами — жертва ли ограбления или автомобильной катастрофы или просто безумец. Босой посреди придорожного мусора — среди банок из-под пива, тряпья и старых автопокрышек, — незащищенный перед насмешками, он казался жалким. Пускаясь в путь, он знал, что придется пройти и через это препятствие — оно было отмечено на его картах, — но столкновение с нескончаемым потоком сверкающих на солнце машин застало его врасплох. Издевки, шутки щедро осыпали его, кто-то швырнул в него банку из-под пива, и ничто не могло помочь ему — ни чувство собственного достоинства, ни чувство юмора. Он мог бы вернуться к Уэстерхейзи, где Люсинда все ещё нежилась на солнце. Ведь он ни обещаний, ни обетов, ни клятв никому не давал — даже себе. Почему, зная, что здравый смысл легко преодолевает всякое человеческое упрямство, не повернул он назад? Почему решил завершить своё путешествие, даже если бы жизнь его была под угрозой? В какой момент эта шалость, эта шутка, эта сумасбродная затея приобрела серьезность? Он не мог вернуться, он даже не мог воскресить в памяти зеленоватую прозрачность воды в бассейне Уэстерхейзи и заново вдохнуть в себя все то, что составляло этот день. Уже не вспомнить беззаботные голоса приятелей, повторяющих, что кто-то выпил лишнего. Всего лишь час прошел, немногим больше или меньше, но путь, пройденный в этот час, сделал возвращение невозможным.
Старик, едущий в машине со скоростью около пятнадцати миль в час, позволил ему ступить на траву разделительной полосы. Там он подвергся насмешкам тех, кто ехал на север, но минут через десять-пятнадцать одолел и это препятствие. Отсюда нужно было чуть-чуть пройти до зоны отдыха на окраине Ланкастера, где помещались гандбольные поля и общественный бассейн.
Голоса над водой, иллюзия великолепия и беспокойства — все так напоминало дружескую встречу у Банкеров, но звуки здесь были громче, грубее и пронзительнее, а как только он влился в толпу вокруг бассейна, ему пришлось столкнуться с общественным порядком. «ВСЕ ПЛОВЦЫ ПЕРЕД ВХОДОМ В БАССЕЙН ДОЛЖНЫ ПРИНЯТЬ ДУШ. ВСЕ ПЛОВЦЫ ДОЛЖНЫ ПРОЙТИ САНОБРАБОТКУ НОГ. ВСЕ ПЛОВЦЫ ДОЛЖНЫ ИМЕТЬ ПРИ СЕБЕ ОПОЗНАВАТЕЛЬНЫЙ ЗНАК». Он принял душ, сполоснул ноги в белесом едком растворе и пробился к воде. Она воняла хлоркой и напоминала о канализации. Двое спасателей на вышках свистели в полицейские свистки, казалось, через равные промежутки времени и ругали пловцов в мегафон.
С тоской вспомнил Недди небесно-голубую воду в бассейне Банкеров; окунувшись в эту мутную жижу, он подумал, что под угрозой его индивидуальность его богатство и его обаяние, но он напомнил себе, что он — первооткрыватель и пилигрим, а это — всего лишь застойная излучина реки Люсинды. Он с отвращением на лице погрузился в эту хлорированную воду и поплыл, пытаясь держать голову над водой и избегать столкновений, но его тотчас же обрызгали, толкнули и сзади и сбоку. Когда он достиг мелкого края бассейна, на него закричали оба спасателя: «Эй, ты, ты, без опознавательного знака, вон из воды!»