Сказки для магов

Ахрамович Виталий

"Теперь я бываю тут редко", - сказала бабуля.
– "Мне достаточно вспомнить об этом сарае, чтобы обрести нужное состояние".

– Какое состояние?
– спросила я её.

"Состояние непременного торжества. Цель каждого существа - быть Победителем. Обыватель побеждает, и тогда к нему приходит торжество. У Обывателя от поражения или победы зависит всё, у меня - наоборот. Для меня торжество - способ жизни, начало всякого действия. Основа победы, а не результат её. Не торжество, как результат, - а торжество, как основа. Не торжество в моей жизни произрастает из побед, а победы

произрастают из торжества".

– Бабуля явно желала вдолбить мне эти отношения навеки.
– "Для моего существования торжество остается подкладкой, изнанкой, но для полноты нужно кое-что ещё".

– "Что?" - спросила я, надеясь получить совершенный рецепт для всех ситуаций.

"Для всех разное", - ответила она.
– "Для меня это Томление".

Мы ушли из сарая и вернулись в избу. И там бабуля поведала мне многое о Томлении. Половину я, глупая, забыла...

– А что было потом?
– спросила курочка.

– Пойдём отсюда к лесу, - предложила мышка.

Курочке не терпелось услышать продолжение мышкиного рассказа, и она, не сомневаясь, приняла приглашение.

– Бабуля в сарай меня больше не пускала. И запретила ходить туда одной, - продолжала мышка свою историю.
– Она расспрашивала меня: откуда я взялась, и как долго блуждала. Мне казалось, что ей действительно интересно, и принялась рассказывать попросту, но у бабули была совершенно иная цель. Она оборвала мой рассказ о родителях и скитаниях в каком-то месте и сказала:

"Вот видишь, ты явилась из Томления. Очень многие возникают из Томления и в Нём часто погибают".

– "Я не понимаю", - искренне сказала я.

"А чего же тут не понимать", - засмеялась бабуля удивительным волнисто-спиральным смехом.
– Сложного тут ничего нет. Томление - это неоформленное желание. Или желание, по тем или иным причинам непонятое..."

– Как, как ты сказала?
– прервала курочка мышку, очень чувствуя, о чём речь, но ей очень хотелось ещё раз услышать точное и верное определение.

– Томление - это состояние, когда желание ещё не оформилось или не осозналось, - повторила сказанное мышка.

– Это так, - прошептала курочка.

– Так вот, бабуля всё время настаивала на том, что это просто, а "не просто" - совсем другое. Она объяснила это так: "В детстве в ребёнке нет страха. Ни страха, ни Томления. И потому он практически всемогущ, но уже в подростковом возрасте начинает нарастать Неведомое, Небывалое, что делает человека неполноценным - приходит Томление. Это уже не детский каприз. И Томление забирает себе судьбу человека - это чудовищный процесс, превращающий человека в Раба. С того момента восстают все неоткупные муки. И простой человек уже не способен одолеть тяготы смутного чувства. Он гоним, терзаем и давим. И чем дальше, тем жёстче. Потом он узнает, ЧТО его томит, - но Томление уже не оставит его. И в юности, и в зрелости, и в старости. И смерть: то со смехом, то с удивлением посматривает, как Томление готовит человечишку, как готовит..." - вдруг она прервала себя и спросила.
– "А ты не убежишь от меня?"

Бабуля так резко переменила тему, что я опешила и ответила прямо, прямо из сердца:

– "Нет,

не сбегу. Но по временам мне бывает очень страшно. Мне кажется, что я попала в какой-то особенный, жутковатый мир. Здесь всё очень странно. Здесь жёстко и сильно обходятся со всем..."

Я говорила сбивчиво, мне было трудно выразить свои ощущения, но бабуля поняла меня и тихо смеялась своим волнисто-спиральным смехом.

"Это тебе только кажется. С непривычки. Мой мир прекрасен, добр, но он требует Силы. Тут ты права. Сила нужна везде, где живут правильно. А почему бы тебе всё-таки не сбежать? Тебе ведь временами очень страшно?" - передразнила она меня.

Я не могла ответить определённо, но я чувствовала, что бежать мне некуда. Куда бы я побежала? А бабуля всё смеялась надо мной. Она говорила, что во мне борются два страха, которые рано или поздно парализуют меня, что я полысею между двух страхов и стану уникальным мышиным существом - буду лыса, как лягушка. Мышиный мир отвергнет меня навсегда. Я останусь лысой одинокой мышью без рода и племени. Для меня закроется путь в любую мышиную нору, что я стану мышью-изгоем, старой мышиной девой. А для всех маленьких мышат, которые будут непослушными - которые не будут ложиться вовремя и быстро спать, чтобы не мешать родителям воспроизводить других таких же непослушных маленьких мышат - для их устрашения придумают лысой одинокой мыши костяную ногу. И один-единственный передний злобный зуб, который плотоядно будет торчать в детством сознании из жуткого рта чудовища. Это будет твоя судьба..."

– Слушай, а не была ли это сама Баба-Яга?
– вдруг озарённо спросила курочка.

– Да. Так зовут её среди Обывателей. Её, и таких как она, - мышь почему-то с уважением посмотрела на Рябу.

Ряба использовала момент и спросила:

– Чему же она тебя всё-таки научила? Или это тайна?

– Нет. Это не тайна, - мышка задумалась.
– Просто всему, чему она научила... Многое я ещё сама не поняла.

– А что она умела?

– Да кто же это знает?!
– отшатнулась мышка.
– Она сама едва ли.

– Ну, что-то она тебе показывала, рассказывала?

– Да, мышка заметно задрожала.
– Да.

– Расскажи, если можно, - взмолилась курочка.

Мышка огляделась. Курочка тоже. Они оказались в густой сумрачной чаще. Насупленные ели тесно жались друг к другу, опираясь на широкие игольчатые лапы. Под ними ничего не росло из-за отсутствия света. Под ними никто не прятался - там было темно, сыро, жутко. Даже под юными ёлками ничего не росло, а под старыми и подавно. Одна только густая, как плесень, паутина кое-где украшала тёмно-зелёные колючие лапы.

– Ты не боишься?
– спросила курочка тревожно.

– Чего?
– в вопросе мышки было столько недоумения, что тревога курочки сразу конкретизировалась: теперь она боялась своей спутницы и жалела, что так неосмотрительно отправилась на прогулку. Однако любопытство победило: оно смешалось с тревогой и взорвалось, как пересохший стручок гороха:

– Ну, расскажи, расскажи же. Ты так вовлекла меня, мне теперь покоя не будет. Я вся изведусь. Расскажи хоть что-нибудь, что можно. Что не тайна.