Сказки для магов
Шрифт:
Через несколько дней у старухи мелькнула ещё одна мысль: "пора бы ему провонять". Но мысль эта не задержалась, потому что все эти дни лили дожди.
Курочка приближалась к истерике. Беспричинная тревожность не оставляла её. И с каждым днём напряжение внутри неё становилось всё невыносимее. Она не могла понять своего состояния. Старик лежал по-прежнему. Старуха вторым слоем вышивала цветочки на саване. В печи из чугуна лезла плесень зеленоватым пожаром.
Ряба искала мышку. И вот мышка вышла, словно ниоткуда.
– Я так тебя ждала!
– воскликнула
– Знаю, - спокойно ответила мышка.
– Ты посмотри, что делается. Я сама не своя! И этот дождь бесконечный... Что мне теперь делать?
– Снеси яичко, - тихо сказала мышка.
Клюв Рябы раскрылся и не закрывался. Мышка ждала терпеливо.
– Да как ты смеешь! Подлая серая тварь! Ты думаешь, что говоришь?! Я тебя вышвырну из этого дома! У тебя ничего святого! В такую минуту.. Я тебя так ждала... А ты какие-то гадости...
– Какие?
– холодно спросила мышка.
Ряба остеклянела: она уже поняла, что причин для её возмущения особенных нет. И теперь в ней не осталось вдруг ни единой мысли, никакого чувства. Мышкино предложение было неожиданным и только...
– Извини, - прошептала она. И курочке вдруг стало невероятно легко. А вслед лёгкости прикатило веселие, потому что мышка очень криво сказала:
– Я тебя понимаю, - и, говоря это, обошла курочку - так задушевно глядя в её попу, как если бы там хранилось всё Рябино самолюбие.
– Я снесу для тебя яичко, - нежно сказала курочка и двинула крылом, словно желая прижать к себе мышку.
– Какое?
– зачарованно спросила мышка.
– Золотое.
– Ах, как это прекрасно!
– мышка задохнулась было от восхищения.
– С серебряными искорками, - теперь курочке ничего не было жалко для мышки.
– Из попки?
– мышка играла свою роль беспощадно.
– Да, - искренне прошептала курочка.
– Из вот этой?
– мышка снова обошла Рябу, восхищённо посмотрев на курочкину попу. Мышка вся была томлением упования и нежнейшим восхищением.
И тогда курочка заподозрила недоброе:
– Ты смеёшься надо мной?
– не веря, спросила она.
– Да, - холодно ответила мышка.
– Я рассказала тебе такие значимые вещи. Я полагала, что ты задумаешься, но ты всё та же.
– Нет-нет!
– встрепенулась курочка.
– Всё, что я услышала, меня глубоко изменило. Мне теперь плохо, я завидую тебе. Ты приобщилась к такому... Я не хочу, я не желаю жить так! Я хочу к Бабе-Яге, к Кощею! Я не хочу... не хочу...
С курочкой случилась-таки истерика. И она не знала, останавливать себя в этом безумстве или усилить его, обнажить до предела. Ей было стыдно, потому что так себя не ведут. Ей было и радостно, потому что повод для безобразия был замечательным. И можно было ещё пуще выразить своё отчаяние, если было бы побольше темперамента, но она знала свои силы и не хотела потом чувствовать себя разбитой, усталой, измождённой.
– Зачем тебе Кощей?
– спросила ехидно мышка.
– Он не позволит тебе отсиживаться на яйцах. Отправляйся к своему хрычу и отогревай его.
– Я устала, мне надоело всё
– Тогда снеси яичко.
– Зачем?
– они обе уже говорили совершенно серьёзно.
– Чтобы правильно закончить ситуацию.
– Я сделаю всё, что ты скажешь, только объясни мне, что к чему.
– Немедленно после моего ухода садись на деда и ни о чём больше не думай, ни о чём. Лишь одна мысль пусть останется в тебе, и пусть она будет непрестанной: "я сижу тут, чтобы снести Золотое яйцо". Это трудно, но когда ты научишься нести только одну мысль, которая растворится до ощущения - тогда ты действительно снесёшь Золотое яичко. И жизнь твоя будет оправдана.
Придёт момент, когда ты устанешь и тебе будет невмоготу, тогда я приду и помогу тебе, но только тогда, когда сама ты будешь уже не в силах. Когда ты в немоте возопишь, тогда я услышу твою немощь и приду на помощь.
– Зачем всё это?
– Ну и дурища ты! Ты будешь томиться, как все мы, но из твоего Томления мы попробуем сделать Золотое яичко.
При упоминании о Томлении в курочке увязалось всё, и она успокоилась. На смену всем её растрёпанным чувствам пришло торжественное доверие.
Время смешалось с Вечностью.
Где-то оживилась прошлогодняя трава.
В созерцании окаменели ручьи и заструились камни.
Курочка Ряба исполняла наказ мышки.
Дед лежал камнем, не меняя положения. Он застрял между мирами.
Старуха однажды с омерзением бросила саван себе под ноги. Она выскочила из избы и бросилась в лес. Вернувшись, она приволокла с собой оголённый ствол осины и бросила посреди избы на пол, и вновь принялась за саван. Теперь изредка лицо её поднималось и разбухало благоухающим довольством: осина ей напоминала что-то очень приятное, кажется, её собственную жизнь.
Впадавшая первое время в забытие Ряба помаленьку с собой справилась. Мысли из неё ушли последние, как просила мышка. Время от времени открывались, чтобы закрыться, какие-то главные загадки мироздания. Попугали и прошли судороги от неподвижности. Восхитило и исчезло созерцательное цветение глаз. И однажды стало Рябе невыносимо без всяких видимых причин. И тогда снова появилась мышка, словно во сне. И спросила:
– Я тебе нужна?
– А ты себе нужна?
– ответила Ряба не мышке, а своей неподвижности. Она спросила очень мягко и грустно.
– Ты думаешь, что мы с тобой что-то потеряли?
– мышка догадывалась о состоянии курочки и не торопилась будоражить её.
– Да, - из глубины ответила курочка.
– Вместо обещанного яйца ты, кажется, приросла к старику?
– мягко пошутила мышка.
– Я забыла, я всё забыла...
– курочка не понимала толком, где она находится.
– Встрепенись, пожелай чего-нибудь. Пожелай оказаться на вершине самого высокого дерева, - посоветовала мышка.
Курочка с трудом вспомнила, что вокруг избы густой лес. С трудом она вспомнила, как выглядят деревья. Прежде она предпочитала смотреть на их корни. И теперь ей тем более трудно было представить их вершины.