Сказки для магов

Ахрамович Виталий

Если бы курочке не было немножко смешно во время падения, она бы оскорбилась; но "немножко смешно", плюс она ещё была в гостях - ей захотелось быть приличной и достойной. Она полуотворотилась, наскоро почистила перья и вообще...

Но Баба-Яга не унималась, она развлекалась с такой тщательностью, словно этот повод приобрела на рынке после длительного вожделения:

– Пышечка, может быть, твоей подруге пора нестись, она совсем отяжелела, она на сносях, отвести её в сарай? Почему ты позволила пускаться в странствие беременной даме? Как тебе не стыдно? Ты летаешь на роженице! Тебя совершенно нельзя оставлять одну! Разве можно давать людям повод для пересудов! Вы же могли

выронить яйца! А что, если бы она, наша девочка, опрасталась бы там, - насмешница многозначительно посмотрела вверх, и лицо её последовательно изобразило ужас, страдание, а затем стало похоже на яйцо. Её лицо так походило на яйцо, что мышка сразу и полностью почувствовала себя дома, а курочка с ужасом отметила, что от пережитого и насмешек она зачала.

– Прекратите, пожалуйста, - попросила курочка очень степенно.
– Мы, видите ли, с дороги, и нам хотелось бы отдохнуть.

– Понимаю, понимаю, - всей силой сочувствия закивала головой бабуля.

– Ей будет очень трудно, - сказала мышка бабуле.
– Она первый раз ощутила легкость и потеряла её.

Баба-Яга отправила всех отдыхать и занялись своими делами.

А когда они собрались вновь, хозяйка спросила:

– Ну что вы там натворили такого, что нужно было с такими воплями удирать?

– Ты же знаешь сама, - не то спросила, не то ответила мышка.

– Я-то знаю, но мне приятно было бы услышать твой рассказ. И нашей очаровательной кадушечки.

За то время, пока все отдыхали, мышка глубоко пережила нарастающую драму курочки. Сила мышки некогда очень отчетливо пережила чувство невосполнимой утери, когда впервые столкнулась с обретённой и утерянной Силой, но тогда сама себе она сказала: "я буду ТАКОЙ, я обрету вновь Силу, я всё сделаю, чтобы быть вечно Сильной". И теперь она беспокоилась о курочке, способной предать прекрасный упоительный сок жизни, подаренный ей. По мнению мышки, курочка Ряба вполне могла всё происшедшее с ней отнести к случайности, к игре случая и лишить себя входа в благословенный мир Силы, радости, Торжества. И потому она ответила бабуле:

– Она не кадушка. Она некогда была приписана к Эдемскому саду. Её настоящая природа, природа певчей птицы исказилась в результате невинности, простодушной оплошности. Некогда её приписали к Древу Познания, в раскидистых роскошных ветвях которого ей суждено было в полном достатке и благолепии воспевать мягким сопрано божественный мир. Но, поскольку она была на Древе Познания, то рано или поздно должно было произойти неизбежное: она сама пропиталась соками Древа. Неистощимый репертуар славопений подпитывался сочной информатикой Древа: милый птичкин ум оказался под влиянием галльской культуры. А какая там культура?! Все знают, кроме деда с бабой... Потому и была сослана к ним. Подумаешь, альянс с другой птичкой. Эдему чужды галльские шалости. Птичка от Древа Познания влюбилась в птичку с Древа Жизни. Птичка оказалась курочкой, а её парт-неёр чах в Крыму Таврическом под именем Назона Овидия. Назон жаловался через Римский трон, а курочка снесла Золотое Яичко. Хотя в закромах души вынашивала всего-навсего одно яйцо - преданность. "Взыскуется любовью", - я не понимаю такой мудрости...

– Это так, Ряба?
– спросила хозяйка.

Курочка не расслышала вопроса, её что-то очень занимало.

– Ряба, что случилось?
– хозяйка пристально смотрела на курочку и таинственно улыбалась.

– Как всюду похоже, - задумчиво сказала курочка.

– Ты о чём?
– спросила мышка.

– Присмотрись. Мы словно ниоткуда не улетали. Только настроение здесь другое, - тихо прошептала потрясённая курочка.

– Да как ты можешь!
–

возмутилась мышка.

– Торопишься, неуёмная, торопишься...
– успокаивала мышку хозяйка.

– Ну почему? Неужели она достойна жить в не-бытии? Я же вижу, я же вижу, она скучает без деда с бабкой!

– Мир сложнее любого нашего понимания, красатуля, - ответила Баба-Яга.

– Когда мы все отправимся к Кощею Бессмертному, ты это почувствуешь. Там, может быть, ты поймешь, что Ряба права. Я и сине-сосцовая старуха - одно, как дерево яблоня зимой и летом. Есть другие мы - зимние и летние, осенние и весенние, но и это ещё не всё...

Готовьтесь к встрече с Кощеем Бессмертным.

Покаянный огонь

Маленькому костру снилось, что он пробегает широкой дугой по звёздному небу, словно по раскинувшейся степи. Он презирал свой ненасытный голод. Он оскорблялся сознанием своей всепожираемости:

– Благословенны круги, ограничивающие меня, - думал маленький костёр. И вздрагивал время от времени. И искры вестниками взлетали.
– О, как я завидую брату, Небесному Творческому Огню! Он выбрал сердца человеческие! Как хотелось бы не опалять, но вдохновлять! О Агни, Отец-Огонь! Дозволь в следующем воплощении покинуть кострище и возжигать сердца Творцов. Не землю опалять, не камни плавить, но кострищем молитвы сердечной хочу быть.

И звёзды сочувствовали маленькому костру. Лишь они помнили, что маленький костерок, рождённый старым пастухом среди забытых гор, некогда оказался в руках Герострата.

И память преступления горит внутри маленького жёлто-оранжевого пламени. И всякий, кто присмотрится к любому самому лампадному огоньку, увидит зелёный тон Вечного Покаяния.

ПТИЦА ФЕНИКС

Жертвенная женственная птица внеземного происхождения невольно предчувствовала потаённые невзгоды. Окружающий её мир, наполненный незримыми флуктуациями, турбуленциями, извивными и недвижными потоками виделся ей пеплопадом. Пепел сыпал гуще и гуще. И в нарастающем чернеющем снегопаде гасли свечение и ликование. Казалось, пепел замер в недвижимом падении. И птица, словно защищаясь, повторяла необыкновенно настойчиво:

"Не смотри же так печально,

Ты не только человек:

Люди ангелам зеркальны,

Звёзды за изнанкой век.

Есть любовь, есть мудрость боли,

Только радость лучше всех.

Отпусти себя на волю

И любой простится грех"*

Птице бормотались слова прощения, но в сердце неотступно вращалась одна лишь мысль. "Свобода всегда чуть-чуть смертельна". И птица не знала, что делать с этой мыслью. У птицы было чувство, что именно эта мысль норовит изжечь птицыну судьбу. Изнутри, незаметно, дотла.

А вокруг пеплопад...

И каждый раз всё забывалось и начиналось, как впервые, словно бессмертие нанизывалось мерами. И пепельная фата свободы.

"Не смотри же так печально,

Ты не только человек..."

Пленённая ветром

К девочке прикоснулся ветер, и она пробудилась. Он коснулся её лица, и она почувствовала себя. Он ей понравился, и она подставила ему руку. Он лизнул, и сердце защемило. Но ветер был ветром, и в следующий момент он уже ласкал лицо. И было хорошо. Ветер был ласковым и приятным. И девочка играла с ним, подставляя то одну руку, то другую, то лицо. Или вовсе отворачивалась, подставляя спину. Он ласкал, они подружились.