Сказки и были Безлюдных пространств
Шрифт:
– Что поделаешь, раз у нас эта… психологическая несовместимость. Я никогда первый не лезу, это он ехидничает.
– Ну и что же, что ехидничает, – осторожно осудила Леся Гайка. – Драться все равно не стоит. Кругом и так столько всего… всякой войны и драки…
Лесь понял ее. Сказал примирительно:
– Мы же только раз в году. И всего-то до первой крови.
– Где первая, там и вторая. С этого все и начинается, а потом не остановить. Вон сколько стрельбы недавно было опять по всем берегам. И толком никто не знает, из-за чего…
–
– Да я и не сравниваю…
– Отчего тогда дуешься? – улыбнулся Лесь.
– Я не дуюсь…. Просто как подумаю про такое, всегда расстраиваюсь… из-за отца.
Она сказала «из-за отца», а не «из-за папы», словно показывая Лесю недетскую серьезность своей печали.
– А что с ним? Ты говорила, что он командир корабля.
– Он был… Его уволили. За то, что сбил вертолет.
– Чей? – Лесь приподнялся на локтях.
– Кто же его знает… Папа командовал большим охотником, и они вывозили беженцев с Горного берега… Понимаешь, город горит, танки палят по домам и по гавани, на берегу тысячи людей собрались, все плачут, кричат… Папа нагрузил охотник так, что он сел ниже ватерлинии, еле управлялся на ходу. Ладно еще, что море было тихое… Отошли, а милях в десяти от берега на них вертолет налетел. Без всяких опознавательных знаков… И с первого захода – две ракеты по кораблю. А на палубе людей битком: и большие, и маленькие. Хорошо, что ракеты мимо. Папа спрашивает по радио у начальства: что делать? А те: не отвечать…
– Не поддаваться на провокацию, – уточнил с сердитым сочувствием Лесь.
– Да, так и сказали!.. А вертолет – снова! И еще две ракеты, и взрыв у борта. Кого-то осколками ранило. Папа и скомандовал зенитчикам… А его потом чуть под суд не отдали за нарушение приказа. Хорошо, что люди вступились, кого он спас. И газеты… Но с флота все равно уволили в запас…
– Какое свинство, – от всего сердца сказал Лесь.
– А он теперь говорит, что и не жалеет. Он ведь раньше не хотел быть военным моряком.
– А почему стал?
– После института призвали… Он учился на кораблестроителя и писал диплом про новые парусные корабли. Чтобы в наше время использовать энергию ветра, как раньше, и не тратить зря топливо. А его вызвали и говорят – будете лейтенантом… Потом уж он стал капитаном третьего ранга.
– А теперь что? Будет снова придумывать парусники?
– Не знаю… Сейчас конструкторское бюро закрыли. Папа техником в судоремонтные мастерские устроился.
– Ничего, все еще наладится, – уверенно пообещал Лесь. – Потому что парусники в самом деле нужны. А то ведь люди окончательно сдурели: жгут, жгут нефть, все отравляют кругом, когда у ветра столько бесплатной энергии… И у солнца. Я, Гайка, тоже думал о парусных кораблях, только о таких, где паруса не для простого ветра, а для солнечного.
– Разве такой бывает?
– А лучи – разве не ветер?.. Вот если сделать корабль, а у него паруса, похожие на стрекозиные крылья! Стометровые! И в них фотоэлементы, которые впитывают солнечную
– Это, наверно, красиво, – прошептала Гайка.
– Еще бы! – вдохновился Лесь. – Ты представь! Летит над морем такой корабль, а от мачты во все стороны размахнулись великанские сверкающие крылья! – Он сел, раскинул руки и даже пальцы растопырил от усердия. Высохшие белые волосы его разлетелись. Взгляд опять стал загадочным, ушел в какие-то «пространства». Сияла белозубая улыбка. Кожа на грудной клетке натянулась, обрисовав тонкие, как у рыбешки, ребра. Гайка поймала себя, что во все глаза таращится на Леся, засмущалась опять, уперлась взглядом в дырявую гальку на его груди.
– А этот камешек… он у тебя талисман, да?
– Ну… вроде, – Лесь тоже, кажется, смутился. И быстро сказал в ответ: – А у тебя крестик. Ты крещеная, да?
Гайка тронула невесомый алюминиевый крестик, висевший на суровой нитке.
– Да, крещеная… Меня бабушка еще в грудном возрасте в церкви окрестила… А крестик этот папе для меня один человек дал. Ну, он из тех людей, которых папа вывез из-под огня. На берегу подошел к папе и говорит: «Капитан, у тебя дети есть?» Папа говорит: «Дочка у меня». А он: «Тогда возьми этот крестик для нее, пусть ваш Бог всегда твою дочку хранит…» Сам-то этот человек был мусульманин, азербайджанец или узбек, в Христа они, кажется, не верят. Но все равно…
– Откуда же у него крестик взялся?
– Кто его знает. Может, случайно… А я с той поры ношу.
– А по правде в Бога веришь? – тихо спросил Лесь.
– Наверно… Только я не все еще понимаю… А ты веришь?
Лесь кивнул:
– Да… Потому что иначе ничего на свете не объясняется. Не мог же весь мир сам собой появиться. Ну, какой-нибудь простенький, может быть, и мог бы, а такой вот сложный… Кто-то же должен был все это придумать. Даже маленького кузнечика рассматриваешь, и то он как чудо… Или, например, Луна…
– Что «Луна»? – удивилась Гайка.
– Ну, подумай. Солнце – оно ведь громадное, а Луна маленькая. То есть тоже громадная, но по сравнению с Солнцем крошечная. А кто-то же рассчитал так ее поставить в космосе, чтобы с Земли она казалась одинаковой с Солнцем. И чтобы во время затмения она закрывала его так точнехонько.
– Может, случайно? – нерешительно сказала Гайка.
Лесь мотнул летучими волосами:
– Нет. Очень уж много всяких таких случайностей…
– А тебя тоже крестили?
– Тоже маленького. Когда еще дедушка жив был.
– А… почему тогда камешек, а не крестик?
Лесь придвинулся.
– Смотри, Гайка, здесь тоже крестик есть…
На серой поверхности, пониже отверстия, светились две перекрещенные прожилки.
– Это как подарок, – теплым шепотом объяснил Лесь. – Я его знаешь где нашел? В развалинах церкви, которую тысячу лет назад построили. Он лежал на виду, на гладкой плите. Будто специально для меня…