Сказки и былины

Раугул Владимир

Все в стране пропадало, так как Царь постановил, чтобы на каждых двух родившихся поросят ему отдавали бы троих, а на каждый литр надоенного молока в казну отливали бы пять. И так было везде. Потому коровы перестали доится, куры нестись, а овощи расти. Ничего не стало в царстве: ни еды, ни питья.

И тут весть Царю принесли, что послы заморские в гости к нему направляются. Да не простые купчишки, а люди серьезные, посланные Международным Бассурманским Фондом. Бассурманство – дело великое. Они ведь могут и денег дать взаймы, а отдавать внуки будут. Правда, вместо процентов Буссурманство волости разные требует, но волостей то в царстве много, а Царь один! Притом, у царя внуков не было, и потому вопрос выплаты каких-то долгов

оставлял его совершенно равнодушным.

Но тут другой вопрос встает. Гостей-то принять надо. На стол накрыть. Дать выпить, закусить, а во всем царстве только и осталось, что гнилая картошка. Ну, тут, как положено, вызывает к себе царь Иванушку Дурачка, и просит его, мол помоги, Ванечка, на стол накрыть, гостей заморских встретить, помоги, милый, а не то, не сносить тебе головы, лапоть ты недоношенный, мать твою!

Ну, Иванушка ему и отвечает, мол, нет проблем, батюшка-Царь. Все будет OK.

А царь ему в ответ, что мол, не понял ты меня, Ванечка! Я ведь хочу чтобы на столе все было только наше, отечественное! Иноземные то захватчики, конечно, много побросали всякого. Кто телегу ног куриных привезет, кто еще чего для прикрытия. Потом побросают все это, схватят, кто бочку мазута, кто ящик золота, и драпают себе через границу! Нет, Ванечка, стыдно мне все эту басурманскую отраву на стол ставить! Я знаю, что у нас нет ничего, кроме картошки. Но, я так думаю, что послам надо сперва коньячка да шампанского поставить, напоить их хорошо, а потом им уже и гнилая картошка сойдет! Пьяному то какая разница? Притом, увеличение объемов выпитого увеличивает взаимопонимание и способствует укреплению сотрудничества.

– Ну, так нет проблем, – говорит Ванечка. – Чего-чего, а этого то добра у нас своего хватает!

– Да нет, понимаешь, – грустно вздохнул Царь. – Я ведь тут позавчера налоги на производство борматухи удвоил, а потом еще весь алкоголь тридцати семи процентным акцизом сверху тяпнул. Так что, своей выпивки у нас больше не осталось! Но нужно чтобы было свое! Ты уж придумай, что-нибудь, Ванечка, а то ведь я тебя на кол посажу, козлодобина ты эдакая!

Иванушка ему в ответ:

– Да, нет проблем, Царь ты наш батюшка! Шампанское, так шампанское! Сварганим! Даже круче шампанского будет!

И с этими словами Иванушка Дурачок направился к своему трактору. Жидкость из него какую-то слил в ведро, и с ведром этим отправился в неизвестном направлении. Говорят, что он тем же вечером добыл спирт странного цвета. Хотя другие утверждали, что это был денатурат. Я точно не знаю и судить что это было не берусь. Но только приготовил Иванушка Дурачок огненный напиток, и к Царю на стол принес.

А послы заморские уж за столом сидели. Видят, такое дело: закуску не подносят, зато выпивки поставили целое ведро, и все на халяву. А царь им все, мол, пейте, гости дорогие, за процветание Буссурманства и Тридевятого царства! Послам отказать не удобно, ну и пьют одну за другой. А Царь себе под столом Ванькино варево выливает, да водички наливает. Думает, вот захмелеют послы, тут то я из них все и вытяну. Да и к тому же, кто его знает этого Ваньку, что он там в свой сказочный напиток помимо солярки налил.

Ну так много времени проходит. Вдруг один из послов на месте подпрыгивает, и кричит, ой, чего это, мол, свет выключили?!

А второй ему посол в ответ:

– Ты, что дурак?! Свет еще два часа назад как выключили!

Ну, Царь видит, что свет то горит себе, и никто его не выключал. Бросились слуги разбираться, да выяснили, что оба посла от Иванушкиного "шампанского" ослепли совершенно. Только тот, что ослеп первым, думал, что свет еще два часа назад выключили.

Ну, Иванушку, естественно, на кол.

А с послами то что делать? Обратно в Буссурманию слепыми отправлять? Скандал! Да и послам как-то туда ехать тоже страшновато. Буссурманам то ведь вообще пить строго настрого запрещается. Да и не поверит им никто, что они от царского угощения ослепли! Скажут, что сами варили! А за это им обоим головы снимут.

Ну, царь им и говорит, оставайтесь, мол, у нас, работу вам дадим.

Ну, остались буссурманы. Все сидели, работу ждали. Потом не выдержали, пошли к царю. Обещал ты нам работу, говорят. Обещал, говорит, так дам. Только у нас давно уже никто не работает, но руководители всегда требуются. Будете вы у нас министрами живописи. Тот кто первый ослеп, тот будет Первым министром, а тот кто второй – его заместителем! И смотрите, говорит, чтобы все царство у меня было живописное! А если что найду не живописное, то обоим глаза выколю!

Строг был Царь-батюшка, за что и снискал себе вечную народную любовь и уважение. На том и сказке конец.

ИВАН-ДУРАК И ЖИВАЯ ВОДА

В беспредельном царстве, в беспримерном Государстве жил-был Царь, что вполне естественно. Не могло Государство без Царя, а Царь не мог без Государства. И был Царь не лучше и не хуже тех, что были до него. Ничего нельзя было сказать про него хорошего, но и плохого тоже нельзя, правда совсем по другой причине. Просто Царь не любил критику, настолько не любил, что мог зашибить кого-нибудь под горячую руку.

Из всех дел государственных больше всего Царю нравился обед.

Стряпчие премного преуспели в этом вопросе. Поначалу были они неопытны и подавали кушанья в чистом виде. Правду подавали отдельно, а ложь отдельно. Первый царский стряпчий спросил у Царя-батюшки, хочет ли тот правды откушать, или лжи. Царь решил правды откушать. Мерзкой на вкус оказалась правда, и хоть и убеждал стряпчий, что полезна она для здоровья, а только от плахи не спасся. Второй кулинар сделал выводы и подал ложь, умело сервированную. Сладкой и вкусной показалась она Царю-батюшке, но потом он так желудком мучался, что второй стряпчий кончил жизнь хуже первого. Новый стряпчий ложь смешал вместе с правдою, да приправил все это пользой государственной, и сделал блюдо, названное пропагандой. И стало оно с тех пор любимым кушаньем, настолько любимым, что по всей стране было приказано правду и ложь больше в чистом виде никогда не подавать.

Царские приказчики все истолковали по-своему и стали бороться за усовершенствование сельскохозяйственной продукции.

Силы были задействованы немалые, и настолько преуспели в этом деле селекционеры государственные, что когда правду сеяли, из нее ложь вырастала. И стала правда большой редкостью, на столько дефицитной стала, что доставляли ее только на кухню царскую, а остальные ее и в глаза-то больше не видели.

Но и у лучшего стряпчего бывают недосмотры кулинарные. Взял он как-то и переложил правду в кушанья больше обычного.

Скушал царь, и по началу ему понравилось. Но потом случилась с ним вещь невероятная, случилось то, чего давно уже не было. Царь задумался. Но только вот мысли почему-то в голову пришли совсем не радостные. Вспомнил Царь, что стар он уже и, видно, скоро помирать ему придется. А только что он сделал значимого, такого чтобы потомки на века запомнили? Смертоубийства великого не учинил, потому великим Царем его никто величать не будет; новых волостей не приобрел, а только свои разбазарил; в Государстве мор да глад свирепствовали, да и то в этом заслуги царской не было. И подумалось ему, что коли и останется о нем слава, то какая-то мелкая и не блестящая. Если и будут его хвалить, то с оговорками, если и будут его ругать, то без неистовства. А может быть и еще хуже. Могут вообще забыть. Мало ли таких царей было, о которых никто кроме дотошных историков вообще ничего и не слышал, хотя при жизни их все мудрыми да великими почитали?! И стало Царю от мыслей этих докучных обидно и гадостно и решил он, что надо средство против смерти найти, чтобы царствовать вечно, дабы тем самым память о нем никогда не умерла.