Сказки из дорожного чемодана

Сахарнов Святослав Владимирович

— Целых полдня! Разве это мало? — воскликнул доблестный Хануман. Он взмыл в воздух и устремился на север. От мчался, как стрела, со свистом прорезая облака, то взмывая выше гор, то опускаясь к самой земле.

Он летел, поглядывая на солнце, которое величественно и невозмутимо двигалось, оставив позади зенит.

Но Гималаи так далеко от Ланки, что даже Хануман не скоро добрался до них. Был уже вечер, когда он достиг предгорий и увидел стоящую отдельно гору. Солнце уже склонилось к горизонту, и длинные голубые тени ползли по земле. Хануман опустился на вершину горы, стал на колени и начал торопливо искать волшебную траву. Он перебирал пальцами стебли, наклонялся к самой земле, но ночь наступала быстро, и он понял, что не успеет.

Тогда могучая обезьяна поднялась во весь рост, чудовищно увеличилась в размерах, обхватила руками гору, издала долгий тоскливый крик и, присев, вырвала гору из земли. Держа ее у груди, как ребенка, Хануман поднялся в воздух и пустился по закатному небу в обратный путь.

— О ты, Ветер, гонящий тучи! — молил Хануман. — Леса и океан боятся твоего могучего дыхания. Ты видишь, отец мой, скоро солнце скроется за горизонтом. Помоги мне достичь Ланки раньше, чем мрак упадет на землю!

И бог ветра снова внял мольбам своего сына. Могучий вихрь зародился в глубинах гор, подхватил и помчал Ханумана.

Тысячи обезьян, облепив холмы и вершины деревьев, с тревогой всматривались в небо: не мелькнет ли в нем тень возвращающегося героя?

Сам Рама с нетерпением и ужасом смотрел туда, где у самого горизонта уже заблестели в желтом небе семь звезд северного ковша.

Врачи то и дело наклонялись к груди умирающего, прислушиваясь, как угасает его дыхание.

И вот последние лучи уходящего дня окрасили кровью западный край неба.

— Горе мне! — прошептал Рама. — Мой брат сейчас покинет нас…

И вдруг светлая тень прочертила темнеющее небо, земля задрожала от ветра, и огромная обезьяна, испуская призывные крики, опустилась у ног Лакшманы. Хануман бережно поставил на землю гору и сказал:

— Торопитесь!

И тогда старый врач, проживший половину жизни в лесах, подбежал к горе, торопливо нашел на ее вершине целебную траву, сорвал ее и приложил к разверстой ране. И на глазах пораженных воинов края раны дрогнули и закрылись. Синева сбежала с лица раненого, он вздохнул полной грудью, шевельнулся и открыл глаза.

— Хвала богам! — воскликнул Рама. — Мой брат будет жить!

ВТОРАЯ БИТВА ЛАКШМАНЫ С КУМБКАХАРНЫ

Прошла ночь. Утром, видя, что Лакшмана почувствовал себя снова крепким, Рама сказал:

— Я иду на поле битвы отомстить Кумбкахарны за твою рану, брат мой!

— О нет! — ответил Лакшмана. — Оставь это мне, иначе получится, что великан победил меня.

И он, натянув кольчугу и шлем, вооружился луком и стрелами и вновь вышел на поле.

Увидя его, затихли и полчища обезьян на холмах, и полки ракшасов под стенами города.

— Кумбкахарны! Я снова здесь, я жду тебя! — провозгласил Лакшмана.

И тогда одна из башен города покачнулась, потому что на нее легла огромная волосатая рука, и из-за башни показались голова и плечи Кумбкахарны. Великан перешагнул через стену и, приминая землю, направился к Лакшмане.

И тогда солнце поднялось повыше, чтобы лучше видеть поединок героев. И птицы взлетели на вершины белоцветной лесной яблони бильвы, и звери вышли из леса, чтобы стать свидетелями битвы.

И вновь Кумбкахарны поднял свое отравленное копье и, прицелившись, метнул его в грудь Лакшманы. Но на этот раз брат Рамы был проворнее, он уклонился, и копье со свистом пролетело мимо. Оно упало посреди леса, и тотчас из того места, где оно вонзилось в землю, забил ядовитый источник, подрезанные под корень, рухнули деревья, пожухла, свернулась и почернела трава, и на месте прекрасного леса возникло болото, и над ним поднялся ядовитый туман.

И снова метнул свой дротик Лакшмана, и он, просвистев, отрезал кончик уха у великана.

Взревел Кумбкахарны, стал вырывать из земли деревья и метать их в Лакшману. Черной тучей, осыпая поле землей и листьями, неслись они. Но навстречу им уже устремились стрелы героя.

Они мчались подобно потоку, разбивая в щепки деревья. И вдруг Лакшмана, опустив руку в колчан, почувствовал, что он пуст. Последняя стрела умчалась навстречу великану.

Увидев это, Кумбкахарны отделил от горы огромную скалу, и, взвалив ее на плечи, пошел к Лакшмане. Он шел, и ноги его от страшной тяжести вязли в земле.

— Сейчас он обрушит на него скалу! — горестно закричали обезьяны. — Горе нам, второй раз смерть приближается к Лакшмане!

Но это увидел преданный Хануман. Быстрее ветра метнулся он к Раме, взял у того из колчана стрелу с тонким и острым наконечником и, пролетев над полем, вложил ее в руку героя.

И едва только Кумбкахарны, приблизившись, поднял над головой камень, как стрела, слетев с тетивы, прорезала воздух и со звуком, подобным вскрику ночной птицы, вонзилась в грудь великана. Пошатнулся Кумбкахарны, издал рев, низкий и ужасный, как рев раненого слона, и рухнул на землю. И земля, не выдержав двойной тяжести, со стоном раскололась и поглотила и скалу, и сильнейшего из ракшасов.

Тогда затряслись мостовые Ланки, задрожали стены и из ворот выехала колесница, запряженная зелеными лошадьми. В ней позади возницы стоял во весь рост десятиглавый, двадцатирукий Равана.

БИТВА РАВАНЫ С РАМОЙ

Зеленые кони остановились посреди поля. И тогда обезьянье войско расступилось, и на поле выехала колесница Рамы. Кони, запряженные в нее, были цвета утренней зари, а колесница светилась серебром.

— Посмотри на эти белые стены в последний раз — проревел, обращаясь к сопернику, Равана. — За ними мой дворец, а в глубине его сад, в котором ждет окончания битвы Сита — та, прекрасней которой не видала Ланка. Ты будешь убит, и она станет моей. Я сказал.