Сказки из Скородумовки Сила есть – ума хватает
Шрифт:
– А мы все одни да одни, – ныла Феклушка.
– Ага, ага, – подхватили девушки, – сваха к нам ехала, ехала, да не доехала. Кто лошадь вместе с телегой назад отнес, а сваху на верхушку ели посадил?
– Мы!
– А зачем?
– А просто.
– Вот что ребята, – сказал дед Терентий, – Шли бы по свету, может, где ваша силушка богатырская пригодилась бы.
Влас и Протас переглянулись.
– И, правда, будем богатырями.
– Богатыри, – хихикнула Феклушка, – босоногие. –
– Нету.
– Вот как добрые дела сделаете, когда люди вас не ругать, а благодарить станут, тогда и будете богатырями называться, – сказал дед Терентий.
– А сейчас мы кто?
– Так, балбесы.
– Ох, скукотища, – зевнула Феклуша. – только время с вами потеряла. Девушка поднялась и ушла с полянки, за ней заторопились подружки. Деревенские разошлись. Последним ковылял дед Терентий.
Оставшись на полянке в одиночестве, Влас и Протас переглянулись:
– Для кого нам теперь биться?
– А может и правда нам, Протас, по свету пойти? С утречка и отправимся.
– Чего дома сидеть, давай. Мир посмотрим, небось, он пошире будет ,чем наша Скородумовка. Только сначала поесть надо хорошенько.
– И выспаться крепенько.
Влас и Протас жили в соседних избах. Влас, придя домой, сразу повалился на лавку, захрапел. И хотя не был он еще настоящим богатырем, но сном спал поистине богатырским.
Протас не успел открыть дверь, а уже закричал:
– Мамка? Каша готова?
Мать поставила на стол огромный чугун, над которым поднимался парок.
– Маменька, – уписывая за обе щеки кашу, сказал Протас, – поем, отдохну – и в путь, хочу добрым людям помочь, злых наказать, землю нашу русскую от врага защитить.
– Да на кого ты меня покидаешь, – заголосила мать, прижимая руки к груди, – ты ж еще маленький, обидят кровинушку мою, обманут.
– Хлеба напеки в дорогу, – облизнул ложку Протас, заглянул в пустой чугун, почесал затылок, – не пойму, ел, нет ли.
– Щец, родимый, похлебаешь?
– А то.
Пока Протас наворачивал щи, а Влас видел безмятежные сны, в бедной маленькой избенке закрыв лицо руками, плакала девочка Фотинья.
–Ты чего, Фотиньюшка, ревешь, – гладил ее по худенькому плечу младший брат Егорша, – если тебя кто обидел, скажи, я заступлюсь.
Фотинья вытерла глаза.
– Утром сходи к Власу, Егорша, узнай, неужто, правда он из Скородумовки уйти хочет.
Егорша вприпрыжку пустился к избе Власа, мощный храп слышался еще снаружи. Дверь приоткрывалась и опять захлопывалась.
– Влас, а Влас, – мальчик принялся будить парня, теребил его за нос, потянул за ухо, подпрыгнул разок другой на животе, почесал пятки, подобрал на полу перышко и пощекотал в носу. Влас бормотал что-то, отмахивался, чихал, но не просыпался.
– Пойду к Протасу, у него узнаю, – решил Егорша и побежал в соседнюю избу.
В ней было тихо и пусто, только на лавке лежал мешок, от него исходил такой запах, что у Егорши слюнки потекли. Мальчик подошел к мешку, жадно понюхал.
– Хлеб, – прошептал Егорша, – белый, пшеничный, а у нас, что ни день – похлебка из щавеля и крапивы, тем и сыты.
Голова мальчика сладко закружилась.
– Сяду я на лавку, хоть надышусь вволю, – решил Егорша, пристраиваясь рядом с мешком.
Но скоро ему показалось, что уже не так сильно пахнет хлебом, он сунул голову в мешок, потом залез сам. Тепло и хорошо было около теплой ковриги, Егорша блаженно закрыл глаза и сам не заметил, как задремал. Снилось ему, что он еще маленький, сидит на коленях покойной матери, она качает его и ласково говорит:
– Покушай, Егорушка, хлебушка пшеничного, мягонького.
Взял Егорша кусок из маминых рук и принялся жевать.
– Отчего у тебя, мамка, хлебушек такой вкусный?
– С любовью пеку, сыночек, с любовью, – голос матери растаял, послышался грозный окрик:
– А ты здесь откуда?
Егорша испуганно распахнул глаза. Он сидел в мешке, в густой тени дерева, росшего на краю лужайки.
Влас и Протас, собравшиеся было перекусить, озадаченно смотрели на паренька.
– Ведьмовство это, Влас, – хлопнул себя по лбу Протас, – мы, когда уходили, свинью у крайней избы видели.
– Евлашкина свинья, – кивнул Протас.
– Эх, голова еловая, это сама Евлашка свиньей оборотилась, чтобы нам удачу в пути сбить.
– Есть что будем? – Влас двумя пальцами подхватил Егоршу за край рубашонки, выкинул его из мешка.
– Мамка по соседям ходила, – едва не плакал от обиды Протас, – мучки просила, кто горстку выделил, кто мисочку, а Феклушка уговорила отца четверть меры дать. Как ты, Егорша, такой маленький целую ковригу уплел, хоть бы кусочек оставил. Голодными придется спать ложиться.
– Правильно, – кивнул Влас и вытянулся на травке, – темнеет, пора на боковую. – Парень зевнул, широко раскрыв рот, подложил под щеку ладонь и тут же захрапел.
– Эх, Егорша, Егорша, – укоризненно бормотал Протас, – и зачем ты в мой мешок влез. Как я теперь, не евши?
– Сестричка Фотинья посылала узнать, правда ли вы в мир уходите?
– Это такая тощая, белобрысая?
– Ага.
– Ей что за дело?
Протас долго ворочался, жаловался на голод, но, наконец, тоже уснул. Егорша, прижавшись к широкой спине парня, смотрел в темное сияющее яркими звездами небо и думал, что Протас большой и сильный, но не сообразительный.