Сказки из Скородумовки. Лушенька-норушенька
Шрифт:
– Да нам и самим ваша Катька не понравилась, сама тоща, коса толста, глаза в пол лица, прям срамота, - поджала губы женихова мать и тут же от досады отвесила хорошую оплеуху сыночку.
Сваха тщетно металась от одних родителей к другим, пыталась что-то сказать, но из ее горла доносилось лишь бессвязное бульканье.
– Вот тебе, а не обещанный рубль, - женихова мать сплела пальцы в кукиш и сунула их под нос свахе.
– Рубель, а кто три сулил?
– взвыла сваха.
– Ой, да я не жадная, - скривилась мать, я тебе и червонец пообещаю.
У овина началась свалка. Сваха вцепилась матери в волосы, требуя заработанных денег. Женихов отец бросился их разнимать. Катины родители
– Вот теперь я чистый, можно и в церковь венчаться ехать. А жить мы будем долго и счастливо.
Вечером Лесовушка вязала носки, клубок так и бегал по чисто выметенному земляному полу, курочка крепка спала в своей корзинке, козочка лежала в уголке на соломенной подстилке и время от времени приоткрывала желтый глаз, заяц теребил ушами и барабанил лапами по полену.
Дверь скрипнула, в избушку протиснулся веселый и довольный Фома Никанорыч.
– Гостинчика вам принес, - сказал он, поклонился и поставил лукошко на стол.
– Яичек три десяточка, сальца шматок, капустки квашенной, всего понемногу.
– С чего бы ты такой щедрый?
– удивилась Лесовушка.
– Радость у меня великая, Пелогея Степановна, - не выдали Катюшу замуж, жених совсем дурачком оказался. Разделся во дворе догола и мыться начал. Вы себе такой конфуз представить можете?
– В мою молодость женихи себе такого не позволяли, - поджала тонкие губы старушка.
Домовой хихикнул, и его глаза весело заискрились.
– Парень хоть и глуповат, но до такого не додумался бы, это кто-то смекалистый и хитрый ему посоветовал помыться. Правильно, Лушенька-норушенька?
Луша засмеялась.
– А я, Пелогея Степановна, к вам опять с известиями, и не поверите - про сватовство.
– Рассказывайте, Фома Никанорыч.
– Плохо быть бедным, хозяюшка. Когда нужда за горло ухватит, не пошевелишься, не вырвешься. Через два дома от моего, живет мой товарищ, домовой Иван Сергеевич. Ох, тяжело ему приходится. Хозяйки в избе нет, мать померла уж много лет как, а мужики сами знаете, как по дому управляются. То плошку не помоют, то соломы натрусят и не подметут, то половики вытряхнуть забудут. Мой товарищ старается от зари до зари глаз не сомкнет, трудится. Мышей из дома выгнал, за коровкой следит, чтоб не заболела, не поверите, печку сам топит, следит, чтоб не остывала. Придут мужики с поля, а в печке кашка теплая, и в избе хоть грязновато, но не холодно. Так и живут. Но вот пришла пора сыну жениться. А хорошую девку за него родители отдавать не хотят, изба ветхая, скособоченная, окна до того мухами засижены, что и солнечного света не пропускают, сарайчик завалился. В общем жених наш незавидный. Парень он хороший, на лицо приятный, работящий, а так, неудельный.
Домовой замолчал. Лесовушка налила ему чабрецового чаю из самовара, подвинула блюдце с медом.
– А баранок у вас не осталось, Пелогея Степановна, уж очень в прошлый раз хороши были бараночки.
– Норушка моя погрызла.
Домовой внимательно поглядел на Лушу.
– Все больше на мышку становится похоже, востроносенькая. Не собираешься ее домой отпускать?
– Вот еще!
– фыркнула Лесовушка.
– Да где она еще такое житье-бытье как у меня найдет? Ты на другую дорожку не перепрыгивай, про парня рассказывай.
– Женится он скоро, из-за этого Иван Петровичи сердится, ночами не спит, про корову забыл, мыши на радостях в дом вернулись, все грызут.
– Хозяйка в дом придет, - сказала Лесовушка, - порядок наведет, окна помоет.
– Да что окна? Вот прицепилась ты, Пелогея Степановна, к окнам. Они хоть грязные, а солнечный свет пропускают. Порядочный домовой никогда на свадьбу не согласится, если ему вторая сторона не понравится.
– Еще выбираете.
– А как же, Пелогея Степановна? Да разве можно своих домочадцев не защитить. Иван Петрович обул лапоточки, взял посох и пошел себе в дальнюю деревню, где невеста живет. И что он узнал?
– Что?
– выдохнула Лесовушка и вытаращила маленькие глазки.
– Слепая невеста, вот как колода. Немножко видит, это правда, а так слепая. Родители свахе денег посулили, чтоы нашего тютю облапошить. И что придумали? Иван Петрович все до последнего слова слышал. Спрячут иголку у порога, а когда гости подойдут, невеста и скажет: мам, что блескает, не иголка ли?
– А зачем ты мне свои истории рассказываешь?
– прищурилась Лесовушка.
– Да так, Пелогея Степановна, к слову пришлось. Вдруг тот, кто мне помог и Ивану Сергеевичу поможет.
Утром лесовушка налила в большое корыто теплой воды, настругала коричневого мыла и принялась стирать. Она ожесточенно терла рогожки, полотенца, сняла занавески с окон и тоже постирала.
– А то придет такой Фома Никанорыч, - бурчала старушка себе под нос, - и будет окна разглядывать, не грязны ли, мухами ли не засижены. А ты, Норушенька, чашки перемой, самовар почисти, воды принеси.
Пар поднимался от корыта, Лесовушка тонула в нем, как в тумане. Только и слышалось ее сопение. Воздух в избе был влажный, окна запотели, курочка с козочкой отправились во двор и там играли, бегая друг за другом, заяц поскакал в лес. Время от времени курочка ловко и метко била клювом козочку, отчего ее глаза становились круглыми и недоуменными. Козочка недовольно блеяла. Луша смеялась, глядя на них. Она уже сделала все, как велела Лесовушка и теперь развлекалась.
– Шла бы прогулялась, - недовольно сказала старушка. С утра она была не в духе.
– Глянь погода какая хорошая. Скоро солнышко на покой уйдет, и до Спиридона мы его видеть почти не будем. Иди, подыши воздухом, нечего в этой сырости сидеть.
Луша рада-радехонька, что старушка ее отпустила, побежала по знакомой тропинке и скоро вышла к Скородумовке.
– Ох, - сказала девчушка, - сколько не смотрю на Скородумовку, не могу наглядеться. Кажется, нигде нет лучшего места.
Солнышко освещало деревушку и бревенчатые дома под соломенными крышами казались золотистыми. Слышался лай собак, крик петухов. Девчушка бежала вдоль дороги, как вдруг увидела праздничную повозку. На лошадке была яркая попонка, к дуге привязаны бумажные цветы. Колокольчик радостно позвякивал. Осенняя грязь ошметками летела от колес. Повозка было проехала мимо, но внезапно лошадка остановилась и скосила коричневый глаз с длинными мохнатыми ресницами на Лушу. Та по краю, свисавшего из повозки ковра, быстро взобралась внутрь и притаилась в уголке.
– Но!
– крикнул женихов отец, сидевший на облучке.
– Чего задумалась?
Сваха была та же самая. Она вольготно раскинулась на пуке соломе и ее глаза тонули в улыбающихся румяных щеках.
Звонким голосом сваха напевно говорила.
– Эх, Сема, жизнь-то тебя ждет сладкая, жена у тебя будет хорошая, добрая, а у ж хозяйка какая, все тебе завидовать будут.
Жених счастливым не выглядел, на его лице застыло недоумение.
– Чего завидовать?
– У других жены ленивые, а твоя работящая, зорька еще не заалеет, а она за работу возьмется, вечером ты спать ляжешь, а она с прялкой вечерять будет. Сама смешливая, что ни слово, то поговорка, песни начнет петь, вся деревня в пляс пустится. Женихов у нее было, что море синее, да всем отказала, потому что тебя повстречала.