Сказки Кота-Мурлыки (сборник)
Шрифт:
– Приду! Милый человек, спасибо на зове!
– Дядя Бодряй! – говорит третий мужичок. – Дочь Пашутку выдаю. Приходи пиво пить.
– Ладно, ладно, милый человек. Беспременно приду!
И ни одна свадьба, ни одни именины и крестины без Дяди Бодряя не бывают. Без него скучно и нерадостно, а он придет, румяный да ласковый, и точно всех озарит. И начнутся сказки да россказни, один другого краше да занятнее. То расскажет он, как кум Матвей к отцу Матвею ходил, помочь в нужде просил и как, наконец, отец Матвей помог куму Матвею в беде и как эта помощь, от долгого
– Так-то, милый человек, – прибавил дядя Бодряй, – сказано: терпи, казак, – атаманом будешь! Так оно и есть. У Господа Бога сроки долги. Не по нашему плечу, а все-таки надо терпеть, ибо всякому делу положен у Бога час и срок, и ничего не может произойти без этого положения. Вот, милый человек, чай, знаешь, как, примерно сказать, жисть в квашне скисает и поднимается, и растет. Вот так-то оно и везде, милый человек!
IV
Год за годом проходит. Люди родятся, живут и помирают. Молодые стареются. Один дядя Бодряй не меняется. Только волоса его стали как будто чуточку седеть, а такой же крепкий, румяный и такой же запас у него сказок и пересказов. Целый непочатый кошель.
Только в последнее время стал он их меньше рассказывать, а больше слушать, что другие рассказывают.
– Для того, милый человек, – говорит, – нам два уха и один рот дан: больше слушать и меньше говорить.
И начали люди замечать, что дядя Бодряй стал в последнее время чаще пропадать, а куда – неизвестно. Уйдет он куда неведомо и пропадает и день, и два, и целую неделю. Вернется дядя Бодряй еще веселее и здоровее, чем был, и все ему, как родному, обрадуются. Все друг другу говорят:
– Дядя Бодряй пришел! Дядя Бодряй пришел!
И был в деревне Пустышке в те поры озорной и дурашный малый. И все его так и звали: озорник Прошка.
«Семь-ка, – думает Прошка, – дай-ка я узнаю, куда дядя Бодряй пропадат».
И стал он следить, выслеживать, куда дядю Бодряя нелегкая носит.
Один раз, дело было летом, вечером, подкараулил он, как дядя Бодряй отправился из деревни.
Вышел он из деревни в Памаевские луга и пошел прямо в Кузьминский лес, а лес тот тянулся в доброе старое время на многие добрые версты, и мужички говорили, что в том лесу есть благодатные уголки, только добраться до них нелегко.
Идет, идет дядя Бодряй, идет, калиновым подожком подпираючись, идет за ним дурашный Прошка, а за ними ночь и гроза надвигаются.
И дурашному Прошке вдруг стало жутко. «Куда, мол, – думает, – я в эку страсть пойду?» А дядя Бодряй обернулся и говорит:
– Иди, иди, милый человек, не бойся! Коли не будешь бояться, то никакой страх тебя не возьмет, а коли убоишься, то страх тут как тут, и накроет, и осенит, и осилит.
Прошка приободрился. «Я только, – думает, – до Семенова ключика провожу его, а там и удеру. Пущай один идет. Вишь, как гроза накатывает».
А в лесу темная ночь. Ни зги не видно.
V
И только что вошли они в Кузьминский лес, как вдруг: трах! –
– Ничего! Ничего, милый человек… волос с головы твоей не падет без воли Господа… Не бойся!
А Прошка совсем струсил и испугался. Сам идет, дрожит; ноги еле переставляет и про себя скорехонько твердит: «Свят! Свят! Свят! Господь Саваоф!..»
И кажется ему, что кругом его не деревья, а какие-то лешие стоят или идут вместе с ними. «Дядя Бодряй! Дядя Бодряй!» – хочет он сказать, да голосу не хватает, горло перехватило.
А дядя Бодряй знай себе идет вперед и говорит так ласково, да приветливо:
– Иди-иди, милый человек. Ничего не бойся!
Шли, шли они, и стал примечать Прошка, что буря начала затихать и какой-то свет засквозил между деревьев.
Чем дальше идут они, тем ярче становится этот свет. И не может Прошка разобрать, что это. Месяц ли сияет или солнышко проглянуло?
И пришли они, наконец, на место красоты неописанной. Все деревья и кусты сияют и благоухают. Цветы кругом такие яркие да нарядные, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
Раскрыл рот Прошка, стоит и любуется, глядит – не налюбуется.
– Что, – говорит Прошка, – так бы все и глядел. Никуда бы отсюда не ушел.
– Вот, милый человек, – говорит дядя Бодряй, – коли не побоишься да потрудишься, то и до места доброго дойдешь.
И спрашивает Прошка дядю Бодряя:
– Где же это такое хорошее место находится?
– Там, – говорит дядя Бодряй, – где все хорошо и нет земной скверны. От деревни Пустышки это место отстоит на многие, многие тыщи верст. Кто зол, тот ни в жизнь до этого места не дойдет, а кто добр да прост – так того сам Бог донесет.
– Как же это так? – спрашивает Прошка. Но только что успел это выговорить, как глядь-поглядь… нет хорошего места… сгинуло и пропало.
И сам Прошка лежит на земле, в Памаевских лугах. И как он попал в эти луга? – не может он этого понять… Вздремнул, должно быть, а когда вздремнул – ничего не знает, и не помнит, и не понимает.
VI
И не мог Прошка помириться с тем, что он во сне только видел «хорошее место». Ходит он, бродит по Кузьминскому лесу и все думает да гадает: «Во сне или наяву видел он „хорошее место“.» И все ему чудятся слова дяди Бодряя: «Кто добр да прост, того сам Бог до этого места донесет».
А как же это узнать: добр он или нет? И не просто добр, а добр и прост.
Один раз, дело было к вечеру, зашел он далеко в Кузьминский лес и вдруг видит сквозь ветви: сидит дядя Бодряй на большом камне, а подле него на задних лапах сидит огромный медведь.
Струсил Прошка и к месту прирос. Стоит и глядит, рот разинув, а дядя Бодряй говорит ему:
– Ничего, милый человек, подойди, не бойся. Это мой старый приятель, Михаил Иваныч. Он не тронет. Подойди, милый человек.
Приободрился Прошка, подошел. Смотрит, у ног дяди Бодряя лиса сидит, такая пушистая, огнистая, а тут же, в траве, возится махонький зайчик.