Сказки летучего мыша
Шрифт:
Соседом по комнате оказался подручный Кранке – унтершарфюрер по имени Отто. Да и не только соседом – взял манеру за Хосе следом таскаться, точно хвост за собакой. Куда парень – туда и эсэсовец. А иногда, если у Отто другие дела случались – всенепременно кто-то из его дружков черномундирных рядом с Ибаросом отирался. И не спросишь ведь, отчего такое внимание, – по-испански из всей этой братии лишь Кранке и понимал… Ладно хоть, хвала Деве Марии, на прогулки по кладбищу больше не приглашали.
Сам оберштурмбанфюрер еще дважды вызывал
Но Хосе не знал. Надо думать, и сама сеньора Ибарос, его мать, не знала. Когда в семье четырнадцать детей, поди упомни, кто в какой час родился…
О самом же главном – о сути предстоящего «сеньору Ибаросу» задания оберштурмбанфюрер так ни словом и не обмолвился. Или… Или обмолвился… Но как-то получалось, что многое из их разговоров Хосе забывал, едва выйдя за порог.
Короче говоря, загадка грядущей операции оставалась загадкой. И тут к ней еще одна тайна прибавилась – не то чтобы Хосе лично касающаяся, но изрядно заинтриговавшая.
А именно: всех обитателей бывших клетушек для прислуги, расположенных в этом крыле «замка», Хосе знал. Если не поименно, то хотя бы в лицо. Всех, кроме одного. Дальняя дверь – в самом конце узенького коридорчика – никогда не открывалась. И тем не менее там кто-то жил.
Трижды в день зсэсманы из свиты Кранке (всегда вдвоем, без каких-либо исключений!) отпирали ключами дверь, причем один нес прикрытый полотенцем поднос, а другой – деревянную бадью с крышкой. Впрочем, бадья появлялась на сцене не при всех визитах – лишь при утренних. Вечером и днем иногда вместо нее присутствовала большая алюминиевая фляга-бидон…
Отперев дверь, эсэсовцы исчезали за ней – минут на пять, не больше. Затем выходили – вновь с накрытым подносом. И с бадьей, если дело происходило утром. Вновь тщательно запирали дверь. Наблюдательный Хосе заметил – и поднос, и бадью выносят уже другую.
Все ясно – неведомый затворник получал еду, питье и санудобства. Непонятно другое: кто он такой и зачем прячется от народа.
Пленник?
Еще один кандидат на вечернюю кладбищенскую прогулку к свежевырытой яме?
Едва ли. Однажды Хосе видел, откуда вынесли пресловутый поднос – прямиком с кухни, где как раз готовился обед для Команданте, Кранке и других важных шишек. Надо понимать, блюда на подносе стояли еще горячие – и потянувшийся от них аромат не позволил усомниться – жилец загадочной комнаты питается отнюдь не остатками-объедками. Значит – никак не арестант, стал бы кто для того так стараться…
Понятное дело, никаких шагов для раскрытия тайны Хосе не предпринял.
Что произошло с Энрикесом, Хосе понятия не имел. Был при штабе очкастый фельдфебель-переводчик – и не стало. А выспрашивать не хотелось. На фронт отправили, успокаивал себя рядовой Ибарос, в окопы, мозги хорошенько проветрить… Хотя в глубине души предполагал иное. Но отправляться на экскурсию по кладбищу – не добавилось ли свежей могилки без креста и оградки? – не хотелось. Меньше знаешь – крепче спишь.
К тому же недавно Хосе показалось, что загадка таинственной комнаты и ее жильца разрешилась. Сама собой.
Дело в том, что Кранке тоже порой заходил туда, за постоянно запертую дверь. Причем, едва оберштурмбанфюрер появлялся в коридоре, у Отто вдруг возникало желание погулять где-нибудь за пределами «замка». И он настойчиво тянул за собой Хосе. Разве такому мордовороту откажешь?
Но пять дней назад Отто куда-то отлучился, а Пауль, сменивший его в качестве наперсника рядового Ибароса, не уследил… Вернулись они вдвоем в закуток-коридорчик, а из-за секретной двери – голоса! Два голоса! Причем один из них принадлежал явно Кранке, а второй…
Пауль быстро потянул Хосе за рукав – шнель, шнель, – на лестницу и дальше, на первый этаж. Но парень успел-таки расслышать: второй голос принадлежит женщине! Причем, похоже, молодой женщине!
Вот оно что… Не желает герр оберштурмбанфюрер хранить верность своей фрау, оставленной в фатерлянде. А у него-то возможностей куда как поболе, чем у рядового Ибароса – тот свою столь заинтересовавшую Кранке девственность сохранил за год русской эпопеи не по своей воле, просто случай не подворачивался…
А связался эсэсман наверняка с представительницей «низшей расы». Потому и прячет ото всех. У них, поговаривают, с этим куда как строго.
Загадка вроде бы перестала быть загадкой. Но, странное дело, в последние пять дней Хосе еще больше хотелось заглянуть за таинственную дверь. Русская пленница оберштурмбанфюрера, живущая рядом, чуть ли не за стенкой, будоражила воображение. Интересно, какая она? Наверное, очень красивая…
Незнакомка трижды приснилась Ибаросу – и каждый раз в новом обличье. Причем в последнем сновидении они…
В общем, сохраняя девственность на восемнадцатом году жизни, спокойных снов ждать не приходится.
Красноармеец Георгий Владимирович Ворон, 1906 года рождения, беспартийный, несудимый и имевший социальное происхождение из крестьян Гатчинского уезда Петербургской губернии, героически погибать не собирался. Тем более что ему Героя никто не предлагал – в лучшем случае дали бы «За боевые заслуги» в числе прочих бойцов выполнившей задание группы. Посмертно бы дали, естественно.