Сказки Мишоги. Сборник из цикла «Игры Мироздания»
Шрифт:
Прикрывая собою…
– Господи, – почему? «Нахрена», – всё это? И почему, это, – именно со мной? Зачем?
Эти вопросы, волновавшие философов на протяжении долгих столетий, – задавал Серёга. Лёжа на больничной койке. Полностью «забинтованный», и в гипсе.
Странное существо, – мужик. Пока не окажется в гипсе или бинтах, таких вопросов не задаёт. А когда рискует, по работе, или по какой другой причине, думает, что ему точно повезёт, или вообще не задумывается о травмах и
Пришёл Саня, обросший и не расчёсанный, своим видом пугавший женский персонал больницы. Стукнул ногой по кровати, – не сильно.
– Чё, жалеешь себя? Лежишь, весь такой святой, и думаешь, – почему это с тобой произошло, зачем?
Сергей, удивлённо и злобно, «зыркнул» на Саню.
Тот перехватил его взгляд, и обрадовался: «Думаешь! Жалеешь себя, несчастного. Слёзы проглатываешь. Я тоже так лежал и тоже так думал. Тебе ещё повезло, стоял бы поближе, всё, был бы инвалидом, а переломы срастутся и мясо зарастёт». Он сделал злобное лицо, и наклонился к Сергею: «А почему ты, не стоял поближе?». Сергей от злости прищурился. Ведь сказать, и сделать ничего не может, весь в бинтах и гипсе.
– Хочешь знать? Как один дед пояснил: «Мужская жизнь проходит под постоянным риском стать инвалидом. И тут уж мироздание решает, куда тебя сортировать и к чему готовить, и как разыграть твою карту».
– Кстати, я тут «мумиё» тебе притащил, чтоб кости лучше срастались и швы на шкуре крепче зарастали. Патологоанатом посоветовал. Можешь обижаться, можешь, нет, но мне кажется, он не хочет тебя потрошить. В кишках твоих рыться, мозг изучать.
Сделал задумчивое лицо.
– Странно, – чем ты хуже других? Или лучше, – ехидным голосом, и вслух, размышлял он.
У Серёги аж гипс раскалился от злости. Он не догадывался, что Саня делает ему «психическую инъекцию». Для поднятия сопротивляемости организма. Иногда шахтёры так делают.
– Давай лучше про деда этого расскажу.
Посмотрел на Сергея, который даже «мама» сказать не мог. И сказал, прокурорским, голосом: «Молчание знак согласия».
– Эй, ты хоть живой, а то я может быть, уже двадцать минут с трупом разговариваю.
И потыкал Сергея пальцем.
– ЫЫЫЫ, – донеслось из-под бинтов.
– Живой, – обрадовался Саня, – не труп.
И подмигнул медсестре, дежурившей у кровати.
– Так вот про деда.
– В шахте, – на Севере. Монтировали мы как-то привод конвейера, в проходческом забое. А короче и понятней, из железок тяжёлых собирали механизм. Из разных железок, весом от двухсот килограмм до пятисот. А у нас в наличии только ручные «тали», – лебёдка такая. Корячимся над этой работой втроём, звено проходчиков, надо поднять одну железку на метра полтора – два, пододвинуть ломами, и прикрутить болтами к другой железке. И так потихонечку собираем механизм. Вот одна из железок сорвалась, и по моему, умному, лицу ударила. Вскользь. Порвало только кожу, стоял бы ближе, из меня получился бы умный, но некрасивый инвалид. А ещё ближе, на сантиметр, измазанный в шахтной грязи кровавый труп, – неумный. Потому что мозги валялись бы на почве.
– В больнице, доктор зашивал, а сестричка – ассистентка, почему-то нервничала и переживала, чтоб нос ровно получился. Ну, что из этой затеи получилось, ты видал у меня на лице. Надеюсь, и сейчас видишь, но молчишь.
– Это сейчас не очень страшно выгляжу, а первое время – жуть.
– Пока на «больничном» был, по травме, – отпуск подошёл. Собрался я на «юга» съездить, отдохнуть на солнышке. Но мужики не советовали с таким лицом ехать, – народ пугаться будет. Поэтому я в деревню решил ехать, поживу один – как монах. Билет купил плацкартный, «купе» не было, и поехал. Мечтая отдохнуть от суеты. Молочка, из-под коровы, попить. Рыбку на удочку половить, за временем не следить. Эх, да что там говорить, – мечта любого шахтёра, или поэта.
– Поезд «пассажирский», – возле каждого столба останавливается. Сижу, в окошко смотрю, – интересно. Всё время самолётом летал. А тут люди разные едут,– выходят, другие садятся. На остановках бабушки картошкой варёной торгуют, огурчики малосольные, грибочки маринованные. На других остановках, ягоды из лесу, грибы свежие, бывает,– рыбу вяленую торгуют. Иногда в лесу остановимся, постоим и дальше едем, зачем останавливались, кого ждали, – непонятно.
– Вот на одной из таких остановок сел в вагон дед, и расположился в моём купе.
– Сергий, – представился дед.
– Он был среднего роста, седой и волосатый, руки сильные и волосатые, даже из ушей густые, седые волосы растут. И двигается, будто перекатывается, как ртутный шарик. Глаза, на удивление, – синие. Лицо доброе, совсем как домовой, из народных сказок.
– Я чай заварил. К чаю изюм приготовил, шоколад самодельный, как положено, с тёртыми орехами. Пьём чай не торопясь. Глядим в окошко вагона, разговариваем. Пообвыкли немного. Он смотрит на меня: «И где тебя так?».
– Да, – в шахте.
И рассказал, что да как, про сантиметры, которых не хватило до инвалидности, или до смерти.
– Бог миловал, – говорю, – обошлось.
Сергий и говорит: «Да нет, не миловал. Видно мироздание, тебя, к чему-то другому готовит».
– Что-то неохота мне подвиги совершать, – шучу я.
– А к подвигам, заранее никто не готовится, само как то складывается, – ответил он.
И достал бутылку.
– Самогон будешь?
– Нет, в дороге не пью, – отвечаю.
– Дед пожал плечами, достал рюмку, налил, и сразу выпил, – закусывать не стал. Молчим, – смотрим в окно. Переезжаем речку, – коровы на водопой пришли. Поезд тащится медленно, – можно всё хорошо разглядеть. Переехав мост, остановились. Полустанок, какой-то, будка железнодорожника и всё. Будка красиво покрашена. Замысловатая ограда вокруг будки. Чуть поодаль, среди побеленных деревьев, стоит небольшой монумент, – «Памяти погибших воинов». Солдатам, освобождавшим эти места от фашистов.
– У нас в деревне, крест стоит, над братской могилой – «Памяти погибших инвалидов».