Сказки моего детства и прочая ерунда по жизни (Неоконченный роман в штрихах и набросках)
Шрифт:
Короче, трещали мы с братом по Скайпу. Тут я ему начал втирать уши о том, что медведь ходит почти бесшумно, короче: хрен услышишь. Вот именно на этой основе и вывалился сей рассказ об отце.
– А ты знаешь, что отец чуть не попал в переплёт с медведем? – изрёк мой непутёвый братец Виктор, чьё имя произносится с французским прононсом. Правда, так его произношу только я и заставляю это делать окружающих, но таки незаметно, чтобы они не заподозрили насилия.
На сии слова я захлопал удивлённо не только ресницами, но и мои уши сразу стали торчком и зашевелились подозрительно так.
– Я ничего подобного не слышал, – изрёк я, буквально через секунду.
– Отец сам мне рассказывал, – проинформировал меня мой непутёвый толстый братец.
Я моментально превратился в клубок, состоящий из внимания и напряжения. Поскольку мой брат издал больше книжек чем я, но всё более по
Суть его рассказ сводилось всего к двум строчкам. Отец сидел на дереве и, как я обычно делаю, караулил зверя, но не медведя. Так сидел, сидел на дереве и окарауливал полянку. То есть сидел к лесу задом, а ко всему остальному передом, как в сказке. Вот из-за того, что он сидел неадекватно и неуважительно к этому самому лесу, точнее не положенным местом для подобного случая местом, ещё на неудобной древесине, где хрен повернёшься, но, видимо, не столь высоко, посему услышал сопение под самой задницей. Точнее не сзади, а именно под задницей. Осторожно оглянувшись, он увидел прямо под собой медведя, который опёршись на дерево, пытался унюхать того, кто обитал в ветвях. Приятная встреча!
Отец, увидев сиё непотребное действо, стал осторожно, поскольку он был достойным отцом своего сына и ещё пятерых таких же олухов обоего пола, как он, стал перелаживать ружьё на другую сторону, чтобы в спокойной обстановке разобраться с будущей добычей. Хоть он проделывал эти манипуляции очень осторожно, но когда он был готов к выстрелу, под ним уже никто не сопел. Мохнатая сволочь отсутствовала напрочь, растворившись в бескрайних просторах Сибири так же бесшумно, как и появилась.
Поистине сволочь!
Четыре трупа возле танка
Шоферюга не спал уже третьи сутки, гоняя свой автомобиль по трассе от близлежащего колхоза, до элеватора. Он не заметил сам, как заснул. Сидящий рядом с ним пассажир с характерным азиатским лицом, тоже дремал. Ни он, ни пассажир не заметили, как машина свернула с дороги и покатила вниз по склону большого оврага. На крутяке она не удержалась на колёсах и перевернулась. Крутанувшись несколько раз, она окончаьельно успокоилась только на самом дне. Два окровавленных тела в раздавленной в щепки кабине не подавали признаков жизни. Они не подавали признаков жизни и тогда, когда их вытащили и положили рядышком на склоне. Поскольку необходимо было соблюсти все формальности и провести расследование, то участковый инспектор и председатель колхоза решили отрядить сторожа, пока не приедет следственная бригада, которая должна быть только утром, но больше для того, чтобы проезжие шоферюги не раскулачили ненароком машину или то, что осталось от неё.
Старый, но ещё крепкий дедок, коему был доверен этот пост, развёл костер, но все равно зябко кутаться в телогрейку, надеясь, что этот караул будет недолгим. Он уже собирался отодвинуть костерок в сторону, разгрести золу и бросить туда несколько картошин, но его привлек, какай-то шорох. Глянув в сторону лежащих покойников, увидел, как один из них встал и, шатаясь, идет к нему..
Подъехавший под утро милиционеры, увезли в морг два трупа. Моего отца среди них не было, но за рулем разбившегося лимузина был именно он.
Шесть лет проведенных в пионерлагере в Базое от звонка до звонка, было просто обыкновенным довеском к его фронтовой биографии, к двум трупам, успевшим застынуть к утру на склоне оврага, и ко времени определявшем её и многие другие судьбы.
Булка хлеба
Булка хлеба лежала на своем месте в тумбочке ещё утром, но сейчас её не было на месте. Это был паёк на неделю.
– Кто взял? – спросил хозяин булки. Кто-то ответил: "Урки", – и кивнул в сторону каптерки.
Двое вошли туда. В каптерке было семь человек. Через некоторое время они вышли, и ещё через некоторое время булка хлеба снова лежала на своем месте в тумбочке, а что было в каптёрке – покрыто покрыто пылью времени, которая присыпала кровь.
P.S. Это мне рассказал мой брат, случайно встретившись с тем вторым, кто вошёл с моим отцом в каптерку в лагере к уркам.
Переправа
Колонна машин застыла перед рекой. Лёд был тонок. Мужики, гнавшие машины в МТС, топтались в нерешительности. Ближайший мост был далеко. Делать крюк в две сотни километров по не чищеному проселку после бессонной ночи никто тоже не хотел. Никто не хотел также рисковать, переправляясь по льду. Старший колонны подошедший к передней машине, молча сел за руль, с силой захлопнул дверцу криво и презрительно улыбнулся и пустил двигатель. Машина набрала скорость и на полном ходу выскочила на лед реки под острым углом к берегу. Не сбавляя хода, она неслась вперед, гоня перед собой потрескивающую волну ещё некрепкого льда, пока та не достигла противоположного берега и утихла, уткнувшись в него, выпустив из своих смертельных объятий автомобиль.
Мужики почесали затылки. Заурчал двигатель другой машины, и она соскользнула на лед. Следом пошла третья, четвертая…
Волна, потрескивая некрепким льдом, уткнулась в берег, выпустив из своих объятий последнюю машину.
Колонна тронулась. Старший в колоне был небольшим фаталистом. Он столько раз видел смерть, что знал наперед и чувствовал, где она бродит, и за кем пришла. На этой переправе смерть не делала остановок. Да и в его лохматой голове уже давно созрело убеждение, что кому суждено быть повешенному, тот не будет расстрелян и не сгорит в печи крематория.
Этим фаталистом был не я. Это был мой отец.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ В ТОМ ЖЕ РАКУРСЕ, ЧТО И ВТОРАЯ.ТОЗОВКА, ПРОЧЕЕ ВООРУЖЕНИЕ И ОХОТНИЧЬИ ИСТОРИИ МОЕГО ДЕТСТВА
Вступление к главе второй
Вы вообще-то представили наше общество и наши нравы? Если нет, то следует поговорить о вооружении. Да-да, вооружении. Оружие, конечно, в детских руках вещь прямо-таки вредная, пожалуй, даже опасная, если о наличии данного оружия не подозревают даже родители. Скажите, нет? Я уже упоминал, что к шестнадцати годам мы умудрились хорошо вооружиться. Не хуже любого партизана. Кроме той пресловутой Тозовки, что нам досталась по недомыслию отца, на вооружении моем и моего брата состояло ещё два гладкоствольных ружья: двустволка и одностволка. Вы скажете, зачем нам были ружья? Да, вроде бы и не нужны. Кроме довольно многочисленных лис, хилых стаек чирков и паре десятков зайцев в окрестностях З-й не нашлось места почти никакому зверью. Коз я видел раза два за свою двадцатилетнюю жизнь, мотаясь довольно много по сенокосам, ягодникам и грибным местам. Говорили, что где-то далеко водились кабаны, но я, в общем, не верил, как не верил, что где-то живут изюбры и маралы, медведи, барсуки и прочая таежная живность. Распаханная лесостепь с хилым сибирским березняком, сосновые перелески, вот и весь лес моего детства. Применение оружия в подобных условиях, кроме стрельбы по целям, трудно даже придумать. В общем-то, мой первый личный опыт знакомства с оружием был довольно печальным. Ружьишко шестнадцатого калибра обошлось с семилетним пацаном довольно безжалостно: разбив два пальца на правой руке, раскровавив губу, свалило с кочки, на которую зачем-то я взгромоздился при стрельбе, но, кажется, попал в банку, что стояла в двух десятках шагах от меня. С Тозовкой у меня были более приятные воспоминания: с братом мы пользовались ею почти постоянно. Поскольку у отца патроны были на счету, то мы их доставали через знакомых, полу знакомых и просто знакомых знакомых, до тех пор пока про эти стрельбы не узнали соседи. Тут-то и произошло самая большая ошибка, что сделал отец, воспитывая своих детей, он разломал Тозовку, разнеся ложе вдребезги, согнув ствол и, по его понятиям, приведя её в нерабочее состояние, наконец, выбросил затвор на помойку, из которой тот был извлечен тотчас же, как туда попал, перейдя тем самым в полном комплекте и почти рабочем состоянии в руки двух оболтусов. Конечно, подобное увечье иному показалось бы достаточным, чтобы отправить его на переплавку, но только не для нас. Брательник мой всегда отличался большей рукастостью в слесарной части, чем я. Он до сего дня делает мне ножи и прочую охотничью дрянь, которая в магазинах, в большей части, хоть и красива, но не стоит доброго слова при ближайшем знакомстве с нею. Но ремонт велосипедов и машины, по большей части, торчал на моей шеи, ко всему прочему я редко сорился с отцом, в то время как мой брательник мог не разговаривать с ним по полгода, найдя удобную лазейку, для прикрытия своей лени, а велосипеды, хоть и сломанные им, могли оставаться в нерабочем состоянии продолжительное время, пока я им не прикручивал нужные гайки или менял сломанную ось или ещё что мог я совершить при своих скромных силах и папиной мастерской, из-за того, что мне приходилось мотаться за всякими плохо воспитанными коровами и быками, почему-то любившими больше прекрасные нивы ближайшего совхоза, чем ободранные и вытоптанные луга и луговины.