Сказки на ночь. Пробуждение
Шрифт:
– У меня искать точно нечего, – сказал я не без раздражения в голосе, но в душе мне было очень жаль погибших. Я верю в правосудие – преступник совершивший такое, должен понести наказание.
– Ладно, увидимся еще, – попрощался начальник стражи и ушел вместе со своими подчиненными.
Я прошел на кухню и поставил варить похлёбку на завтрак. Айлин, видимо, еще не проснулась – из-за плотно закрытой двери в спальню не доносилось ни звука, ни шороха. Спустя полчаса, я накрыл на стол и, устав от ожидания, аккуратно постучал в дверь своей спальни.
– Я сейчас выйду, – крикнула мне Айлин. Вернувшись на кухню, я сел за стол. Через несколько минут ко мне присоединилась Айлин – ее волосы были уложены в безупречную прическу, а платье подчеркивало идеальную фигуру. Мы позавтракали вместе, и я стал собираться на работу. На тот день у меня была назначена публичная казнь язычников, схваченных и закованных в кандалы накануне. Айлин проводила меня до порога. Прощаясь, она подарила мне поцелуй – приятный и необычный. На работу я не шел – парил, окрыленный нежданной лаской. Я мечтал о том, чтобы этот день скорее закончился, и я смог вернулся к Айлин. Я решил, что при таком раскладе мы скоро поженимся, и она родит мне детей. Эх, грёзы!
Через час, я уже лишил голов трёх дезертиров. Один из них успел плюнуть в лицо священнику, который просил у Бога отпустить ему грехи перед смертью. Скоро у площади стали собираться люди, чтобы посмотреть, как сгорят женщины, которых обвинили в колдовстве.
Первой ведьмой была Агнесса Генше, жена ткача. Она одна не испугалась, когда на крестинах черная кошка вскочила на стол. Пока все остальные гости сидели, ни живы, ни мертвы, Агнесса и бровью не повела, продолжая спокойно пить из своей кружки. Какие уж тут сомнения – самая настоящая ведьма! Я верю в правосудие. Она безумно вопила, когда горела заживо, а, значит, душа грешницы очищалась огнем.
Вторая ведьма была чертовски привлекательной молодой женщиной копна огненно рыжих волос до пояса и огромные зеленые глаза сводили мужчин с ума. Ее колдовские чары пленили сердца многих достойных мужей. И благодаря доносу, оскорбленных жен, распутница предстала перед справедливым судом. Она верещала от боли, когда огонь забирал её к себе. Да, простит, ей Бог ее грешную душу!
Толпа возбужденно кричала – ведьмы одна из самых страшных бед для народа. Я не испытывал к ним жалости, я верю в правосудие. Наконец, из темницы на телеге вывезли последнюю ведьму, приговоренную к сожжению. Пока народ забрасывал её тухлыми овощами и бранью, я развешивал цепи на столбе и обложил его хворостом и соломой.
Третьей ведьмой оказалась безобразная старуха, пока я вытаскивал ее за скрюченные руки из телеги, она плевалась и приговаривала что-то омерзительное в сторону клянущей ее толпы. На эшафоте она посмотрела мне прямо в глаза через прорези в маске и скрипучим голосом сказала:
– Одурманили тебя!
Я промолчал в ответ.
– Не сможешь ты меня сжечь, – прошипела она.
Я все еще молча делал свою работу, но заковывая руки старухи в цепи, ослабил петли. Мне велел это сделать внутренний голос. Хворост мгновенно вспыхнул, от брошенного мной факела.
– Она тебя одурманила! Я помогу тебе! – Кричала, брызжа слюной, старуха. – Сестра, спаси меня!
В толпе поселилась паника – люди испуганно перешептывались и оглядывались. Тело ведьмы вспыхнуло столбом пламени, из которого вылетела крупная ворона и исчезла в облаках. Любопытная толпа в панике разбежалась, я остался у эшафота один. Я спокойно дождался, пока огонь полностью прогорит, собрал и развеял прах ведьм над площадью. Ничто больше не напомнит об богохульных делах этих пособниц дьявола.
По дороге на рыночную площадь, я встретил мужиков на телегах – они вывозили падший скот. Купив тушку утки и овощей, я направился домой. У одного из домов раздавались стенания и плачь – снова кого-то убили. Стража теперь усилит дозор и введет комендантский час. Наверняка, это всё происки ведьм. Вопреки моим ожиданиям, когда я вошел в дом, Айлин меня не встретила. Дверь в её комнату была плотно закрыта.
«Наверняка спит», – подумал я. Занимаясь приготовлением ужина, я предвкушал сладкую ночь с Айлин. Когда все было готово, я подошел к закрытой спальне, но, не успев постучать, обнаружил, что стою в луже крови. Она растекалась из-под двери.
Я выбил дверь одним мощным ударом ноги. На стене моей спальни была нарисована пентаграмма, а в ее круге – распято тело ребёнка. Того самого, что искали прошлой ночью городские стражники. Его глаза были вырезаны, живот распорот, потоки крови стекались в кубок, стоящий под телом на полу. Сосуд переполнился, кровь стекала через края, заливая пол. Я бросился вперед, чтобы скорее снять тело несчастного дитя со стены.
– Зачем ты сюда пришел? – Я обернулся на знакомый голос. В дверях стояла Айлин, держа травы в руках.
– Почему ты…за что? – Пытаясь унять бешеный стук сердца о грудную клетку, спросил я ее.
– Эх, Ивейн! Ты бы мог сегодня тихо умереть во сне, от моего яда, но теперь придётся тебя убить иначе, – сказала она и вытянула вперед свою руку. Что-то невидимое вцепилось в моё горло и прижало к стене рядом с распятым ребенком. Из моего носа хлынула кровь, помутилось в глазах, кислород больше не поступал в легкие.
Но все внезапно закончилось, и в дом ворвалась стража. Кто-то вовремя донес о месте нахождения ведьмы – не обманула все-таки меня старуха. Не дай я ей возможности улететь, врядли мы бы сейчас говорили.
В сырой и темной камере темницы Айлин бросилась мне на шею, но я жестко оттолкнул ее. Моя плеть врезалась в ее оголенные плечи и спину, оставляя страшные кровавые полосы. Она плакала от невыносимой боли, и вместе с ней рыдала моя душа. Всю ночь я просидел у темницы. Айлин клялась мне в вечной любви, и говорила, что она готова нарожать мне детей. Обещала мне счастливую жизнь вдвоем, далеко от этих мест. Я не мог удержать слез, слушая ее сладкие речи.
Но вскоре прельстительные обещания сменились гневными ругательствами. Айлин швыряла предметы в дверь, гремела цепями. Дьявольская сила позволила ей скинуть оковы и она, ломая ногти, царапала дубовую дверь темницы. Она оскверняла самыми последними словами меня, людей и весь мир. Потом еще долго кричала что-то на неизвестном мне языке.