Сказки народов СССР
Шрифт:
— Возлюбленный, — воскликнула Карашаш, — стоит ли горевать по пустякам! Зарежь к зиме всех баранов, а по весне, увидишь сам, всё обойдётся как нельзя лучше.
И Жиренше сделал так, как сказала Карашаш.
Наступила весна.
И вот однажды постучался у дверей хижины Жиренше ханский гонец и объявил, что следом за ним скачет сам хан: хочет он узнать, объягнились ли его бараны.
Опечалился Жиренше, чувствуя, что уж теперь не избегнуть ему смерти. А Карашаш говорит:
— Не горюй, мудрый. Иди спрячься в степи и не показывайся до вечера. Я сама приму хана. Всё обойдётся как
Жиренше послушался жены и ушёл в степь, а Карашаш осталась в хижине. Вскоре слышит она конский топот и грозный голос:
— Эй, кто там! Откликайтесь!
Карашаш по голосу сразу узнала хана. Она вышла из хижины и низко поклонилась ему.
— Где же твой муж? Почему он не встречает меня? — сердито спросил хан.
А Карашаш ответила ему почтительно:
— О могущественный хан, смилуйся над моим несчастным мужем: он отлучился из дому, чтобы угодить тебе. Как услышал он, что ты едешь навестить нас, так вошла к нему в сердце скорбь, потому что бедны мы и ничего нет у нас в запасе для угощения знатных гостей. Тогда мой муж поспешил в степь, чтобы подоить свою ручную перепёлку и из её молока приготовить для тебя кумыс[8]. Войди в нашу лачужку, великий хан, муж скоро вернётся и угостит тебя наславу.
Хан рассвирепел:
— Ты смеёшься надо мной, негодная женщина! — закричал он. — Где это видано, Чтобы доились перепёлки!
— Чем ты поражён, ясноокий хан? — как ни в чём не бывало сказала Карашаш. — Разве тебе неизвестно, что в стране, которой управляет мудрый, случаются и не такие чудеса? Не твои ли сорок баранов собираются объягниться со дня на день?
Хан понял, что попал впросак. Не зная, куда деваться от стыда, он круто повернул коня, что есть силы хватил его плетью и скрылся из глаз.
С той поры он оставил Жиренше и Карашаш в покое, и они счастливо прожили вместе до глубокой старости.
ЖАДНЫЙ БАЙ
Жил когда-то на свете Чагай-бай[9]. У него было много баранов, быков и лошадей.
Но жадность его не знала пределов. Он нарушил священный закон гостеприимства, и вход в его юрту был всегда закрыт для проезжающих путешественников. Слух об этом дошёл до Алдар-косе[10]. Он решил проучить жадного бая. Заткнув полы халата за пояс, Алдар-косе сел на коня и отправился в путь.
К вечеру добрался он до аула Чагай-бая. Осторожно подкравшись к юрте богача, Алдар-косе тихонько приподнял кошёмку и заглянул внутрь. На тагане кипел котёл. Сам Чагай-бай, толстое лицо которого лоснилось, как засаленный халат бедняка, начинял кишку жирным лошадиным мясом. Его сухая, пожелтевшая от злости жена месила тесто. Сын, круглое лицо которого было подобно луне, палил на огне лошадиную голову. Дочь Чагай-бая Виз[11], стройная, как молодой тополь, щипала фазана.
Алдар-косе вошёл в юрту, поклонился и сказал:
— Аселям-алейкум![12].
Мгновенно
Алдар-косе сделал вид, будто ничего не заметил, и, не дожидаясь приглашения, уселся на самое почётное место в юрте.
Чагай-бай недовольно сказал:
— Будь здоров, Алдар-косе! Что есть нового в степи?
— Что вас интересует, добрейший Чагай-бай? То ли, что я видел, или то, что я слышал? — хитро улыбаясь, спросил Алдар-косе.
— То, что мы слышим, бывает ложно. Лучше расскажи про то, что ты видел.
Алдар-косе закусил первый ус и, оглянувшись, сказал:
— Шёл я к тебе и вдруг вижу — по дороге ползёт жёлтая змея. Увидев меня, она зашипела и свернулась точь-в-точь, как та колбаса, которую ты спрятал под себя, любезный Чагай-бай. В испуге я схватил чёрный камень, величиной в лошадиную голову, вроде той, что под твоим сыном. Со всей силы я бросил камень в змею. Змея от удара расплющилась и стала как то тесто, на котором сидит твоя жена. Если я лгу, то быть мне общипанным, подобно тому фазану, что спрятала твоя дочь.
Чагай-бай покраснел от злости и швырнул колбасу в кипящий котёл. Его сын опустил в котёл лошадиную голову, а дочь положила туда фазана. И все они хором сказали:
— Варитесь в котле пять месяцев!
Алдар-косе без запинки ответил:
— Сидеть же мне здесь десять месяцев!
Он снял сапоги, положил их под голову и притворился спящим.
Чагай-бай, видя, что Алдар-косе спит, приказал всей семье ложиться спать, и вскоре в юрте раздался дружный храп четырёх спящих.
Тогда Алдар-косе на цыпочках подкрался к котлу, выудил фазана, начисто его обглодал, а косточки бросил обратно в котёл. Потом достал лошадиную голову, высосал из неё весь мозг и закусил колбасой.
Насытившись, он взял кожаные чамбары[13] дочери Чагай-бая, изрезал их на кусочки и бросил в котёл.
Сытый и довольный, Алдар-косе распустил свой пояс и лёг спать.
Ночью Чагай-бай проснулся, растолкал жену и приказал ей подать ужин, не будя уснувшего гостя.
Протирая сонные глаза, байбише[14] сняла с тагана котёл и подала мужу.
Бай с жадностью набросился на еду. Но напрасно он старался разжевать кусочки жёсткой кожи. Тогда Чагай-бай плюнул с досады и голодный лёг спать.
Рано утром бай, заметив, что Алдар-косе вышел из юрты, приказал байбише налить маленькое ведро айрану[15]. Байбише проворно исполнила приказание мужа.
Чагай-бай, недолго думая, спрятал ведро под халатом и направился к выходу.
У порога его встретил Алдар-косе. В узенькую щёлку он видел, как Чагай-бай прятал ведро под халат, и решил проучить жадного бая. Широко раскрыв руки, он обнял Чагай-бая и, раскачиваясь из стороны в сторону, сказал:
— О любезный, добрейший Чагай-бай, я не знаю, как благодарить тебя за гостеприимство! Жёсткая кошма[16] твоей юрты[17] показалась мне мягче трёх ватных одеял, что любезные хозяева стелят желанным гостям. Тонкий аромат, доносившийся по временам из котла, заменил мне сытный ужин. А твой храп убаюкал меня, как нежная песня.