Сказки о сотворении мира
Шрифт:
— Илья Ильич… — обратилась к нему графиня, — на все ли вы готовы ради меня?
— Прикажите отдать за вас жизнь, моя госпожа! — ответил старик.
— Зачем мне ваша жизнь? Речь идет о маленьком одолжении.
— Все, что в моих силах! Прекрасная фея, не стесняйтесь располагать мною, как вам угодно, — Ильич схватился за чашку и замер, словно почуял подвох.
— Я хочу знать, где находятся материалы экспедиции вашего отца по уральским пещерам?
Пронзительная тишина расколола пространство над круглым столом. Графиня поняла, что допустила ошибку, но Ильич был шизофренически влюблен в нее, и материалы могли храниться только на этой даче. Ход казался единственно верным. Замешательство могло свидетельствовать о том, что Лепешевский-младший
— Ан момент… — сказал он с французским прононсом и мелкими шажками посеменил прочь, — пардоне муа… пардоне муа… — услышала графиня из коридора.
Что произошло, осталось для Миры загадкой, только от академика Лепешевского сию же минуту и след простыл. Выждав время, Мира вернулась в кабинет. Академика в кабинете не оказалось. Мира обыскала дом, обошла все деревья на участке и заглянула в сарай. Калитка была открыта. Илья Ильич испарился.
— Нормально! — воскликнул Оскар, выслушав объяснение графини, и обернулся к Артуру. — Я тебе говорил, это он! — Артур кивнул. — Нормально! Я смотрю и думаю, уж не мерещится ли: дед, старый как египетская мумия, прет на реактивных скоростях, перелетает канавы, земли не касаясь. Я бы, честно скажу, за ним не погнался. Гнилое дело.
— Нет, — качала головой графиня, — у Ильича ноги больные. Он по дому-то с трудом ходит.
— Ничего себе! Я бы так болел до ста лет! Что ты с ним сделала?
— Ничего! — оправдывалась Мира. — Веришь? Абсолютно ничего. Может, это не он?
— Бежал, как угорелый, и пледом размахивал, — свидетельствовал Артур, — и штаны с него падали на бегу! Он что, с горшка сорвался?
— О, господи! Так бегите за ним! Какого черта вы здесь стоите?!
Мира вернулась в дом. Она старалась понять и не понимала… она пыталась успокоиться, но заводилась еще больше. Графиня распахнула дверь кабинета Ильи Ильича. Стол был заваленный рукописями, книжные полки подпирали потолок. Она включила компьютер и заглянула под стол. Ничего похожего на тайник в кабинете Лепешевского. Ключ от сейфа висел на видном месте. В сейфе хранились любовные письма столетней давности. Мира пришла в отчаяние от бумажных залежей по углам и обилия компьютерных текстов. Чтобы найти в кабинете академика нужную рукопись, требовались годы самоотверженной работы группы энтузиастов. Она предположила, что ценные рукописи Ильич мог хранить в картинках, и снова ошиблась. В фото-архиве Лепешевского-младшего преобладала эволюция порнографии от начала века. Чтобы все открыть и просмотреть, надо было прожить такую же долгую жизнь, как сам коллекционер. Графиня выбежала на улицу и наткнулась на Вику.
— Видела его? — спросила она девушку, но та лишь изумленно хлопала ресницами. — Ильич мимо тебя не пробегал? — Вика в ужасе шарахнулась от графини. — Сиди дома! — приказала Мира. — Вернется — запри и не выпускай! Ты меня не видела, я тебя тоже!
— А Илья Ильич?.. — испуганно спросила девушка.
— Этот старый ловелас у меня получит! — пригрозила графиня. — С ним у меня будет разговор отдельный!
День поисков подошел к концу, но не принес результата. Графиня Виноградова не потеряла самообладания, только позволила себе глоток коньяка и сигарету, которую она стрельнула у профессора Боровского и выкурила в его же кабинете. Натан Валерьянович был последней инстанцией и последней надеждой на трезвый анализ.
— В службу спасения звонили? — спросил профессор.
— Звонили, — доложила графиня. — Ищут.
— Родственникам сообщили?
— Какие родственники? Все давно на том свете.
— У него были знакомые на территории дачи?
— Навалом. Лучший друг — отставной министр образования. Как раз дом напротив. Это максимум, куда он мог дойти своим ходом. У министра баня, там Ильича парят. Вы думаете, их не допросили раз двести за сегодняшний день?
— Надо подумать, куда он мог убежать? — предложил Оскар.
— Надо подумать, зачем, — уточнил Натан.
— Затем, что вы были правы, Натан Валерьяныч, — признала графиня, — надо было вам ехать на разговор.
— Может, у него есть в Москве друзья, о которых неизвестно твоей матери?
— У него навалом друзей, и всех уже обзвонили. Мы половину Москвы объездили. Разве что проституток не опросили.
— Ну, уж…
— Вы не знаете, Натан Валерьянович, какой он бандит. В прошлом году сватался к почтальонше, которая носит ему газеты. Так бедняжка на другой участок перебежала, к деревенским алкоголикам. Те ее, по крайней мере, за задницу не хватают.
— Ничего себе, половой стаж! — восхитился Артур.
— А что тут смешного? Да, стаж. Он сватался еще к дочке Деникина, но та решила, что Ильич стар. Между прочим, всю жизнь писали друг другу любовные письма. Ильич передавал ей гостинцы в Париж… Последний гостинец был венком на могилу.
— Ты звонила его парижским знакомым? — спросил Натан.
— Не дай Бог! — испугалась Мира. — Там его сам черт не найдет. Нет, не может быть! Все документы остались. Он бы не успел добежать до границы. Что будем делать, Натан Валерьянович?
— Что делать? — развел руками профессор. — Звать на помощь Георгия. Кто еще нас выручит в скверной ситуации?
— Звали уже. Только он почему-то не мчится.
— Тогда остается ехать домой, ложиться спать. Сегодня был трудный день. Завтра, вероятно, будет еще труднее.
— Как будто я засну! — воскликнула Мира.
— Поезжай к матери. Ей тоже сейчас нелегко.
— Конечно, ей станет легче, когда она меня выпорет.
— Все! — решил Боровский и поднялся из-за стола. — С нашего собрания толку мало. Скоро начнут закрывать корпус…
Оскар нехотя вышел в коридор, за ним последовал Артур. Следом профессор вывел расстроенную графиню.
— Я все понимаю, все понимаю, — утешал он женщину. — Мы все в равной степени виноваты в том, что случилось. Хочешь, я сам объяснюсь с твоей мамой?
— Эй… — окликнул Артур компанию и указал пальцем в темноту. — Что это?
Внезапная тишина наступила в физическом корпусе университета, ключ в руках профессора и тот перестал звенеть. В глубине коридора материализовался призрак. Мелкими шажками, мягко и бесшумно, как положено призраку, объект устремился к людям, застывшим в недоумении у раскрытой двери кабинета. Чем ближе он подплывал, тем яснее обретал черты сбежавшего академика, словно бесконечные, бесплодные разговоры о его персоне к концу суматошного дня воплотились в фантом. Над святыми мощами академика Лепешевского светился нимб из белоснежной шевелюры, пропитанной лунным светом. Палка хаотично тыкалась в коридорный паркет, плед, накинутый на тощее плечо, одним концом волочился по полу. Жирная тень ползла по стене, сопровождая эфемерные мощи.
— Минуточку, — окликнул академик компанию, — покорнейше прошу, господа, один момент.
Он приблизился к профессору Боровскому и ткнул в него пальцем:
— Валерьян… — сказал он. — Вылитый Валерьян! Поди-ка в кабинет, подожди меня там.
Изумленный Боровский вернулся на рабочее место. Следующей, кого заметил Илья Ильич, стала графиня Виноградова. Его лицо исполнилось покаяния, гордая осанка виновато скособочилась.
— Красавица моя, Мирослава, — обратился Ильич к графине, — нет оправдания старому дураку. Я поступил омерзительно, недостойно. Если б я мог представить, какое страдание причиню вам… девочка моя, душа моя ненаглядная… — Лепешевский перешел на французский, а графиня Виноградова затаила дыхание. Испугалась, что несчастного сдует коньячным перегаром, унесет в небытие, из которого он только что выплыл. Ильич быстро исчерпал запас французских слов и скрючился, поцеловать графине руку. — Когда вам будет угодно меня выслушать, деточка, я готов объяснить свое безобразное поведение.