Сказки о сотворении мира
Шрифт:
— Да, — согласилась графиня, и спрятала руку за спину, — пожалуй, я бы послушала объяснение.
Гордая и сердитая, Мира удалилась на лестницу. Артур погнался за ней, а Лепешевский, проводив графиню молящим взглядом, так и не разогнулся. Так и вошел в профессорский кабинет скрюченным. Вошел и сел, с опущенным взглядом, опершись на палку.
— Ну, здравствуй, Натан Валерьянович! — приветствовал профессора Илья Ильич.
— Рад, что вы в порядке, Илья Ильич, — ответил Натан.
— Ты послал ко мне Мирославу?
— Послал, — признался Боровский.
— Так имей в виду… Уясни себе раз и навсегда, что никаких отчетов по экспедиции Лепешевского нет и быть не могло.
— Я хотел знать, не сохранилось ли личных воспоминаний… — объяснил Натан. — Поймите меня правильно, Илья Ильич, я — технарь. Мне проще разобраться в физике происходящего, чем принять некоторые мировоззренческие постулаты, которые противоречат всему, что я усвоил до сей поры. Мои собственные выводы кажутся мне абсурдом. Ваш батюшка был человеком авторитетным, серьезным ученым…
— Мой батюшка, будучи при смерти, взял с матушки слово, что она сожжет дневники, — ответил Илья Ильич — Я был малым дитя и не знал отца. Никакой памяти о нем не осталось, кроме рукописей. Матушка взяла с меня слово, что перед смертью я сам сожгу все до последней страницы. И я обещал. Я поклялся на могиле, что сожгу дневники в тот день, когда ко мне придут и спросят о той злосчастной Уральской пещере. Перед тем, как лечь в могилу… если я буду стар, немощен и неспособен хранить тайны…
Боровский обратил внимание на обугленный конец палки, упертой в пол.
— Вы не должны оправдываться.
— Возможно, я запаниковал. Возможно, поторопился, но Мирослава… Эта синеглазая бестия творит со мной, все, что хочет. Я знаю ее с малых лет и все эти годы не могу устоять перед ее капризами. Эти глаза смотрят мне в душу… Эх, эх, — вздохнул Ильич. — Отказывать этой девочке я не умею. Она способна толкнуть меня на любое безумство. Разве я мог подумать, что именно она…
Профессор Боровский взглянул на часы, на портфель, в котором нес с работы ксерокопии рукописей Эйнштейна. Портфель был надежно закрыт. Уборщица уже гремела ведрами в коридоре. Натан Валерьянович прожил тяжелый день. Этот день был посвящен бесплодным попыткам проникнуть в темное прошлое науки, обрекшее ее на неопределенное будущее. Меньше всего на свете его интересовали угрызения совести старика и его любовные порывы к молодой графине.
— Ты видел Грааль? — вдруг спросил Лепешевский, и Натан вздрогнул. — Ты держал его в руках?
— Да, — признался Боровский.
— Хотел узнать, что за штука такая?
— Я узнал.
— Так я и думал, — вздохнул Ильич. — Вот и случилось… Вот, чем вы, физики, всех порочнее…
— Ничем не порочнее, — ответил Натан. — Только тем, что ищем Бога не на небесах, а у себя под ногами.
— Нет, — возразил Ильич, — вы не Бога ищете. Вы ищете обратную связь с тем, кого называете Богом. Ты, Натан Валерьяныч, решил, что можешь сам управлять природой и судьбами человеческими, владеть тем, что тебе не принадлежит. Что ж, желание власти свойственно человеческой природе по слабости ее. Мы, по сравнению с вами, физиками, невинные молельники храма, который вы рушите, в надежде понять, как он построен.
— Я делаю науку, Илья Ильич. Ничего другого я не умею, ничему другому я не учился. Я только делаю свое дело честно и до конца.
— Науку не делают, дорогой мой Натан. За науку горят на кострах. Ей приносят в жертву самое дорогое. Я спрошу тебя словами христиан-предтечей: каким ты хочешь видеть человечество, ученый человек, умным или счастливым?
— Одно другое не исключает.
— Ах, если б это было так! Ах если бы… Однажды ты поймешь, что этот вопрос придется решать. Придется решать тебе, если ты присвоил власть, с которой не можешь справиться. В тот момент я тебе не позавидую, потому что Вселенная принадлежит не тебе, Натан. Ты знаешь, кому она принадлежит. Вселенная принадлежит тому, кто выдумал и создал тебя; тому, кто думает за тебя и принимает решения. Она принадлежит тому, чьим телом ты живешь и чьим разумом мыслишь. Какая может быть обратная связь? Откуда ей взяться в мире, который имеет единственную точку отсчета. Обоюдная связь, Натан Валерьяныч, предполагает, по меньшей мере, две точки. Если тебе удастся поставить вторую, мир вернется к примитивной своей ипостаси и все начнется сначала. Что там… у тебя в портфеле? — заметил Ильич. — Дневники покойницы Сары? Разве она не завещала их уничтожить?
— Это не то, что вы думаете, — признался Натан, покрываясь испариной.
— Я и думать не хочу, — заявил Ильич. — Я хочу жить счастливо и умирать без страха. А ты сожги все что там… вместе с портфелем. Сожги ересь, — повторил он, — если сам не хочешь гореть в аду.
Замученную графиню Виноградову никто не собирался пороть. Бедняжка зря плакала по дороге домой, вспоминая недобрым словом Илью Ильича. Она продолжала плакать на пороге подъезда и лифта, просила Артура не уезжать… сначала убедиться, что ее побитое тело не вылетит в форточку, но дом родной встретил Миру ароматом свежего кофе. Нарядная Клавдия обняла дочь.
— Нашелся, гад! — доложила Мира.
— Знаю, — кивнула мать. — Раздевайся проходи к столу.
— Откуда ты знаешь?
— От хорошего человека, который помог нам найти Илью Ильича. От человека, который и нас с тобой разыскал, потому что ты не оставила адрес.
В прихожей стояла пара дорогих ботинок, кожаное пальто висело на вешалке.
— Он здесь? — удивилась Мира.
— Поди, поди, поздоровайся, поблагодари его за все, что он для нас сделал.
Мать убежала на кухню, а Мира переступила порог гостиной и увидела на столе роскошный букет. Такого оборота событий она не предполагала. Еще меньше графиня ожидала увидеть над креслом малиновую плешь, оправленную редкими рыжими волосенками. Мир пошатнулся у нее под ногами. Душа полетела в пропасть. Хлопнула дверь. Перед глазами замелькали ступеньки. Мира не остановилась, пока не налетела на Артура Деева, стоящего под окном.
Когда профессор Боровский с учеником вернулись домой, их ждал сюрприз. И не один. Первый сюрприз сидел под дверью на коврике, пряча за пазухой бутылку, второй сюрприз нервно расхаживал по лестничной площадке.
— Вот, полюбуйтесь… — представил Артур подругу. — Давно не виделись!
— Натан Валерьянович, можно я поживу у вас, пока Жорж не вернется? — спросила графиня.
— Боже мой, Мира? — испугался Боровский.
Графиня разрыдалась. Оскар впустил в квартиру гостей и запер дверь на замки.
— Свет-то включить можно? — спросил он.
— Мира, ради Бога!.. Что произошло? — умолял Натан.
— Он приперся к ней домой с цветами, — объяснил Артур. — Слова сказать не успел, она как дернула… У них сегодня день бегуна! С утра как начали бегать друг от дружки, потом друг за дружкой. Натан Валерьяныч, я езжу медленнее, чем она бегает. Их надо с дедом на олимпиаду устроить, на бег с препятствиями. А что случилось-то? Чувак букет притащил, хоть бы поздоровалась, хоть бы послушала, чего хочет.