Сказки о сотворении мира
Шрифт:
— Итак, когда? — невозмутимо спросила графиня.
Кушнир не нервничал. Самое страшное в его жизни уже случилось. Если сотрудники КГБ еще не выехали по адресу, то соседи уже наверняка сообщали о происшествии, куда следует.
— Мирослава, вы должны мне гарантировать, что я не буду привлечен к ответственности за изготовление сверхоружия для армии иностранного государства.
— Моего честного слова хватит или написать расписку? — Мира села рядом с ошарашенным ювелиром. — Милый мой, добрый мой, любимый мой дядя Давид. Я знаю, что вы не заслужили такой нервотрепки. Да разве б я наехала на вас, если б у меня был выбор? Если бы на свете жил другой человек с вашими золотыми руками…
— Слишком большая ответственность, — замотал головой Давид.
— Для вас — никакой. Сломаете один камень, я принесу другой.
— Это не камень.
— В каком смысле? — удивилась Мира. — Это не алмаз?
— Нет, алмаз, — объяснил Давид, — но не вполне пригодный для обработки. Он завальцован, с иглами, трещинами. Вот, посмотри… — Кушнир включил настольную лампу и поднес кристалл к лупе, но на этот раз подстраховался железным подносом. — Посмотрите на него Мирочка, что вы видите? — графиня не увидела ничего, кроме обожженного ногтя на левой руке огранщика. — Видите заполненные пустоты? Здесь встроен каскад линз. Высверлить их невозможно. Можно только склеить расколотые куски. Мне надо будет сверлить образец, чтобы понять, чем он заполнен, потому что здесь необычное заполнение. При температуре человеческого тела, под прямым углом света, линза меняет форму.
— Хорошо, сверлите. Только закройте потом отверстие.
— Опять-таки, не уверен, что это возможно сделать, не нарушив функцию прибора. Прежде всего, я должен понимать задачу, которую берусь решать.
— Разве вы до сих пор не поняли? — удивилась графиня.
— Пушка должна стрелять, — догадался мастер. — Я не спрашиваю в кого, но я должен понимать, как она выстрелит. Мне придется извлечь второй кристалл, чтобы сравнить их. Они только с виду могут быть идентичными. Мне нужно знать предел допустимой погрешности раньше, чем я возьмусь резать камень. В конце концов, я хочу знать все о предмете, который у вас в руках. Мирочка, детка, мне кажется, я имею на это право.
— Но я не имею права говорить, — призналась Мира. — Мы сделаем так, Давид Яковлевич: я вам об этом предмете не скажу ни слова. Просто забуду его здесь, а вы уж думайте о нем, что хотите. Артур, мы уходим! — крикнула она в коридор, и обернулась. Задумчивый Давид сидел за столом в прежней позе, в его пальцах играл кристалл, его жидкая шевелюра клубилась над лысиной. Мира увидела такого же несчастного человека, как она сама, обреченного жить согласно судьбе, неизвестно кем написанной ему от роду. — Артур! — графиня нашла в гостиной двух молодых людей с пунцовыми ушами. Машенька и Артур выглядели один глупее другого. Они глупо смотрели на Миру, трогательно улыбались друг дружке, и, должно быть, предвкушали облегчение от предстоящей разлуки. Артур пробкой вылетел на свежий воздух и затянулся сигаретой.
— Поиздевалась над собакой? Довольна? — проворчал он. — Поехали к Валерьянычу. Я жрать хочу, спать хочу…
— Не поедем. Сгорела дача Валерьяныча.
— А Валерьяныч? — испугался Артур.
— Живой.
— Вот и хорошо. Поедем к нему, обмозгуем, как использовать твой «День Земля» для строительства новой дачи.
— Какой «День Земли»? — удивилась Мира.
Артур совершил последнюю длительную затяжку перед дверью метро.
— Как какой? Ты же сказала, двадцатого…
— А сегодня?..
— Сегодня девятнадцатое.
— Девятнадцатое?
Артур указал на табло, сияющее над проспектом, которое показывало не только число, но и температуру воздуха.
— Девятнадцатое? Как такое может быть? И ты… Ты знал и не сказал мне ни слова?
— Сами велели заткнуться, — напомнил Артур. — Я и заткнулся.
— Ты, сукин сын, знал и мне не сказал?
— Сто раз говорил, — оправдывался Артур, размазывая ботинком окурок. — Еще дежурный в тюрьме говорил… так вы ж не изволили услышать. Проще поправить календарь, чем вас убедить. Что мы можем, жалкие голодранцы? Сказано двадцатое, значит двадцатое. Я просто смотрю на ваше сиятельство и тащусь…
Глава 4
Розалия Львовна сильно переживала трагедию и во всем обвиняла мужа. Она была уверена, что Натан изобрел магнит, который сбивает с толку навигационное оборудование, и жертвы авиакатастрофы лягут грехом на ее подрастающих дочерей. Здоровье Розалии Львовны было главной ценностью семейства Боровских, поэтому Натан до поры до времени держал себя в руках. Он принял делегацию журналистов и подписал протоколы с места происшествия. Свое беспокойное поведение накануне катастрофы он объяснил дурным предчувствием, в подробных деталях вспомнил тот злополучный день и перечислил материальный урон, причиненный хозяйству. Розалия Львовна была любезна с посетителями, но когда их количество превысило разумный предел, у женщины подскочило давление. Телефон звонил, не умолкая, ни днем, ни ночью. В квартиру Боровских лезли все, кто шел мимо, и соседи, и старые знакомые, и посторонние люди, проявляющие интерес к исследованиям профессора. Нашлись даже родственники в Тель-Авиве, которые изъявили желание погостить у Боровских и своими ушами послушать о чудесах. Когда в квартире появился страховой агент с адвокатом, Софья Натановна вызвала матери неотложку, и Розалии Львовне сделали укол. Чашу терпения переполнил поздний звонок, который Натан не игнорировал во имя спокойствия супруги. Напротив, он уединился с телефоном на кухне.
— Мира! — воскликнул профессор. — Нам надо немедленно встретиться. Ты должна все объяснить!
— Позже, Натан Валерьянович. Сначала вы мне кое-что объясните. Вы мне скажете, что такое жидкие кристаллы. Расскажете все, что знаете о них.
— Ну, дорогая моя… — растерялся Натан.
— Не тяните время, Натан Валерьянович! — пригрозила графиня. — Оно не резиновое.
Боровский присел на кухонный табурет. Воображение рисовало профессору страшные картины похищения графини и террориста-Зубова, готового сохранить ей жизнь в обмен на сведения о жидких кристаллах. Профессор чувствовал себя беспомощным учителем, застигнутым врасплох провокационным вопросом ученика.
— Вы ничего не слышали о жидких кристаллах, Натан Валерьяныч? — удивилась Мира.
— Нам известно три агрегатных состояния вещества… — начал издалека профессор.
— Жидкое, твердое, парообразное?
— Жидкое, кристаллическое и газообразное. Но есть промежуточное состояние, когда вещество обладает свойством жидкости, сохраняя при этом кристаллическую решетку. Мира, чем ты занимаешься?
— Оно может образовать каплю в форме линзы с очень высокой светопроводимостью? Гораздо выше, чем в твердом состоянии того же самого вещества? Может или нет? Думайте, Натан Валерьяныч.
— Не думаю, Мира. Я просто не понимаю, о чем ты говоришь!
— Хорошо, я спрошу прямо. Алмаз, как очень твердое вещество, может иметь очень жидкокристаллическую форму?
— Алмаз? — не понял профессор.
— Теоретически, Натан Валерьяныч. Ну, думайте! Да или нет?
— Однако вопрос ты задаешь. Не думаю, что в условиях Земли возможно получить…
— Разве я спросила про условия? Послушайте, вы, как физик, хоть раз в жизни можете прямо и честно ответить на конкретный вопрос? Вы напоминаете мне Привратника!