Сказки о сотворении мира

Ванка Ирина

— Узнаете? — спросил Карась даму.

Дама подняла на Оскара мокрые ресницы и покачала головой.

— Нет, — ответила она.

— Не торопитесь. Посмотрите внимательно. Когда-нибудь этот человек бывал у вас в доме? Может быть, вы встречались с ним где-то еще? Возможно, Давид Самуилович поручал вам передать ему…

— Нет, — упорствовала молодая особа. — Я не знаю…

— Уведите!

— А я знаю! — воскликнул Оскар. — Я понял, что надо делать и где искать!

— Пусть ждет в коридоре, — приказал капитан и арестованного вывели прочь.

— Вы

уверены, что кроме камня ничего не пропало?

— Ничего, — подтвердила девушка. — Он не взял даже деньги и золото. Вся коллекция камней на месте.

— В квартире часто бывают посетители?

— Что вы? Совсем нечасто. В последний год Давид Самуилович старался не приглашать…

— В последний год он работал дома?

— Он часто работал дома.

— Над специальными заказами?

— Не знаю. Мне не разрешалось прибираться в мастерской. Дядя Давид всегда сам…

— Почему он показал вам кристалл? Он всегда показывает вам камни, приобретенные для коллекции?

Девушка расплакалась, закрыла лицо руками.

— Ну, ну… Маша! Не стоит… — Карась налил в стакан воды из графина.

— Давид Самуилович был так счастлив, что купил его, — всхлипнула Маша. — Вы не знаете, что такое для коллекционера редкий камень. Он уникальный. На территории России нет ничего похожего.

— Что рассказывал о камне Давид Самуилович?

— Что его ученик работал в экспертной лаборатории и позвонил ему сразу. Он мог позвонить кому угодно. Давид Самуилович не единственный коллекционер в Москве. Красные алмазы — большая редкость, а люди, которые принесли его на оценку, решили, что это рубин. Они нашли камень и решили продать.

— Этот человек бывал у вас в доме? — Карась показал девушке фотографию профессора Боровского в траурной рамке.

— Нет, не бывал.

— Вы видели его прежде?

— Нет, — ответила девушка и заплакала.

— Ведите Шутова! — приказал капитан, и задержанного снова завели в кабинет. — Мы вызовем вас для опознания, — предупредил капитан заплаканную Машу. — До тех пор прошу не уезжать из Москвы…

— Никакого опознания не будет! — заявил Оскар, и присутствующие с интересом поглядели на арестанта. — Вы не найдете убийцу! И в тюрьму его не посадите.

— Почему же не посадим? Посадим, — пообещал капитан.

— Потому что я понял, кто он такой. А вам не скажу.

— Почему же не скажете?

— Потому что я передумал.

Седьмой день заключения прошел без допроса. Капитан Карась переключился на более разговорчивых свидетелей. На восьмой день задержанный Оскар Шутов исчез из запертой одиночной клетки, снабженной камерой круглосуточного видео наблюдения.

Капитан побагровел от ярости, слушая невнятный рапорт дежурного.

— Запись!!! — воскликнул он.

— Запись велась.

— Где?

— Уже передали…

— Я приказал, не прикасаться к пленке до моего распоряжения! В какой отдел вы ее передали?

— В ваш! — ответил дежурный. — Кассеты лежат у вас на столе.

— Кто видел?

— Никто. Сегодня утром изъяли и сразу же отнесли.

Капитан поднялся по лестнице, ворвался в кабинет, увидел две кассеты, сложенные стопкой на рабочем столе, и холодный пот выступил у него на лбу.

— Федор! Меня нет! — закричал он в телефонную трубку. — Нет, и сегодня не будет!

Первая запись, сделанная во внутреннем дворе в день побега, оказалась особенно «содержательной». Камера была направлена в стену, вернее сказать, на окно, за которым томился необыкновенный арестант, но в день побега рабочий, производящий наружный ремонт, пихнул ее лестницей и не вернул в исходное положение. Этого капитан Карась ожидал и боялся. Рабочий показался Карасю подозрительным. Он взял себе на заметку проверить личность, и вторую кассету вставил в магнитофон без особой надежды. Освещение в камере было тусклым, пространство сильно выпяченным, поведение арестованного — тривиальным. Сначала Оскар Шутов лежал на нарах, потом поднялся, словно испугался резкого звука. Дверь открылась сама. Полоска света из коридора легла перед ним, и узник просто ушел на свободу. Он не прошел как привидение сквозь стену, его не вытянуло сквозняком в вентиляцию, он даже не превратился в мышь, чтобы ускользнуть в нору. Необыкновенный арестант удалился через обыкновенную открытую дверь.

Капитан сверил время, дату и еще раз отмотал пленку. Определенно, Шутов удивился и не сразу перешагнул порог. Едва различимые тени из коридора отрисовались на светлом пятне. Капитан остановил кадр и вгляделся. По его прикидкам, как минимум двое заговорщиков пришли вызволять арестанта, но изображений своих для следствия не оставили.

Запись была отвратительна, картинка искажена, контур фуражки едва читался в размытом теневом силуэте. Капитан Карась еще раз просмотрел пленку в замедленном темпе.

— Никто не заходил в мое дежурство, Валерий Петрович, — доложил сотрудник, охранявший подъезд в тот злополучный час. — И не выходил никто. Я никуда не отлучался…

— А этот? — Карась предъявил фотографию Боровского и дежурный задумался.

— Точно, этот… Да, да! Именно в десятом часу!

— Он был один?

— Один.

— Что хотел?

— Хотел… — дежурный напрягся, стал отчаянно тереть лоб.

— Он спросил, в какой камере находится Шутов? — помог капитан.

— Точно! — осенило дежурного. — Боже мой…

— И попросил ключ?

— Нет, он попросил…

— Что?

— Я не дал ключ. Я сказал, что не положено. Тогда он попросил меня открыть дверь. Боже мой, Валерий Петрович! — на лбу молодого человека выступил пот.

— И ты открыл.

— Сам не знаю, что на меня нашло.

— Открыл?

— Так точно. Виноват.

— Черт!!! — воскликнул Карась.

— Прикажете писать рапорт?

— Отставить! Никаких рапортов до моего особого распоряжения.

— Каждый искатель истины, заявившись на свет, считает, что именно он дежурит у небесной оси, вокруг которой вращается мир.