Сказки о воображаемых чудесах
Шрифт:
Он открыл комод, порылся среди одежды мертвеца, пока не нащупал носок со сбережениями. Там было всего сорок три доллара.
Единственным выходом было попросить Отраду о помощи. Железнодорожник шагал по комнате. Прошло уже много времени, и он начал беспокоиться, что кошка все не возвращается. Но вот она неслышно проскользнула в комнату, легла на столе — вот так вот, запросто! — в клин солнечного света, что тянулся от окна. Железнодорожник встал на колени, лицо его было вровень со столом. Кошка сказала «Мммрф?» и подняла голову. Железнодорожник уставился в ее глаза.
— Отрада, — сказал
Кошка смотрела на него.
Он ждал какого-нибудь знака. Ничего не происходило.
А затем, словно плотину прорвало, в него хлынул поток уверенности. Он знал, что ему нужно сделать.
На следующее утро он пошел в «Сладкое местечко», насвистывая. Весь день он представлял себе, как и когда он попросит миссис Грейвс ее руки. Может, в субботу вечером, на качелях? Или каким-нибудь утром, во время завтрака? Он мог бы оставить кольцо рядом с тарелкой, и она бы нашла его — и записку, — когда будет убирать со стола. Или он мог бы прийти к ее комнате посреди ночи, и в темноте наброситься на нее, а потом, когда она начнет всхлипывать, положить ей на грудь бриллиант совершенной формы.
В конце смены он взял бифштекс из холодильника закусочной — он хотел принести его в дар Отраде. Но, когда он пришел в комнату, кошки там не было. Он оставил мясо на кухне внизу завернутым в толстый пергамент, а потом вернулся наверх и переоделся в мешковатый костюм Бейли Боя. На углу он сел в автобус до центра и зашел в первый попавшийся ювелирный. Попросил продавщицу показать ему несколько бриллиантовых обручальных колец. Затем зазвонил телефон, и, когда женщина пошла отвечать, он сунул одно кольцо в карман и вышел из магазина. Ни один служащий, находясь в здравом уме, не позволил бы себе такую неосторожность, но все прошло именно так, как он и представлял себе, без сучка и без задоринки.
Той ночью ему приснился сон. Он был наедине с миссис Грейвс, и они занимались любовью. Но, пока он двигался на ней, он чувствовал, как кожа на ее полной груди сдувается и сморщивается под его рукой. Он обнаружил, что занимается любовью с мертвой бабушкой, и ее лицо ухмылялось той же бессмысленной улыбкой, как и тогда, когда Хирам с Бобби Ли тащили ее в лес.
Железнодорожник проснулся в ужасе. На его груди сидела Отрада; мордочка ее была в паре сантиметров от его лица, и она мурлыкала громко, как дизельный мотор. Он схватил кошку обеими руками и швырнул ее через комнату. Она с глухим стуком ударилась о стену, затем упала на пол и проскребла когтями по полу. Она поспешила к окну, шмыгнула в дверцу и оказалась на крыше крыльца.
Еще минут десять его сердце бешено колотилось, и потом он долго не мог заснуть.
За вами вечно кто-то охотится. Тем днем в закусочной, когда Железнодорожник решил сделать передышку и сидел на стуле перед вентилятором у окна, потягивая воду со льдом, Котрон вышел из своего кабинета и положил руку ему на плечо — на то, что время от времени еще побаливало.
— Ну и жара тут, а, приятель?
— Да, сэр. — Железнодорожник был на десять или двенадцать лет старше Котрона.
— И куда только катится мир, — промолвила Мейси в пустоту.
— А я это уже читал, — сказал Котрон. И прибавил через мгновение: — Какой-то белый, так?
— Ага, — вздохнула Мейси. — Должно быть, какой-нибудь голодранец из лесов. Один из тех бедняков, которым не посчастливилось получить христианское воспитание.
— Его поймают. Таких людей всегда ловят. — Котрон оперся на косяк своего кабинета и сложил руки над животом. — Мейси, — сказал он, — а я тебе говорил, что Ллойд — наш лучший из поваров в буфете с 1947 года? Лучший из белых поваров в буфете.
— Да, я слышала, как вы говорили это.
— То есть интересно ведь, чем он занимался, пока не приехал сюда. Может, работал поваром в разных буфетах Атланты? Тогда, наверно, мы бы о нем слышали, да? Если подумать, Ллойд никогда мне особо не рассказывал, где он был, пока не появился у нас в тот день. А тебе рассказывал, Мейси?
— Не припомню такого.
— Не припомнишь, потому что он и не говорил. Что скажешь, Ллойд? В чем дело?
— Времени болтать нет, мистер Котрон.
— Времени болтать нет, Ллойд? Ты что, дуешься на нас? Мы мало тебе платим?
— Я этого не говорил.
— Потому что, если тебе тут не нравится, мне будет очень жаль расстаться с лучшим белым поваром в буфете, какие были у меня с 1947 года.
Железнодорожник поставил пустой стакан и нацепил бумажный колпак.
— Мне нельзя терять эту работу. И простите уж, что говорю так, мистер Котрон, если бы меня заставили уйти, вы бы об этом пожалели со временем.
— Ты что, не слушал меня, Ллойд? Я же сказал только что то же самое.
— Да, сказали. Но, может, лучше нам перестать докучать Мейси своей болтовней и вернуться к работе?
— Люблю людей, которым нравится их работа. — Котрон снова хлопнул Железнодорожника по плечу. — Нужно уж совсем зла себе желать, чтобы выгнать хорошего работника вроде тебя. По мне ведь не скажешь, что я желаю себе зла?
— Нет, не скажешь, мистер Котрон.
— Я постоянно вижу, как Отрада ходит копаться в отбросах у «Сладкого местечка», — сказала ему миссис Грейвс, когда они вместе сидели на качелях тем вечером. — Если будете так часто выпускать кошку, она может попасть в неприятности. Это очень оживленная улица.
Фостер ушел на футбол, а Луиза Паркер отправилась навестить сестру в Чатануге, поэтому они остались одни. Именно такой возможности и ждал Железнодорожник.
— Не хочу держать ее как пленницу, — сказал он. Они медленно раскачивались на качелях, и цепи поскрипывали. Он чувствовал исходящий от нее аромат сирени. Свет, лившийся из окна гостиной, падал на изгиб ее бедра.
— Вам пришлось много времени провести в одиночестве, не так ли? — спросила она. — Это так загадочно.
Он держал руку в кармане, сжав пальцы вокруг кольца. Он медлил в нерешительности. Им кивнула пара, что прогуливалась по тротуару. Он не мог сделать этого здесь, у всех на виду.