Сказки Перекрёстка
Шрифт:
— Асюша…
Так меня мог назвать только брат. Оттолкнув чужую грудь, я убедилась в этом — меня обнимал Алешка. В шлюпке работали веслами Стас и Витька.
Подобрав нас с царевичем, шлюпка возвращалась к «Мистификатору».
— Пусти, там еще люди! — попыталась вырваться я.
Но он еще сильнее прижал меня к себе и сказал, как будто уговаривал глупого ребенка:
— Тихо, малыш, тихо. Сейчас уже никого не найти.
— Смотри, там кто-то вынырнул! — крикнул Стас.
Витька в один гребок развернул шлюпку, и подплыв, парни подняли Капитана-Командора.
Боясь,
— Ты через шлюз? — спросил Витька.
Капитан-Командор, мне показалось, кивнул, и стал осматривать лежавшего на дне царевича. Потом поднял голову и невыносимо пронизывающим взглядом посмотрел на меня.
— Он жив! — поспешно пролепетала я.
— Без всякого сомнения, — подтвердил он. — Не смотря на то, что его убили.
Я совсем растерялась, не зная, как расценивать такое наблюдение, а в это время Капитан-Командор остановил Стаса, вновь взявшегося за весло:
— Ждем Игоря. Он травмирован.
— А на какой вы были глубине? — спросил Витька.
— Кессонка обеспечена, — Капитан-Командор, как всегда, отвечал на тот вопрос, который был задан молча. — Но выбора нет — «Каравелла» сама всплывет нескоро.
Я макушкой почувствовала удивленное внимание Алешки, но начала крупно дрожать от холода и не подумала об этом. Витька снял куртку и накинул ее мне на плечи, Стас накрыл своей курткой царевича.
Наконец, недалеко от лодки вынырнула голова в маске с трубкой, и парни вытащили из моря одетого в акваланг Игоря, потерявшего сознание.
— Все подобраны, живы, двое в тяжелом состоянии, — сказал Капитан-Командор в переговорник на запястье. — Мы — на «Мистификатор» и во Владивосток.
— Кто в тяжелом? — крикнули из переговорника.
Капитан-Командор помедлил с ответом, скрывая необычную для него гримасу сдерживаемого бешенства, но все же сообщил:
— Игорь и царевич.
IX
Сидя на подоконнике в приемной заведующего отделением, я рассматривала умытый утренним дождем город. В таких больших городах мне редко доводилось бывать, и я чувствовала себя так, словно попала в наколдованный мирок. Тот факт, что я точно нахожусь в собственном времени и пространстве, поскольку в двух кварталах отсюда — дом Тима, а отец Тима только что лично поручил меня заботам кого-то из врачей, воспринимался с трудом.
От услуг врача я вежливо, но наотрез отказалась, сказав, что абсолютно здорова. Это была правда, мое тело не подавало ни одного тревожного сигнала, но мне было плохо. Еще на шхуне я хотела помочь Игорю — залечить внутреннюю травму или вывести из крови пузырьки азота — но сразу ничего не смогла сделать. То состояние, в котором такие вещи удавались мне легко, не наступало. Омерзение от всего произошедшего на чужой подводной лодке, как и запах ржавчины, продолжало преследовать.
Сделать для Игоря хоть что-то я все же смогла, но усилие, которым при этом отогнала от себя впечатления последнего часа, выжало меня полностью. Однако тут врач не поможет.
Следя за пробивавшимися из-за облаков солнечными лучами, я поймала мысль, которая, проносясь над сверкающей листвой, доставила мне секундное облегчение: «Клянусь, больше никогда!» Что именно «больше никогда», я сама толком не знала, но надежда, что в какой-нибудь следующий раз я поступлю иначе, и в результате жертв будет меньше, заметно разбавила давящий груз вины.
Мимо меня в кабинет Даниила Егоровича хозяйской походкой прошла высокая красивая женщина с короткими светлыми волосами. Она была дежурным врачом, именно ей на попечение передали царевича. На секунду задержавшись, чтобы открыть дверь, она неодобрительно глянула на меня. Наверное, я как-то не так сидела. А, ну да, еще и выглядела: на мне по-прежнему было чудом не порвавшееся короткое платье с поблекшими стразами и слипшимися перьями, вдобавок пахла я как рыба.
Уйти бы куда-нибудь, но куда? Все парни разом исчезли, в реанимацию без халата не пускали, этот город я совсем не знала. Вот и томилась на окне, жуя переживания и мечтая о ванне с пеной.
Переживания все еще подавляли мечты. В чем-то я хотела поклясться… Не брать в руки оружие? Я и не брала. Нож всего лишь отбила. Как же отвратительно он вонзился в ногу капитана, перерубив половину костей стопы!.. А как отвратительно хрустнули, ломаясь, кости носа того моряка, а черепа тех пиратов… Неужели все это делала я? Да я чудовище, однако, ничем не лучше младшей царевны. Был ли выбор? Может, был? Если бы я не впала в ярость при виде истерзанного мальчишечьего тела, от которого, к тому же, собирались отрезать голову…
Надо научиться контролировать свои чувства.
Что капитан говорил про бога-покровителя? Вроде, они выполняли его приказ, как островитяне выполняют «просьбы» Королевы. Но бог-покровитель жесток, и за предательство карает без пощады. Что за бог такой? Разве он сам не мог уронить, допустим, кирпич на голову царевича и мою, если мы ему вдруг помешали? Или, может быть, он с Королевой нами, словно в шахматы, играет?
Что за трансмутация, после которой «почти бог», обычный молодой человек, казалось бы, станет богом?
На этом этапе тяжелых рассуждений в голове образовалась пустота, а следующая возникшая в ней мысль была уже совершенно приземленной: я лишилась своей камеи. Вот ведь еще досада! Камею вырезал для меня из огромной раковины один рыбак, и хотя в той истории не было ничего романтического, она мне просто нравилась. Рыбак сказал, что перламутровый профиль — мой, но у него все профили получались одинаково — моя тамошняя подруга Розетта получила точно такой же.
От сквозняка приоткрылась незапертая женщиной-врачом дверь, и до меня стали доноситься обрывки разговора, напоминавшего обсуждение модного реалити-шоу:
— Знаем мы таких скромных, — говорил женский голос, — в тихом омуте черти водятся. Вот увидишь, эта будет крутить всеми парнями так, что шуба завернется. Ты заметил, как тот светленький на нее смотрел?
— Это ее брат… — устало отозвался голос Даниила Егоровича. Было заметно, что он слушает женщину только из вежливости.
— Еще не легче! Куда катится мир?
С минуту было тихо, потом женщина заговорила снова:
— А эффектно они появились… Такие серьезные, сильные, решительные…